ГенАцид - Бенигсен Всеволод Маркович. Страница 44

Бузунько понизили в должности и перевели в райцентр. Начали было служебное расследование, но особо не усердствовали, так как прямой вины его не было. Черепицын остался на своем месте и как мог помогал приехавшей из центра следственной группе. Впрочем, группа эта ничего толком собрать не смогла – все участники кровавого похода перекладывали вину на ближнего своего, кто первым ударил или поджег, вспомнить не могли, так как «были пьяны». Бабы выгораживали мужей, мужья жен, а друзья друг друга. Так и зависли два убийства как совершенные «неизвестной группой лиц». Единственный, чью вину удалось доказать, был Гришка, который особо и не отпирался, а сразу сознался в том, что убил собаку. Но и тут «жестокое обращение с животными» быстро превратилось в «допустимую самооборону», и дело закрыли. Пухлую папку со свидетельскими показаниями отправили в Москву, но по дороге она где-то затерялась, чего, впрочем, никто и не заметил, так как никаких обвинений и не было выдвинуто. Митрохина почему-то повысили и перевели работать в столицу. Почему, не знает никто. Даже сам поседевший от страха перед возможным наказанием Митрохин.

Додар хотели было отправить в детдом, чтобы детдомовское начальство начало розыск родственников, но Катька, когда пришла в себя, подала документы на удочерение. Так они и сошлись под одной крышей – мать без ребенка и ребенок без родителей.

Митька так и не позвонил из Мурманска. А про письмо (его распечатал Валера) узнал, когда было уже поздно.

Новый год, кстати, в тот раз (единственный в истории деревни) не отмечали. Елки большеущерцы ставили по старой традиции не раньше 31-го декабря, но 31-го было страшное похмелье, допросы и всеобщая подавленность – какой уж тут праздник.

Отмечали только Поребриков с семьей да Зимин, решивший не обделять дочку новогодней радостью. Привел к себе Додар, и она встречала тот Новый год вместе с Лерочкой, словно они были сестрами.

Мансура, Антона и Серикова похоронили за оврагом, всех троих рядом. Странное посмертное соединение людей, которые при жизни не были особо близки. Туда же, за овраг, отвезли и остатки библиотеки – ее похоронили четвертой в этой компании.

Бульду Климов зарыл у себя во дворе. Что ставится на могилах животных, он не знал и потому просто сколотил фанерную табличку, на которой написал черной краской «Бульда». Без дат. Просто – «Бульда».

А книжки с пепелища, которые либо чудом остались целы, либо не до конца сгорели, большеущерцы растащили по домам. Зачем – одному богу известно. На память, наверное.

ПРИЛОЖЕНИЕ * СЛУЧАЙ С ПОСЕЛКОМ ЗАПОЛЯРНЫЙ

Допускаю, что это самая большая сноска за всю историю мировой литературы. Но что делать – я поставил эту чертову звездочку в середине романа, я теперь за нее и отвечаю.

Газеты не только не посвятили этому случаю, несмотря на всю его забавность, столько места, сколько посвятили вышеописанным событиям в Больших Ущерах, но и вовсе его проигнорировали.

В чем причина, спросите вы. Во-первых, в атмосфере секретности, окутавшей это происшествие. Причину тому смогли понять, только когда прошло много лет и все это уже стало неинтересно и неактуально.

Во-вторых, произошел он на много лет раньше событий в Больших Ущерах, то есть во времена, когда только-только распался Советский Союз и крупномасштабные и, я бы даже сказал, эпохальные события случались чуть ли не по два раза на дню и только действительно глобальные новости имели шанс попасть на первые полосы газет. Вполне естественно, что в итоге народ абсолютно разучился удивляться чему-либо. Согласитесь, что во время Апокалипсиса вряд ли кто-то заинтересуется очередным витком палестино-израильского конфликта или даже глобальным потеплением. А газета перед концом света с шапкой типа «Ученые нашли средство против СПИДа» будет смотреться и того нелепее. Я уже молчу про наводнения, пожары и прочую ерунду.

