«Я много проскакал, но не оседлан». Тридцать часов с Евгением Примаковым - Завада Марина Романовна. Страница 37

Моя первая поездка на Восток состоялась в 1957 году. Мы совершали круиз по Средиземному морю. Останавливались в Александрии, Бейруте, Стамбуле. Впечатления были яркие, но они давно перекрыты толстенным слоем более глубоких чувств и наблюдений, накопленных за все последующие годы. Что такое экскурсионные восторги при виде достопримечательностей? Смотришь, восхищаешься: ах, Голубая мечеть, София в Стамбуле, ах, Сфинкс, пирамида Хеопса в Египте… Но ты еще не знаешь страны, людей. У тебя нет среди них друзей. Потом только, когда обрастешь ими, начинаешь глубже понимать Восток.

Люди, на которых опираешься в корпункте, становятся тебе близкими. Ты к ним привязываешься. У нас был повар, которого, когда в доме стали пропадать вещи, в частности пишущая машинка, потащили в полицию. Я поехал его вызволять. Полицейский ко мне обращается: «Не беспокойтесь, сэр, сейчас заговорит как миленький». Смотрю, пожилой человек безропотно снимает туфли, ложится на спину и поднимает ноги. Соображаю, что его собираются бить по пяткам. Кричу: «Что вы делаете? Немедленно прекратите». Офицер отвечает: «Вы же сами нам дали сигнал». — «Считайте, что никаких сигналов не было». Отвез бедолагу домой. Не сомневался, что он не способен украсть. Позже поймали настоящих воров. Они забирались в окно.

В Каире замечательный климат. Не знойный, сухой. Дождь выпадает раз в год. Но зато, когда это случается, на дорогах бьются сотни автомобилей. На асфальте выступают впитавшиеся масла, мазут, и он превращается в каток. Я тоже не избежал аварии. На своем «Опель Капитане» провожал в аэропорт секретаря ЦК комсомола Рахмана Везирова. На выезде из города — мокрая полоса (потом выяснилось, что небольшой заводик мыл свои станки и поблизости выплескивал мазутную жижу). Меня закрутило. Изо всех сил держал руль, но все-таки стукнулся в дом, сломал нос и два ребра. Однако на пятый день (нос еще был затампонирован) снова стал водить машину.

Я много ездил по региону. Подолгу останавливался в Бейруте. Отлично знаю этот город. Жил в его западной части — в маленькой квартире многоэтажного дома на Мазре. Восточный Бейрут — христианский, а западный — смешанный. Что я хорошо запомнил, так это как отмечал свое сорокалетие. Ухлопал двухмесячную зарплату, пригласив гостей в самый дорогой ресторан города — «Лукулус». Не знаю, сохранился ли он до сих пор? Зал был под водой, и иллюминаторы смотрели прямо в море. Очень красиво. Еще в памяти сохранилось, как сел за руль автомобиля и повез жену и сына по трем странам — Ливану, Сирии и Иордании. В Бейруте я в основном жил один, потому что Саша в Москве заканчивал десятый класс.

— Ваш внук Евгений Сандро пошел по вашим стопам, заинтересовался Востоком. И хотя вы однажды написали, что «с годами собственной жизнью начинают жить дети, а потом внуки, и твоя роль в их судьбе все заметнее снижается», видимо, ваш пример повлиял на этот профессиональный выбор?

— Вообще-то внук — Евгений Примаков. Сандро — псевдоним. В честь отца, моего сына Саши. Вот он, точно, в какой-то степени хотел повторить мой путь. Учился в аспирантуре, занимался Востоком в Институте США и Канады. А Женя, думаю, сам по себе избрал эту стезю. Внук прекрасно рисует, способен был стать приличным художником, но бросил. У него хорошее «перо» — мог бы писать не только публицистику. Телевидение — это его выбор. Я с опозданием узнал, что Женю взяли на НТВ. Он делал репортажи из «горячих точек»: Афганистана, Ирака, Пакистана, зоны племен, Палестины… Теперь собкор «Первого канала» на Ближнем Востоке.

— Человеку, лучше других знающему явные и скрытые опасности региона, наверное, чудовищно трудно мириться с тем, что внук то и дело оказывается в пекле.

И не побежать туда, чтобы схватить, прикрыть, защитить… У вас по-мужски сдержанные отношения? Позволяете прорваться наружу тревоге и нежности?

