Бумага Мэтлока - Ладлэм Роберт. Страница 18

Мэтлок быстро понял смысл всех этим перемен.

Зал братства Альфа-Дельта-Фи превратился в великолепную копию большой африканской хижины. Тут было даже ослепительное экваториальное солнце, светившее через отверстие в крыше.

— Здорово! Просто здорово! У вас ушел на это, наверно, не один месяц.

— Почти полтора года, — сказал Джонни. — Здесь очень уютно, хорошо отдыхается. Знаете, ведь сейчас многие ведущие дизайнеры отдают предпочтение стилю «назад к природе». Это очень рационально, и легко поддерживать порядок.

— Вы словно оправдываетесь. Зачем? Это же полный блеск.

— Да нет, я вовсе не оправдываюсь. — Джонни решил прекратить пояснения. — Адам говорит, что в примитиве есть своего рода величие. Это наследие, которым можно гордиться.

— Адам прав. Хотя он не первый, кто это сказал.

— Не надо ставить нас на место, мистер Мэтлок... Мэтлок взглянул на Джонни поверх стакана с пуншем.

«О Господи, — подумал он, — чем больше все меняется, тем больше остается по-прежнему».

Зал для собраний братства Альфа-Дельта-Фи был вырублен из погребов, расположенных в дальнем конце дома. Это произошло в самом начале столетия, когда богатые выпускники не жалели денег на тайные общества и балы для дебютанток, что способствовало распространению определенного образа жизни, ко, естественно, лишь среди избранных.

Тысячи молодых людей в накрахмаленных воротничках прошли церемонию посвящения в члены братства в этом помещении, напоминающем часовню, где они шептали тайные клятвы и обменивались необычными рукопожатиями согласно наставлениям суровых старших братьев — таких же детей, как они сами. А потом напивались, и их тошнило по углам.

Мэтлок думал обо всем этом, наблюдая за разворачивающимся перед ним обрядом. Не менее детским, подумалось ему, и не менее нелепым, чем то, что происходило здесь раньше. Возможно, более жестоким, но ведь он брал свое начало не в плавных фигурах котильона, а в звериных мольбах — мольбах о том, чтобы боги дали силы выжить, а не о сохранении своей исключительности.

Обряд состоял из песнопений, обращенных к черному юноше — по всей вероятности, самому молодому брату в Лумумба-Холле, — он лежал на бетонном полу в одной лишь красной набедренной повязке. По окончании каждого песнопения четверо рослых, голых по пояс студентов в черных ритуальных поясах поднимали юношу над толпой. Зал освещали десятки толстых свечей на подставках, и по стенам и потолку плясали тени. Театральный эффект усиливался разрисованными лицами и лоснящейся от масла кожей пятерых главных участников. Чем громче становилось пение, тем выше поднимали юношу, и вот его напряженно застывшее тело стало уже взлетать в воздух и снова опускаться на вытянутые руки студентов под неистовые гортанные крики толпы.

До сих пор Мэтлок довольно безучастно наблюдал за происходящим, но тут ему вдруг стало страшно за маленького негра. К четверым студентам в центре зала присоединились еще двое. Они сели на корточки в квадрате, образуемом четырьмя студентами, и вытащили по два длинных ножа. Продолжая сидеть на корточках, они вытянули вверх руки — лезвия ножей стояли прямо, застывшие и неподвижные, как юноша над ними. И каждый раз, когда маленький негр падал, четыре острия продвигались к нему все ближе. Один просчет, одно неточное движение скользкой от масла руки — и обряд окончится смертью маленького студента. Убийством.

Видя, что обряд переходит все допустимые границы, Мэтлок начал пробиваться к Адаму Уильямсу, стоявшему в первом ряду зрителей. Его остановили — спокойно, но твердо. Мэтлок зло посмотрел на негра, державшего его за локоть. А тот даже не повернул головы, загипнотизированный тем, что происходило в центре зала.

Мэтлок сразу понял почему. Теперь юношу подбрасывали то вниз лицом, то верх. Возможность ошибки возросла в десять раз. Мэтлоку удалось высвободиться, но Адама Уильямса уже не было на прежнем месте. Мэтлок не знал, что делать. Если крикнуть, воспользовавшись паузой, это может отвлечь тех, кто подбрасывал юношу. Так рисковать нельзя, и все же он не мог допустить, чтобы эта нелепая опасная игра продолжалась.