И потому нет ничего удивительного, что такая мелочь, как история, которую я вам поведаю ниже, прошла мимо тогдашнего читателя, развращенного всяческими сенсациями.

Тем не менее даже в те далекие времена были люди, которые обратили внимание на крохотную заметку в одной из центральных газет. В ней говорилось о далеком северном поселке, волей судеб оказавшимся... Впрочем, давайте-ка все по порядку.

Как уже говорилось в рассказе про Большие Ущеры, перепись населения лишь в двух случаях дала осечку – в Больших Ущерах и в поселке Заполярный. Что касается первого, то я уже достаточно рассказал о метафизических причинах подобной осечки. В последнем же сбой произошел по причине гораздо более прозаической (хотя и не менее курьезной), а именно фактической недосягаемости острова. Не удаленности, не труднодоступности, а именно недосягаемости, полной и, как позже выяснилось, окончательной.

Дело заключалось в том, что участок суши, на котором находился поселок Заполярный, неожиданно откололся и в виде дрейфующего острова диаметром в несколько километров понесся в открытое море. Не хочу утомлять читателя деталями и научными терминами, а посему опускаю скучные подробности. Стоит, однако, заметить, что жители Заполярного сей геофизический казус заметили не сразу. Нет, конечно, они ощутили некий толчок, но был он не особо сильным, к тому же произошел ночью и в единственном числе. Наутро все, конечно, подивились столь странному событию (землетрясениями природа в их краях не славилась), но, в конце концов, мало ли в природе случается неизвестного. Остров понесло так плавно, что движение практически не ощущалось. К тому же, поселок оторвало вместе с находившимися на его территории торговым центром, школой, автономной электростанцией и остроенным к визиту президента кинотеатром (репертуар коего обновлялся без преувеличения раз в полярную ночь). Таким образом, жители Заполярного, уже будучи в дрейфующем состоянии, еще несколько дней ходили в школу, за покупками и в кино. Первым, кто заподозрил неладное, был глава поселковой администрации и по совместительству директор торгового центра Павел Чухнин, который, так и не дождавшись обещанной партии электрообогревательных приборов, решил позвонить на материк, дабы, простите за каламбур, обматерить за эту задержку руководство Архангельской области (частью которой и является архипелаг Новая Земля). Однако телефонной связи не было. Это, впрочем, не показалось Чухнину странным, так как на нее из-за постоянных обрывов проводов давно никто не рассчитывал, пользуясь, как правило, кустарными приборами спутниковой связи. Чухнин не был исключением, поэтому, плюнув и чертыхнувшись, принялся сквозь шипение и помехи прорываться в приемную губернатора через космическое пространство.

Первое, что его удивило, была бурная реакция на другом конце провода, когда он наконец прозвонился в центр. Секретарша губернатора, узнав, кто звонит, сначала зашлась в полубезумном смехе, потом, всхлипывая и заикаясь от волнения, начала охать и причитать, как деревенская баба:

– Заполярный! Ох-ох-ох! Да как же так! Заполярный! Миленькие вы мои! Родные вы наши! Живые! Да что же это творится!

Затем в трубке раздался щелчок коммутатора, и прорезался не менее взволнованный голос губернатора области:

– Заполярный! Это вы? Как вы? Что вы? Потрясенный столь трогательным приемом, Чухнин напрочь забыл все заготовленные проклятия и угрозы, и только выдавил:

– Ну да. Чухнин звонит.

– Чухнин, родной! – как заведенный повторял губернатор. – Мы ж вторые сутки не спим! Прозвониться до вас не имеем никакой возможности. Линии проводов оборваны! А мобильная, черт бы ее побрал, барахлит! Как вы связались с нами?

То, что руководство вторые сутки не спит, переживая, что не может дозвониться до поселка, потрясло Чухнина до глубины души. «Надо же, – подумал он, – как мы все-таки плохо думаем о людях».

Вслух же растерянно промямлил:

– А у нас на крайний случай всегда самодельный приемник имеется. У нас же тут через одного технари. Вот. А что, собственно, случилось?