Дорога в Гандольфо - Ладлэм Роберт. Страница 74

Франциск – Сэм не мог заставить себя называть его папой – поселился в комфортабельных апартаментах верхнего этажа, заранее подготовленных для него Хаукинзом. Днем его можно было видеть прогуливающимся вдоль стены среди горшков и кадок с разнообразными растениями.

Маккензи Хаукинз все-таки провернул операцию! Выиграл самую большую битву в своей жизни. По строго засекреченным, крайне сложным в техническом отношении каналам связи он передавал в Ватикан свои требования о выкупе папы. Ультравысокочастотный радиопередатчик рассылал из Альпийских гор через Бейрут в Алжир шифрограммы, ретранслировавшиеся через пустыню и океан в Марсель, Париж, Милан и, наконец, в Рим.

В соответствии с установленным Хаукинзом графиком ответ Ватикана должен быть передан из Рима по радио и ретранслирован из Бейрута в пять часов пополудни.

Маккензи выехал на мотоцикле в сторону одинокого домика на одной из альпийских вершин, где была установлена самая современная радиотехника, доставленная в свое время в Махенфельд компанией «Шато Сьуис» и использовавшаяся исключительно самим Маккензи. Кроме него, о радиостанции в Альпах не знал никто.

О господи, сегодня в пять часов дня! Сэм старался не думать о том, что произойдет в это время.

Замок между тем жил своей жизнью. Энни вышла с террасы и направилась по лужайке в парк. Под мышкой она, как обычно, держала толстенную книгу в красочном глянцевом переплете, в руках поблескивал серебряный поднос с двумя стаканами. Походка у нее была упругая, легкая и грациозная, как у балерины. Свободно спадающие светло-каштановые волосы прекрасно подчеркивали розовый цвет ее нежной кожи. Огромные ярко-голубые глаза с длинными ресницами, казалось, излучали саму жизненную энергию.

Он научился кое-чему от этих «девочек», размышлял Сэм Дивероу. Их несхожесть, яркая индивидуальность всякий раз оборачивалась для него подарком. И если все в жизни когда-нибудь образуется, он будет благодарен судьбе за эти дары.

Но, наверное, самое главное он усвоил от Энни: добиваясь совершенства, не отказывайся от прошлого.

До лужайки донесся чей-то смех. Энни взглянула на крепостную стену. На ней, склонившись над парапетом, стоял Франциск. В ярком лыжном свитере.

Они давно уже вели свою собственную игру, Энни и Франциск. Если Хаукинза не было поблизости, они затевали разговор. Сэм был уверен, – и Энни этого не отрицала, – что во время своих нескончаемых визитов в папские апартаменты она проносит туда стаканы с кьянти, полностью исключенные врачами из диеты Франциска. Энни с Франциском стали добрыми друзьями.

Спустя несколько минут мнение Сэма подтвердилось: на столик неподалеку от него Энни поставила поднос с питьем. Ее глаза сияли.

– А знаешь ли, Сэм, Иисус был весьма практичной личностью. Обмывая ноги Марии Магдалины, он давал этим понять окружающим, что она – человеческое существо. Возможно, даже очень прекрасное, несмотря на тот образ жизни, который вела она. И что не следует бросать в нее камни, у многих из толпы ноги скорее всего не такие чистые, как у нее. Ну и многое еще хотел он сказать в том же духе.

На последнюю скалу Маккензи взобрался с помощью альпенштока. Дорогу, все время круто поднимавшуюся кверху, на этот раз так занесло снегом, что она стала непроходимой для мотоцикла, и последние двести ярдов пришлось преодолевать пешком. Когда он добрался до цели, часы показывали без одиннадцати пять по цюрихскому времени.

Прием начнется через одиннадцать минут. Из Бейрута. Через пять минут их повторят на случай возможных ошибок при расшифровке принятой радиограммы. В конце повторного радиосеанса он должен будет подтвердить прием, отстучав шифровку в Бейрут – четыре тире, повторенных дважды.