Неожиданно Мэтлок почувствовал на плече чью-то руку. Он обернулся и увидел Адама Уильямса. Он вздрогнул от удивления. Неужели Уильямсу передался первобытный племенной сигнал? Черный революционер кивком предложил Мэтлоку следовать за ним и вывел его из толпы за пределы круга.

— Не надо волноваться, — сказал Уильямс.

— Как не надо! Мальчика могут убить!

— Никогда. Братья репетировали много месяцев... Видите? Глаза у парня открыты. Сначала он смотрит в небо, затем на острия ножей. И все время, каждую секунду чувствует, что его жизнь в руках братьев-воинов. Он не может, не должен выказывать страха. Если он это сделает, то предаст своих сородичей. Предаст доверие, которое он должен питать к ним, ибо со временем и они доверят ему свою жизнь...

— Но это же ребячество, опасная глупость, и вы это понимаете! Вот что, Уильямс, немедленно прекратите это или я сам прекращу, черт бы вас побрал! — Мэтлок схватил Уильямса за ворот. Его тотчас окружили и отсекли от Уильямса.

Внезапно в призрачно освещенном зале воцарилась тишина. Мэтлок резко повернулся и увидел, как лоснящееся от масла черное тело с головокружительной высоты падает на вытянутые руки.

Нет, не может быть! И однако, это было на самом деле.

Четверо студентов, словно по команде, стали на колени спиной к центру, прижав руки к бокам. Юный студент падал лицом вниз на острия ножей. Раздалось два вскрика. Студенты с ножами мгновенно скрестили их и лихо поймали юношу на повернутые плашмя лезвия.

Толпа неистовствовала.

Церемония была окончена.

— Теперь вы мне верите? — спросил Уильямс.

— Не важно, верю я вам или нет. Вы не имеете права устраивать такие вещи. Это слишком опасно!

— Вы преувеличиваете. Вот, разрешите представить вам еще одного гостя. — Уильямс приветственно поднял руку, и к ним подошел высокий худой чернокожий, коротко остриженный, в очках, в дорогом коричневом костюме. — Это Джулиан Дюнуа, мистер Мэтлок. Брат Джулиан — наш эксперт. Наш хореограф, если хотите.

— Очень приятно. — Дюнуа протянул руку. Говорил он с легким акцентом.

— Брат Джулиан с Гаити. В свое время он прямо с Гаити приехал на юридический факультет Гарварда. Очень необычный скачок, вы не находите?

— Конечно...

— Многим гаитянам, даже тонтон-макутам, становится не по себе, когда они слышат его имя.

— Вы преувеличиваете, Адам, — улыбнулся Джулиан Дюнуа.

— Именно это я только что сказал мистеру Мэтлоку. Он преувеличивает. Я имею в виду опасность этой церемонии.

— Опасность, конечно, есть, мистер Мэтлок... Но безопасность гарантируется тем, что эти двое с ножами внимательно следят за происходящим. При подготовке главное внимание уделяется тому, чтобы они умели не только держать ножи острием вверх, но и мгновенно опускать их.

— Хорошо, — согласился Мэтлок. — Но уж очень мал допуск для ошибки.

— Не так мал, как вам кажется. — Голос гаитянина звучал приятно, успокаивающе. — Между прочим, я ваш поклонник. Мне очень нравятся ваши работы о елизаветинцах. Разрешите добавить, что я не совсем таким вас себе представлял. То есть вы намного, намного моложе, чем я думал.

— Вы мне льстите. Я не знал, что известен на юридических факультетах.

— На последнем курсе я специализировался по английской литературе.

— Ну, вы поговорите в свое удовольствие, — вежливо вмешался Адам, — через несколько минут наверху будут подавать напитки — идите, куда пойдут все. А мне нужно кое-чем заняться... Я рад, что вы встретились. Вы ведь оба здесь в своем роде чужаки. А чужаки должны встречаться на незнакомой почве. Так легче.

Он многозначительно посмотрел на Дюнуа и быстро пошел прочь.

— Почему Адам считает, что нужно разговаривать языком загадок, которые ему кажутся неразрешимыми? — заметил Мэтлок.

— Он очень молод. И все время старается поучать. Очень умен, но очень молод.