Толстой (СИ) - Гуцол Юлия Валерьевна. Страница 16

Но все-таки Лев Толстой решается. Во время совместной игры с Соней на фортепьяно у него в кармане лежит письмо, в котором он делает ей предложение и просит быть честной с ним: если у нее есть какие-то сомнения, пусть лучше скажет «нет». Софья не успела прочитать все послание, она увидела самое главное, Лиза пыталась потребовать от нее, чтобы она отказала, но Соня сказала Толстому: «Разумеется, да!» Дальше все происходило очень быстро. Толстой настоял на скорейшей свадьбе, сроку дал всего неделю. Гости, приезжая поздравлять с помолвкой в дом Берсов, обращались к Лизе, думая, что это она выходит замуж. Счастливая Соня еще не знала, до какой степени непростой человек ей достался в мужья. Перед свадьбой он ей вручил свои дневники, в которых описывались его связи, его чувства и ощущения в них. Она рыдала над «ужасными тетрадями». Она была совсем юна, неопытна и немудрено, что подобные признания произвели на нее гнетущее впечатление, оставили глубокий след в ее душе и сделали последующую интимную близость с любимым человеком неприятной.

Свадьба была назначена на 23 сентября 1862 года. Но и в этот день противоречивая натура графа проявила себя. Терзаемый сомнениями, он с утра приехал к Соне и начал мучительный разговор: если она не уверена, то лучше все закончить. Мать, Любовь Александровна, вмешалась, пристыдила его и отправила назад. Но этот день вместо радости принес Софье Берс расстройство и слезы. Вечером состоялось венчание в кремлевской церкви Рождества Богородицы. Соня стала графиней Толстой, ей было 18 лет, Льву Толстому – 34. Фактически сразу новоявленные муж и жена отправились в Ясную Поляну. Соня плакала и в карете из-за разлуки с родными, из-за страха перед будущим. Они остановились в Бирюлеве переночевать, и «на станции началось то мучение, через которое проходит всякая молодая жена. Не говоря про ужасные физические боли, один стыд чего стоил!» – так напишет Софья Андреевна в неопубликованной главе «Моей жизни». Но даже несмотря на первые потрясения девушки, входящей во взрослую жизни, они были счастливы и любили друг друга. «Неимоверное счастье… Не может быть, чтобы это все кончилось только жизнью». Впереди у них долгих 48 лет непростой семейной жизни.

Молодая жена приехала в имение мужа и начала с обустройства быта – наводила порядок и уют, разбиралась с хозяйственными вопросами, занималась садоводством. Благодаря ее любви к красоте и природе заросшие дворики и тропинки Ясной Поляны преобразились. Она разместила рядом с домом цветники. В то время и Льву Николаевичу занятия с садом приносили удовольствие, и в Ясной Поляне появились яблоневые сады и оранжереи с экзотическими фруктами. К сожалению, в 1867 году случился пожар, и многие растения погибли, после него Толстой больше не возвращался к садоводству, а вот Софья Андреевна высадила почти семь тысяч елей и больше пяти тысяч дубов, а позже на территории усадьбы появились сосны, туи и пихты.

А пока семья Толстых учится совместно существовать, то у него, то у нее в дневниках появляются неприятные записи. «Где я, тот я, которого я сам любил и знал… Я маленький и ничтожный. И я такой с тех пор, как женился на женщине, которую люблю. Все писанное в этой книжке почти вранье – фальшь. Мысль, что она и тут читает из-за плеча, мешает и портит мою правду». Ее же крик души гласил: «Я для него живу, им живу, хочу того же, а то мне тесно и душно здесь, и я сегодня убежала, потому что мне все и всё стало гадко».

Толстому казалось, что он отдал себя всего своей жене: «Отдать все – не холостую, кутежную жизнь у Дюссо и метресок, как другие женившиеся, а всю поэзию любви, мысли и деятельности народной променять на поэзию семейного очага, эгоизма ко всему, кроме к своей семье, и на место всего получить заботы кабака, детской присыпки, варенья, с ворчаньем и без всего, что освещает семейную жизнь, без любви и семейного тихого и гордого счастья». Но каждый человек по-разному понимает фразу «отдать себя», ему думалось, что это так, ей же этого было мало. Он отдавался весь лишь в творчестве, а в реальной жизни он не мог принадлежать только ей, слишком объемен он был. Его гений выходил далеко за пределы семьи, а значит, речи о собственности на него быть не могло, но она всю жизнь боролась за эту собственность. Он не принадлежал ей в прошлом, не принадлежал в настоящем и не будет принадлежать в будущем.