Войдя в домик, Хаукинз запустил генератор и с удовлетворением наблюдал, как вводились в действие мириады мельчайших элементов, о чем свидетельствовало слабое гудение внутри приборов.

Когда загорелись два зеленых мерцающих огонька, означавших, что к приему все готово, Маккензи включил электрообогреватель, и от быстро раскалившихся докрасна спиралей волнами заструился теплый воздух. Затем Хаукинз потянулся к мощной коротковолновой установке, защелкал тумблерами и повернул регулятор громкости до предела. Радиосеанс начнется через три минуты.

Он подошел к узкому окну и раздвинул шторы. Снаружи, за металлической решеткой, в колеблющейся синей дымке ярко сверкал серп луны.

Вернувшись к панели радиостанции, Мак начал неторопливо, с уверенной мягкостью вращать ручки настройки. Из динамика вырвался многоязычный говор. И лишь когда он точно настроил свою станцию на волну приема, наступила тишина. Осталась всего одна минута!

Маккензи достал из кармана сигару и закурил. С наслаждением вдохнул табачный дым, а затем стал выпускать его изо рта – кольцо за кольцом.

Прозвучал первый сигнал. Четыре коротких тире, тут же повторенных. Канал связи был чист.

Хаукинз взял карандаш и, положив руку на блокнотный лист, приготовился записывать шифровку, как только ее начнут передавать из Бейрута.

Передача радиопрограмм закончилась, и у Хаукинза оставалось пять минут на расшифровку перед повторной передачей текста. И за это время надо было превратить цифры – в буквы, а буквы в слова.

Закончив эту работу, Мак уставился в изумлении на полученный из Ватикана ответ.

Это невозможно!

Наверное, он совершил какие-то ошибки при приеме радиопрограммы из Бейрута.

Морзянка зазвучала снова.

Хаукинз записывал полученные сигналы на чистом листе блокнота.

Записывал аккуратно.

Предельно точно.

Передача шифровки началась тем же, чем и закончилась: четырьмя тире, повторенными дважды.

Маккензи придвинул к себе шифровальную таблицу. Он был убежден, что знает ее наизусть, но сейчас не было времени на ошибку. Он старательно проверил каждую точку, каждое тире.

Каждое слово.

Ошибок не было.

Невероятное случилось.

«Шеперд компани лимитед» приостановил операции. Маккензи Хаукинз прогуливался по тенистым тропинкам махенфельдского парка, курил одну за другой сигары и равнодушно поглядывал на безграничную красоту Альп.

Не вдаваясь в оценку стоимости недвижимости и оборудования, Сэм подсчитал лишь денежные ресурсы корпорации. От первоначального капитала в сорок миллионов долларов осталось двенадцать миллионов восемьсот десять тысяч четыреста тридцать один доллар и два цента.

К этому следовало приплюсовать и выделенные на непредвиденные расходы 150 тысяч долларов, которые так и остались невостребованными.

В целом неплохие показатели. Тем более что пайщики повели себя как запаниковавшие стервятники и отказались от своей доли в капитале корпорации. Они вообще не желали иметь ничего общего ни с «Шеперд компани», ни с кем-либо из ее персонала. Никто из этих кретинов не хотел утруждать себя даже элементарным подсчетом размера понесенных им убытков, во всяком случае до тех пор, пока администрация корпорации не нарушит клятву никогда более не вступать с ним в контакт, данную ею на Библии, Коране, Книге пэров и «Майн кампф».

Франциску, щеголявшему теперь тирольской шляпой с пером и своим любимым лыжным свитером, было разрешено покидать апартаменты на верхнем этаже. Исходя из здравого смысла, все согласились, обращаясь к нему, называть его дядюшкой Франциском.

Поскольку он не порывался бежать, а всему иному предпочитал общение с обитателями Махенфельда, дядюшке Франциску была предоставлена полная свобода передвижения. Правда, кто-нибудь всегда находился поблизости от него, но не для того, чтобы предотвратить побег, а лишь на тот случай, если ему понадобится вдруг чья-то помощь: ведь дядюшке Франциску было как-никак за семьдесят.