Директива Джэнсона - Ладлэм Роберт. Страница 76

– Не надо их тащить в лагерь, – сказал лейтенант-коммандер Джэнсону. Тот даже сквозь треск грозовых разрядов различил в наушниках слабые звуки хорала. – Я сам к тебе приду.

– Сэр, – ответил Джэнсон, – в этом нет необходимости. Пленники крепко связаны, как вы и просили. Физически они не пострадали, но сейчас они полностью лишены свободы движений.

– Что, не сомневаюсь, потребовало от тебя определенных усилий. Джэнсон, я не удивлен, что ты принял брошенный тебе вызов.

– Теперь транспортировка пленных не представляет никаких затруднений, сэр, – сказал Джэнсон.

– Знаешь что, – ответил Демарест, – отведи-ка их в Лосиный бок.

Лосиным боком американцы прозвали поляну в джунглях, с двумя заброшенными хижинами, в четырех милях от основного лагеря. Несколько месяцев назад там произошла вооруженная стычка, когда американский патруль наткнулся на трех вьетконговцев. В перестрелке один американец получил ранение; все три вьетнамца были убиты. Раненый солдат перековеркал вьетнамское название местности, Ло Сон Бок, в «Лосиный бок», и это название прижилось.

Переправка пленных в Лосиный бок заняла два часа. Когда Джэнсон наконец добрался туда, Демарест уже ждал его. Он приехал в джипе. За рулем сидел его заместитель Том Бевик.

Увидев, что пленных мучит жажда – руки у них были привязаны к туловищу, – Джэнсон поднес им к губам свою флягу, разделив ее содержимое на двоих. Несмотря на страх и потрясение, вьетнамцы с благодарностью принялись жадно хлебать воду. Джэнсон посадил их на землю между хижинами.

– Отлично сработано, Джэнсон, – похвалил его Демарест.

– Гуманное отношение к военнопленным в соответствии с требованиями Женевской конвенции, сэр, – ответил Джэнсон. – Если бы только противник следовал нашему примеру, сэр.

Демарест фыркнул.

– Смешной ты какой, совсем как школьник. – Он повернулся к своему заместителю. – Том, ты не мог бы… оказать честь нашим гостям?

Смуглое лицо Бевика казалось вырезанным из дерева, с грубыми щелями под глаза и рот. Нос, узкий и маленький, казался острым, как лезвие ножа. Общее впечатление усиливали неровные полоски загара, похожие на волокна древесины. Движения Бевика были быстрые и уверенные, но не плавные, а какие-то дерганые. Джэнсон не мог избавиться от ощущения, что Бевик марионетка в руках своего командира.

Подойдя к одному из пленных, Бевик достал длинный нож и принялся перерезать веревки, которыми были привязаны к туловищу его руки.

– Пусть им будет поудобнее, – объяснил Демарест.

Вскоре стало очевидно, что Бевиком движут вовсе не соображения удобства. Достав нейлоновый шнур, заместитель командира затянул крепкие узлы на запястьях и щиколотках пленных и закинул его через центральные брусья хижин. Вьетнамцы оказались распяты, растянуты тугими веревками. Они были совершенно беспомощны и понимали это. Сознание собственной беспомощности должно было оказать психологический эффект.

В желудке у Джэнсона заклекотало.

– Сэр… – начал было он.

– Молчи, – оборвал его Демарест. – Просто смотри. Смотри и учись. Все как в старинном правиле: сначала смотри, как делают другие, потом делай сам и, наконец, учи других.

Он приблизился к ближайшему пленному, молодому вьетнамцу, распростертому на земле, и ласково провел ладонью по его щеке.

– Tоi men ban. – Похлопав себя по груди, он повторил по-английски: – Ты мне нравишься.

Вьетнамцы не могли оправиться от потрясения.

– Вы говорите по-английски? Если не говорите, это неважно, потому что я говорю по-вьетнамски.

Первый вьетнамец наконец ответил натянутым голосом:

– Да.

Демарест вознаградил его улыбкой.

– Я так и думал. – Он провел указательным пальцем по лбу вьетнамца, по его носу и остановился на губах. – Вы мне нравитесь. В вашем народе я черпаю вдохновение. Потому что вы искренне убеждены в правоте своего дела. Для меня это имеет очень большое значение. У вас есть свои идеалы, и вы будете сражаться до конца. Как ты думаешь, сколько nguoi My ты убил? Сколько американцев на твоем счету?

