Мачты и трюмы Российского флота - Фурса Пётр Иосифович. Страница 5

С нами же в отделении был и слушатель Муравьев. Симпатичный, высокий и умный одессит. Своеобразный одесский юмор его неоднократно разряжал самые мрачные ситуации. Только он мог написать своим родителям такое вот письмо:　

Однажды Муравьев прибыл из города с признаками “асфальтовой болезни” на лице. На вопрос, кто ему стесал всю кожу на “морде”, он невозмутимо ответил: “А пускай не лезут...”　

Был среди нас и “импортный парнишка” Димицкий из Ужгорода, прозванный так за постоянную щеголеватость и своеобразную западно-украинскую манеру разговора...　

Бок о бок с нами постигал военно-медицинские науки и скромный, молчаливый и добросовестный слушатель, который в настоящее время в звании полковника руководит отделением врачебнолетной экспертизы в главном госпитале ТОФ.　

В общем, состав нашего отделения мог иллюстрировать дружбу и единство народов нашей необъятной и могучей Родины.

Глава 3　

СТАЖИРОВКА.　

ЗДРАВСТВУЙ, ФЛОТ　

Сдав летнюю сессию, мы должны были, наконец, убыть на корабельную стажировку. Для меня предстояла первая встреча с кораблями Военно-морского флота. Встреча, которую я ждал с таким нетерпением.　

Наше отделение убывало на стажировку в Севастополь, что само по себе будоражило нервы... Никогда не виденный мной город-герой, овеянный легендами и славой, гордость и величие России...　

В Горьком нас посадили в поезд под руководством начальника курса и пожелали счастливого пути. Сопровождал группу руководитель стажировки, майор, который с момента посадки уединился в купе и до самого Симферополя мы его не видели. Будучи предоставлены самим себе, почувствовав свободу, стажеры занялись обычным в таких случаях времяпрепровождением - организованным под руководством старшины курса Тарана пьянством и приставанием к молоденькой проводнице. Через час проводники дружно сбежали в соседний вагон, и мы в течение суток ехали вообще без какого бы то ни было контроля. Однако до Симферополя добрались без потерь...　

В Севастополь приехали к десяти часам утра, и сразу же, под командованием майора-руководителя, доставлены были на Минную стенку, где местные начальники распределили нас по местам прохождения стажировки. Я вместе с Новиковым попал на эскадренный миноносец проекта 56 “Находчивый”, прибывший недавно из длительного похода в Средиземное море и Атлантический океан. Во время плавания эсминец заходил в порты Туниса, Алжира, Гвинеи, Югославии и Болгарии. Рассказами о них моряки полностью покорили мою душу, и я готов был уже даже не сходить с корабля ни за какие коврижки...　

И вот на этом просоленном эсминце мне пришлось впервые познакомиться с корабельными расписаниями, приборками, кубриками, “годками”, “карасями”, несправедливым распределением нарядов, прикрытым справедливыми приказами командира об их назначении, а также множеством других никогда не веданных мною вещей.　

На эсминце мы появились в разгар подготовки корабля к очередному походу. Ему на долю выпала почетная задача - составить эскорт первому тяжелому авианесущему крейсеру советского кораблестроения “Киев”, уходящему из солнечного Черноморья к туманным берегам Крайнего Севера. Подготовка эсминца шла полным ходом. Штурмана корректировали карты, проверяли аппаратуру, устраняли замечания, рвались на берег, желанный, но далекий, находящийся за сходней. По вечерам в каюте перестраивали деятельность гидрографической службы флота и были крайне недовольны начальством. Минеры и артиллеристы, не сняв ржавчину с металла, суричили, красили орудия и торпедные аппараты и были недовольны специалистами радиотехнической службы из-за неисправностей стрельбовых станций. Старший помощник всех строил, ругал, всем грозил, создавая неразбериху, клацал печатью на ворохе казенных бумаг и был недоволен командиром. Командир отбивался от различных комиссий и был недоволен командующим флотом, главкомом и своей собственной женой, вечно недовольной командиром.　

