Завещание великого шамана - Колупаев Александр Алексеевич. Страница 52

Настоятель монастыря Шигал, в сопровождении двух монахов подходил к каждому телу, читал короткую молитву. Затем один из монахов, подавал ему бронзовую чашу, украшенную причудливым орнаментом и наполненную чистой водой. Второй сопровождающий монах повязывал на глаза настоятелю широкую черную повязку и несколько раз менял местами кувшины.

– Призываю тебя, великий и могущественный создатель! Сверши свой праведный суд! Отмерь ушедшему от нас брату причитающуюся ему меру добродетели и грехов!

С этими словами он проливал воду из чаши, водя ей из стороны в сторону, так что часть воды попадала в кувшины. Вылив, отдавал пустую чашу прислужнику. Вся монашеская братия обступала своего настоятеля.

На плетеные чашки рычажных весов аккуратно ставились кувшины. Если светлый кувшин перевешивал черный, монахи оживлялись, если наоборот, тяжело вздыхали – грехи их собрата по вере перетягивали груз добрых дел…

Было от чего: замаливали, соблюдая строгий пост, от зари и до зари. Без еды, пития и сна.

Грехов выпало мало – всего одни сутки, да убитый послушник добавил половину.

Кареты с епископами прибыли как раз в то время, когда последнее взвешивание кувшинов добра и зла закончилось в пользу добрых дел.

Глава епископата Афеции, два легата ордена святителей и восемь монахов медленно переходили от одного тела к другому, шептали слова упокоенной молитвы и, сложив руки на груди, принимая скорбный и благочинный вид. Главным в этой церемонии оставался настоятель монастыря. Смерть уравнивала и знать, и простолюдинов, не щадила ни бедных, ни богатых.

Вот настоятель Шигал подал знак – и монахи монастыря стали укладывать тела погибших на примитивные носилки, сработанные из грубо отесанных жердей с натянутыми поперек полотнами, сплетенными из волокон орековой пальмы. Следом послушники бережно закрывали лица убитых венками из белых орхидей.

Белый цвет – цвет траура в стране Афеция.

Время неумолимо вершило свой бег. Снова знак настоятеля монастыря – и послушник принес из сада круглую железную корзину. Среди мерцающих рубиновым светом углей малиново светился раскаленный металлический прут. Настоятель Шигал, обмотав руку тряпицей, взял этот прут и приложил его к пятке первого погибшего. Резко и противно запахло паленым мясом.

Не принято в стране Афеции предавать забвению тела живых. В любом, даже самом глубоком обмороке, живой человек дернет ногой от такого ожога.

Все. Нет живых. Пора нести тела к месту забвения. Стали вчетвером к каждым носилкам, подняли на плечи, понесли. Путь был недалеким. Вот тропа свернула к реке: на отлогом берегу были сделаны деревянные мостки. Люди сняли с плеч свой скорбный груз, опустили на землю. Тонкими бечевками привязали к ногам камни. В центр венков поместили глиняные плошки, зажгли фитили.

Выстроились попарно по направлению к мосткам.

Настоятель гортанным голосом прокричал древнее заклинание, трижды ударил посохом по земле, и монахи, почти бегом, понесли тела к мосткам. Дойдя до их края, опускали носилки, наклоняли один край – и тело с легким плеском соскальзывало в воду. Только белые венки, тихонько покачиваясь на речной глади, поплыли вниз, унося трепещущие огоньки, словно души убитых уплывали к садам создателя. Едва последнее тело соскользнуло с носилок, как вода вокруг мостков забурлила и вспенилась под ударами мощных хвостов. Это крокодилы устроили свой пир.

Монахи, смиренно сложив руки, наблюдали эту вакханалию. Вот зубастая бестия, крутясь вокруг своей оси, вынырнула из воды, зажав в зубах оторванную ногу. Два крокодила делили тело убитого: один, словно тисками, зажал его голову, а другой, молотя по воде зубчатым хвостом, тянул и рвал туловище. Постепенно все стихло. Только кровавая пена уплывала вслед за ослепительно белыми цветками орхидей, заботливо вплетённых в траурные венки.

Белый цвет – цвет траура в стране Афеции.