– Мы не убивать! – выпалил второй пленный.

– Конечно, потому что вы крестьяне, да? – голос Демареста был обильно подслащен медом.

– Мы крестьян.

– И никакие вы не вьетконговцы, правда? Простые, честные, трудолюбивые рыбаки, правильно?

– Dung. Да.

– Но вы же только что сказали, что вы крестьяне?

Пленники смутились.

– Не вьетконг, – с мольбой произнес первый.

– Разве это не твой боевой товарищ? – спросил Демарест, указывая на второго связанного вьетнамца.

– Нет, просто друг.

– А, так, значит, это твой друг.

– Да.

– Ты ему нравишься. Вы помогаете друг другу.

– Помогать друг другу.

– Вам пришлось много страдать, не так ли?

– Страдать много-много.

– Как и нашему спасителю, Иисусу Христу. Ты знаешь, что он умер за наши прегрешения? Ты хочешь узнать, как он умер? Да? Но почему же ты не сказал об этом? Давай я тебе сейчас расскажу. Нет, лучше я тебе покажу.

– Пожалуйста. – Это слово прозвучало как «позалуста».

Демарест повернулся к Бевику.

– Бевик, очень невежливо оставлять этих несчастных парней на земле.

Бевик кивнул, и на его деревянном лице заиграла зловещая усмешка. Повернув деревянный шест, он туже натянул шпагат. Пленные оторвались от земли, повиснув всей тяжестью своих тел на веревках, туго стянувших запястья и щиколотки. Оба вьетнамца застонали.

– Xin loi, – мягко произнес Демарест. – Сожалею.

Им было очень больно, их члены были растянуты до предела, руки вырывались из суставов. Дышать в таком положении было невыносимо трудно; для этого требовалось выгибать грудь и подбирать диафрагму – но такое движение еще больше увеличивало нагрузку на внутренние органы.

Джэнсон вспыхнул.

– Сэр, – резко воскликнул он, – можно вас на пару слов? С глазу на глаз, сэр?

Демарест не спеша подошел к нему.

– Тебе потребуется какое-то время, чтобы привыкнуть к этому, – тихо промолвил он. – Но я не позволю тебе вмешиваться.

– Вы же пытаете пленных, – сжав зубы, произнес Джэнсон.

– Ты считаешь, это пытка? – с отвращением покачал головой Демарест. – Лейтенант первого класса Бевик, лейтенанту второго класса Джэнсону стало не по себе. Ради его же собственного блага приказываю сдерживать его – если потребуется, любыми средствами. Приказ понятен?

– Так точно, сэр, – ухмыльнулся Бевик, направляя свой пистолет Джэнсону в голову.

Подойдя к джипу, Демарест включил магнитофон. Из крошечных динамиков полилась хоральная музыка.

– Хильдегарда фон Бинген, – сказал он, ни к кому не обращаясь. – Жила в двенадцатом веке, провела почти всю свою жизнь в монастыре, который сама же и основала. Однажды, когда ей было сорок два года, она увидела явление Господа, после чего стала величайшим композитором своего времени. Хильдегарда начинала творить только после того, как страдала от невыносимой боли – она называла это бичом Божьим. Ибо только когда боль доводила ее до галлюцинаций, к ней приходило вдохновение – антифоны, григорианские напевы и классические хоралы. Боль пробуждала в святой Хильдегарде жажду творчества.

Демарест подошел ко второму вьетнамцу, покрывшемуся испариной. Дыхание пленного вырывалось сдавленными хрипами, словно у умирающего животного.

– А я думал, это тебя успокоит, – сказал Демарест.

Он задумчиво вслушался в аккорды григорианского напева.

Sanctos es unguendo
periculose fractos!
Sanctus es tergendo
fetida vulnera! [36]

Он встал над вторым пленным.

– Смотри мне в глаза.

Достав из ножен на поясе небольшой нож, Демарест сделал небольшой разрез на груди вьетнамца. Кожа и ткани сразу же разошлись в стороны, растянутые веревками.

вернуться

36

Блажен ты, умащивающий
смертельные раны!
Блажен ты, осушающий
гноящуюся язву!
(лат.)