Дорога в Гандольфо - Ладлэм Роберт. Страница 2

– Боже упаси! Он всегда был самым хитроумным во всей деревне!

К креслу, в котором сидел папа, приблизился один из кардиналов и, почтительно кивнув головой, увенчанной митрой, сказал мягко:

– Пора, ваше высокопреосвященство. Народ ждет вас.

– Кто?.. Ах да, конечно… Сейчас, мой добрый друг! – Франциск всегда называл его так – своим «добрым другом».

Кардинал улыбнулся. Глаза его были полны обожания.

– Благодарю вас, ваше высокопреосвященство! – проговорил он и отошел.

А наместник бога принялся напевать какой-то мотив. Через несколько секунд послышались и слова:

– О утро… плохое здоровье… а-ля-ля… тра-ля-ля, тра-ля-ля!..

– Что вы делаете?! – встревожился папский помощник, прибывший в Ватикан из Гарлема.

– Исполняю арию Рудольфе… О великий Пуччини!.. Я всякий раз пою, когда нервничаю, это мне помогает.

– Прекратите. Или уж пойте лучше какой-нибудь григорианский псалом или литанию!

– Я не знаю ни того, ни другого… Кстати, ваш итальянский становится чище, но еще оставляет желать лучшего!

– Стараюсь, брат мой. Хотя с вами учиться не очень-то легко… Но хватит, нам пора! Идемте на балкон!

– Не тяните меня! Дайте вспомнить. Я поднимаю руку, затем опускаю ее и делаю крестное знамение справа налево…

– Слева направо! – сурово прошептал священник. – Вы не слушаете? Если мы намерены продолжать наше участие в этой клоунаде, то прошу вас запомнить, ради бога, хотя бы основные положения!

– Я думал, что коль уж оказался тут, то должен не брать, а давать, или, говоря иначе, изменить все это.

– Не надо ничего выдумывать. И ведите себя как можно естественней.

– В таком случае я буду петь.

– Я не то имел в виду. Идемте же.

– Хорошо, хорошо! – проговорил папа, поднимаясь с кресла и благодушно улыбаясь всем присутствующим в зале. Затем снова повернулся к помощнику и едва слышно произнес: – Ну а что, если кто-нибудь вдруг спросит меня о том, кто он, сей Святой Януарий?

– Никто вас не спросит. А если все-таки случится такое, ответьте ему вашей обычной стандартной фразой…

– Ну да, конечно!.. «Читайте Святое писание, сын мой!» Сами понимаете, все это какое-то безумие!

– Идите чинно, не спеша, а когда остановитесь, держитесь прямо. И, ради бога, улыбайтесь: ведь вы столь счастливы!

– Ошибаетесь, африканец: я жалок!

Через огромные двери папа Франциск I, наместник бога на земле, вышел на балкон, где его встретило громовое приветствие, потрясшее площадь Святого Петра до самого ее основания. Тысячи и тысячи верующих вопили в экстазе:

– Папа!.. Папа!.. Папа!..

В тот момент, когда его высокопреосвященство папа римский выходил на балкон, где заходившее на западе оранжевое светило сразу же отразилось в его одеянии мириадами бликов, многие из находившихся в зале смогли услышать слетавший с его уст приглушенный напев какого-то псалма. И каждый полагал, что это старинное, известное только очень большим ученым музыкальное произведение. Таким, которые обладали эрудицией папы Франциска.

– О утро… плохое здоровье… а-аля-ля… тра-ля-ля, тра-ля-ля!..

– Вот сукин сын! – Бригадный генерал Арнольд Саймингтон швырнул пресс-папье на тонкое стекло, которым был покрыт его письменный стол в Пентагоне. Стекло разбилось, и его осколки разлетелись во всех направлениях. – Он не мог такого сделать!

– Но он сделал это, генерал! – возразил ему перепуганный лейтенант, загораживая глаза от летящих осколков. – Китайцы весьма расстроены. Их премьер сам продиктовал жалобу в посольство. Они пишут передовицы в «Ред стар» и передают их потом по пекинскому радио.

– И как они, дьявол бы их побрал, делают это? – вытащил из мизинца осколок стекла Саймингтон. – Что они, черт их дери, говорят там? «Мы прерываем нашу программу, чтобы сообщить о том, что американский военный представитель генерал Маккензи Хаукинз отбил пулей яйца у десятифутовой нефритовой статуи на площади Сон Тай?» Ну и дерьмо! Нет, Пекин не должен был позволять себе подобное, это слишком непристойно!