— Мы с Женей часто созваниваемся. Когда в 2006 году начались военные действия между Израилем и «Хизбаллой», он был в отпуске в Москве. Пробыл четыре дня и улетел в Ливан. Я больше всего боялся, что они с оператором из Дамаска в Бейрут на такси ночью поедут. Могли под бомбы угодить. Слава богу, успели засветло добраться. Некоторые мои друзья удивлялись: «Как ты выдерживаешь, что внук в таком опасном регионе?» С трудом. Но парень взрослый. И это его профессия. Если по телефону спрашиваю: «Как ты себя чувствуешь? Как дела?» — Женя отвечает: «Нормально». Но, заканчивая разговор, я могу сказать: «Я тебя очень люблю». Он мне отвечает: «Я тебя тоже очень люблю». И я знаю, что это правда.

— Какие советы бывалого корреспондента в «горячих точках» вы даете внуку?

— Как-то увидел сюжет: внук ведет репортаж, а рядом стреляют из автоматов. Позвонил ему: «Слушай, так нельзя. Попадет шальная пуля, и ты ни за что ни про что пострадаешь». Он говорит: «Дед, ты ничего не понимаешь. Я же телевизионный журналист и не могу, когда стреляют, вести репортаж из укрытия». Верно, я никогда не был телевизионным корреспондентом.

Промолчал. Не мог же позволить, чтобы вырвалось: «Не забывай, это не твоя война». Тем более что сам когда-то тоже лез…

— Да уж, в курсе, что на Ближнем Востоке вам доводилось подвергаться опасности. Вы были единственным советским представителем, который в конце шестидесятых чссто встречался с руководителем курдов Мустафой Барзани, противником Саддама Хусейна. Передвигались под охраной, жили в промерзлой землянке. Во время ливанской войны не раз пересекали линию фронта в Бейруте. В день, позже названный «кровавой субботой», попали под обстрел… Журналист, востоковед Игорь Беляев убеждал нас, что «взвешенность Примакова не мешает ему быть отважным, как барс». Запомнилось это смешное сравнение. Вы, в самом деле, совсем не трусливы? Или профессиональное любопытство, азарт, честолюбие сильнее страха? — Не могу сказать, что я такой уж храбрец. Каждый человек испытывает чувство страха. Плохо, когда оно превалирует над всем остальным, мешает работе. Вряд ли кто-то из корреспондентов, находящихся в «горячих точках», ничего не боится или думает, что проявляет героизм. Они стараются хорошо выполнить профессиональные обязанности. И я в свое время так же старался. Конечно, это не заурядная добросовестность. Чтобы находиться в пекле, нужно иметь адреналин в крови, быть чуточку искателем приключений. Зато какое наслаждение выполнить связанное с риском задание, расслабиться, позвонить домой и услышать, что все живы-здоровы.

Я знал лишь одного человека, полностью лишенного страха. Это Зия Буниятов. Мы вместе учились в Институте востоковедения. Зия, на мой взгляд, отличался патологическим бесстрашием. Во время войны его за столкновение с командиром отправили в штрафбат. Он командовал штрафниками и получил Героя Советского Союза. Зия не выносил несправедливости. Был такой случай. В Баку собрали Героев Советского Союза. Один человек опоздал, и в президиуме для него не нашлось стула. Зия обратился к сидящему рядом секретарю горкома партии: «Уступи свое место». Тот возмутился: «Ты что вообще?» Тогда Буниятов схватил партийного начальника за шиворот и выкинул со сцены.

— Это даже не бесстрашие, а безудержная вспыльчивость.

— Это храбрый поступок. Стояли, не забывайте, советские времена.

— С годами готовность искушать судьбу ради профессиональных «бонусов» слабеет. Во имя чего вы сегодня стали бы рисковать?

— Я и сейчас в случае необходимости выполнил бы поручение, сопряженное со стрессом, беспокойством. Например, когда перед самой войной в Ираке я полетел к Саддаму Хусейну, чтобы передать ему устное послание Путина, никто не мог мне дать полную гарантию безопасности. В деталях же не было известно, что и как. Но превалирующим моментом являлось то, что поручение надо выполнить. Оно важно для страны, для мирового сообщества. Это не громкие слова… Потом, что вы имели в виду, говоря о «профессиональных бонусах»? Уважение цеха, одобрение коллег? Разумеется, для меня такие категории всегда имели значение. Но не ради этого я подчас оказывался в не самых спокойных местах. Наверное, в первую очередь мною двигал долг. Азарт, честолюбие имели прикладное значение.