Снабженцы списывали простыни, бывшие в наличии, вычитывали из оклада денежного содержания лейтенантов стоимость утерянной матросами посуды, растаскивали консервы и были недовольны деятельностью народного контроля. Штатный начальник медицинской службы, отдыхая на Южном берегу Крыма, будучи в отпуске, был доволен командиром, старпомом, главкомом и женой одновременно. Замполит расставлял комсомольский и партийный актив, инструктировал руководителей групп политических занятий, имеющих высшее образование, по методике озвучивания статей журнала “Коммунист Вооруженных Сил”. Руководители же этих групп красивым почерком старшин и матросов готовили конспекты занятий, переписывая в тетради абзацы статей КВС. Комсомольские активисты произносили речи на собраниях и митингах, “публично бия кулаками себя в грудь”, заставляя “карасей” делать приборку на активистских объектах и стирать по ночам, прячась от старпома, активистскую робу.　

Горы входящих и исходящих бумаг, письменных рапортов, административных расследований, служебно-политических характеристик и планов на все случаи жизни опустошали девственные леса страны, увеличивая тем самым планы бумагоделательной промышленности. Механики “пахали”, борясь с усталостью металлов и своей собственной. Мичманы боролись: до обеда - с голодом, а после обеда - со сном, за что получали оклад содержания и числились золотым фондом флота. Старшины пытались заставить матросов работать, не имея для этого достаточно прав. Матросы работали. Качество работ было прямо пропорционально знаниям электронной техники и желанию попасть в краткосрочный отпуск с выездом на Родину.　

Тонны различных грузов доставлялись на корабль, превращаясь в грозную мощь корабельных орудий и механизмов.　

Тонны таких же грузов, имеющих неисправности, отправлялись на склады для доставки в ремонт, превращаясь в обычный металлолом, большей частью своей никогда и ни кем не ремонтируемый. Гигантский маховик подготовки корабля к походу мог быть остановлен только докладом командира командующему флотом:　

— Корабль к походу готов!　

Сразу же исчезали комиссии, в течение многих дней мешавшие работать, и грузовики, подвозившие техническое, минное, шкиперское имущество, имущество связи, технические средства пропаганды (ТСП), продовольствие и наглядную агитацию.　

Корабль к походу готов!　

Ночь перед выходом отдана офицерам. В море народ выходит с чувством вины перед семьей и твердым убеждением, что пантокрин из собственных пантов гораздо полезнее, чем из пантов марала и изюбря.　

Накануне выхода корабля в море вместо счастливого эскулапа-отпускника на борт прибыл случайно подвернувшийся под руку медицинскому начальству доктор. Аж капитан медицинской службы. В каюту он загрузился с наспех собранным чемоданом и твердой уверенностью в несправедливости судьбы. Лег на должность. Узнав, что на корабле находятся два стажера от медицины, вызвал к себе нас обоих.　

— Товарищ капитан! Слушатели Новиков и Иванов прибыли по Вашему приказанию!　

— Так, - глубокомысленно изрек шеф, окинув взглядом вытянувшихся военных. - Хорошего человека должно быть много. Ты-то толще и выше, - обратился он ко мне, - значит, хороший. Будешь исполнять обязанности начальника медицинской службы. Обо всем, что сочтешь нужным, будешь докладывать мне. О том, что я сочту нужным, - командиру. Вопросов нет? Свободны. Стоп! Премудрости медицинской организации заносите в дневник. Оценки ставьте себе сами. Я подпишу. Все. Свободны.　

Страстный монолог шефа швырнул озадаченных стажеров в медицинский отсек и призвал к исполнению присяги врача. И не просто врача, военно-морского доктора, так как врачами на флоте врачей не называют: доктор или просто - док.　

Каждый, кому приходилось иметь дело с медициной на берегу, знает, что для успешного лечения больных, кроме врачебных знаний и хороших лекарств, нужны и солнечные палаты, сверкающие никелем операционные, бестеневые лампы, автоклавы, сестры милосердия, стерильная чистота и сиделка баба Маша. На эсминце “все выглядело иначе, чем на самом деле”, как любил высказываться один из корабельных философов-мичманов...