Глава тридцать первая

Малый гравиелёт, или как мы его называли – «пассажирский», стоял почти вплотную к рампе генератора поворота вектора времени. Сзади его подпирали два грузовых модуля, битком набитые панелями домиков для персонала, строительными материалами и ещё сотнями других необходимых вещей и инструментов. Самыми главными из них были блоки новых, внутренних генераторов времени. Настала пора захлопнуть двери здесь, на Земле, и открывать их изнутри: там, в Афеции. А вот со строительными нанороботами мы запаздывали. Строить, строить дома, поселки, новые заводы, там, на том конце времени – это было главной задачей!

Интересно было представить, как могли выглядеть проводы экспедиции на Марс? Суеты и провожающих было бы не меряно! У нас тоже затихала предстартовая суматоха. Те, кто убывал на другую планету, не могу никак подобрать точного слова – может, в другое время?

Пусть будет – путешествие по времени!

Все путешественники уже заняли свои места, хотя с бригадой строителей произошла небольшая заминка: сильно недоумевали они, когда садились в гравиелеты – ни колес, ни крыльев… Филиппов вмиг разрулил ситуацию: «В ваших договорах четко сказано – отдельные эпизоды деятельности носят секретный характер и не подлежат обсуждению!»

Все! Три минуты до выхода. Я в последний раз шел вдоль высоких, почти во весь пролёт арки генератора времени, грузовозов, касаясь их прохладных боков. Скоро им предстоит вынырнуть под теплое тропическое солнце. Усмехнулся, вспомнив, как допытывался у меня Артём – это наше светило, или другая звезда? Наше, наше солнышко светило и там, в том мире, который предстояло нам преобразить.

Мягкий щелчок двери, и всё – наше время будет ждать нашего возвращения.

– Александр Петрович, мы уже беспокоиться начали: пора отправляться, а вас нет! – Анастасия упрекнула меня за задержку.

– Все, летим! Пристегнуть ремни, стюардессе разносить напитки! – отшутился я.

В этот раз я сам решил управлять малым гравиелётом. Пара прикосновений к кнопкам дисплея – и мягко засветились огоньки пульта управления, отозвалась связь с операторами: «Батон, до включения генератора две минуты!»

– Центр, батон к вылету готов! – так, включить щитки гравитационного поля, автоматику уровня высоты и крена. Можно отправляться.

– Ты скажи этим юмористам, чтоб они название гравиелёту лучше придумали, – «Филиппок» слегка нервничал на сидении слева от меня. – А то – «батон»! Что он им буханка хлеба что ли?

– Да пусть их! Сбоку он и, вправду, похож на батон, обтекаемый и длинный – вон, нас шестеро поместилось. В целях конспирации неплохо. Радиоперехват непонятным будет.

– Им всем теперь не до радиоперехвата. Они в автомобили вцепились, гоняют их по треку вторые сутки. И чем ты их так купил?

– Решили наше изобретение к рукам прибрать. Акций побольше напечатать, фирмочку создать, все как обычно…

– Думаешь, что-то им обломится? – Сергей Филиппович покосился на дисплей – засветилась полоска индикации отсчета обратного времени. До поворота вектора времени осталось меньше минуты. Я положил руку на джойстик управления.

– Как думаете, они нас там ждут? – Анастасия наклонилась ко мне с заднего сидения.

– Ждут. Сдается мне, как непрошеных гостей. Всем из машины пока не выходить. Артём, после посадки на землю, сразу займешь мое место.

– Понятно, – откликнулся он.

– Батон, начинаю обратный отчет: десять, девять… – начал считать оператор.

Я покосился на начальника охраны. Филиппов сидел совершенно спокойно, только побелевшие от напряжения пальцы рук сжимали подлокотники кресел.

Рампа генератора времени подернулась серой дымкой, заколыхалась гигантским полотнищем, и черная бездна времени глянула на нас.

– Ныряем, – джойстик плавно вперед – и округлый нос «батона» гравиелёта, нырнул в темное полотно.

Солнце, даже через фильтры окон, было настолько ослепительным, что пришлось на время прикрыть глаза. Когда они привыкли к яркому, словно пламя электросварки свету, нашим глазам открылась необычная картина. На поляне полукругом у скал, стояло множество людей в одинаковой красно – зеленой форме. Военные. Впереди их торчали странные трубы, по-видимому, – пушки. Возле них с вытаращенными от испуга глазами переминался с ноги на ногу невысокий толстячок. Судя по одежде, более напоминающей раскраску попугая, это был важный военный начальник. Вдалеке, за цепочкой солдат, толпились простые горожане.