– Они дают иную формулировку, сэр… Они заявили, что он разрушил исторический памятник из дорогого камня в Запретном городе. И утверждают также, будто это равносильно тому, как если бы кто-нибудь взорвал Мемориал Линкольна!

– Но ведь их статуя совсем иного рода! Линкольн стоит в одежде и не выставляет напоказ что не положено! А это не одно и то же!

– Тем не менее Белый дом считает подобные параллели вполне оправданными, сэр. Президент хочет, чтобы Хаукинз был не только отозван из Китая, но и отдан под трибунал. И чтобы все это было предано огласке.

– Об этом не может быть и речи! – Саймингтон откинулся назад в своем кресле и глубоко вздохнул, пытаясь удержать себя в руках. Потом взял лежавший перед ним на столе доклад. – Мы переведем его в другое место. А в Пекин пошлем шифровку с его осуждением.

– Этого недостаточно, сэр. Государственный департамент дал нам это ясно понять. И президент согласен с ним. Ведь речь идет о целом ряде торговых соглашений, которые вот-вот должны быть подписаны…

– Ради бога, лейтенант! – перебил Саймингтон. – Да кто вам сказал, что все задуманное в Овальном кабинете будет выполняться! Не забывайте: Мак Хаукинз был выбран из двадцати семи кандидатов. И я прекрасно помню, что тогда сказал сам президент. «Прекрасный выбор!» – вот его собственные слова, лейтенант!

– К сожалению, сейчас, сэр, они не имеют никакой силы. Президент считает, что торговые соглашения важнее некоторых соображений, высказанных им ранее.

Лейтенант начал потеть.

– Ублюдки, вы убиваете меня! – понижая голос, грозно произнес Саймингтон. – Как вы собираетесь сделать это? Да, Хаукинз может торчать сейчас, в такой момент, занозой в вашей дипломатической заднице, но это никак не отразится на нем. Уже в юношеском возрасте он стал героем битвы в Арденнах [1], в которой так отличилась вест-пойнтская [2] футбольная команда, а если ему дадут медали за то, что он сделал в Юго-Восточной Азии, то даже он, Маккензи Хаукинз, не сможет таскать на себе все эти жестянки! В сравнении с ним ваш знаменитый Джон Уэйн [3] выглядит жалким сопляком! Он настоящий, этот Хаукинз, и именно поэтому этот шутник из Овального кабинета выбрал его.

– Я думаю, что президент, независимо от его личного мнения о том или ином человеке, в качестве главнокомандующего…

– Все это дерьмо! – снова прорычал генерал и, ставя одинаковое ударение на каждом слове и придавая своим ругательствам ритм солдатского шага, продолжал: – Ведь я просто объясняю вам, хотя и в довольно сильных выражениях, что вы не должны судить Маккензи Хаукинза открытым судом военного трибунала только для того, чтобы удовлетворить Пекин, сколько бы ни крутилось вокруг того торговых соглашений! И знаете почему, лейтенант?

Молодой офицер, уверенный в своей правоте, мягко ответил:

– Потому что он может поднять шум.

– Вот именно, – переходя на высокий тон, несколько монотонно заговорил Саймингтон. – За Хаукинзом в нашей стране стоят избиратели, лейтенант. Поэтому-то наш главнокомандующий и выбрал его! Между тем судебный процесс явился бы лишь политическим паллиативом. И если вы полагаете, что Мак Хаукинз не знает этого, то вам не следовало иметь с ним дело!

– Мы готовы к такому повороту событий, генерал, – едва слышно произнес лейтенант.

Бригадный генерал наклонился вперед, не забывая при этом не ставить локти на разбитое стекло.

– Я не понял вас, – проговорил он.

– Государственный департамент, – объяснил лейтенант, – предвидел возможность сопротивления с его стороны. Поэтому мы готовим ответный действенный удар. Белый дом весьма сожалеет о подобной необходимости, но считает, что его действия диктуются сложившимися обстоятельствами.

– Это как раз то, что я и намеревался узнать, – еще тише, чем лейтенант, произнес генерал. – Но объясните мне в таком случае, каким образом вы намерены расправиться с ним?