Но потихоньку они притираются, насколько это возможно, каждый занимается тем, что у него лучше всего получается, Толстой пишет, живет в своем мире размышлений, а Софья растворяется в доме, служении гению и в детях.

И вот, к слову, о детях. Софья Андреевна быстро забеременела (у нее вообще была потрясающая способность к деторождению). Молодые родители ждут появления малыша. Лев Николаевич присутствует при родах и в последующем об этом опыте он расскажет в «Анне Карениной» – он всегда волнующими событиями делится в своих книгах. Толстой радуется рождению сына, но не знает, что с ним делать. «Лев Николаевич никогда не брал на руки Сережу. Он радовался, что у него сын, любил его по-своему, но относился к нему с каким-то робким недоумением», – скажет потом Софья Толстая. И Лев Николаевич подтвердит: «Сын очень мало близок мне». Дети в раннем возрасте были неинтересны ему. В эпилоге «Войны и мира» графиня Марья переживает, что муж ее, Николай Ростов, равнодушен к грудным детям. На что будут его слова: «Не понимаю, не могу. Кусок мяса…»

Толстой, что типично для темпераментных, чувственных натур, более муж, чем отец. Это наглядно демонстрирует отрывок из письма, где он в ответ на упреки жены о нелюбви к детям отвечает, что самочувствие ребенка его тоже волнует, но «я не люблю их в сравнении с тем, как тебя люблю».

У Толстого чувства к детям появляются, когда они становятся постарше, с ними можно уже общаться, они его понимают и их можно обучать. Например, через год после первенца родится дочь, и Толстой будет заниматься с сыном, а на дочь не обращать внимания. Хотя в целом Лев Николаевич был близок больше с дочерьми, нежели с сыновьями. Возможно, дочери были восприимчивее к учению Толстого, тогда как сыновья шли своей дорогой.

Кратко познакомимся со всеми детьми Льва Николаевича Толстого, чтобы понимать масштабность семьи и причины конфликтов, последующих в будущем.

В семье Толстых родились 13 детей:

Сергей Львович (10.07.1863–23.12.1947),

Татьяна Львовна (04.10.1864–21.09.1950),

Илья Львович (22.05.1866–11.12.1933),

Лев Львович (20.05.1869–18.10.1945),

Мария Львовна (12.02.1871–21.11.1906),

Петр Львович (1872–1873),

Николай Львович (1874–1875),

Варвара Львовна (1875–1875),

Андрей Львович (06.12.1877–24.02.1916),

Михаил Львович (20.12.1879–19.10.1944),

Алексей Львович (1881–1886),

Александра Львовна (18.06.1884–26.09.1979),

Иван Львович (1888–1895).

Из 13 детей пятеро умерли в младенчестве, и, по некоторым данным, у Софьи Андреевны было еще трое мертворожденных и несколько выкидышей.

Сергей Львович был похож на Николеньку. «Все говорят, что он похож на моего старшего брата. Я боюсь верить. Это слишком бы было хорошо… Сережа – умен, математический ум и чуток к искусству, учится прекрасно, ловок прыгать, гимнастика; но странен и рассеян… Самобытного в нем мало…»

В будущем профессор Московской консерватории, талантливый композитор, музыкальный этнограф. Писал музыку и стихи. Единственный из всех детей Толстого, кто пережил революцию на родине. Один из учредителей музея Л. Н. Толстого в Москве, комментировал Полное собрание сочинений отца. Во время рокового ухода отца из имения встал на его сторону. Скончался в возрасте 84 лет.

Татьяна Львовна была очень близка с отцом и умела создавать вокруг себя радостную атмосферу. «Таня – 8 лет. Все говорят, что она похожа на Соню, и я верю этому, хотя это также хорошо, но верю потому, что это очевидно… Лучшее удовольствие ее возиться с маленькими… Ее мечта теперь сознательная – иметь детей. Она не любит работать умом, но механизм головы хороший». Детство Татьяны Львовны проходило в то счастливое время, когда Толстой работал над «Войной и миром», Софья Андреевна была ему женой, помощницей и подругой, и ссоры в семье случались редко. Татьяна училась в Московском училище живописи, ваяния и зодчества. Написала около 30 портретов отца. С 14 лет вела свой дневник, который потом издавался, а кроме него, писала еще очерки и воспоминания. Была смотрительницей Дома-музея Толстого. В 1925 году эмигрировала с дочерью. Скончалась в 85 лет в 1950 году, в Риме.