Смерть придёт на лёгких крыльях - Сешт Анна. Страница 1
Анна Сешт
Смерть придёт на лёгких крыльях
© Сешт А., текст, 2024
© Shunyah, иллюстрации, 2024
© ООО «Издательство АСТ», 2024
Ваши тела не сгнили, и не разложилась ваша плоть,
Вы избавляетесь от вашей влаги
И дышите так, как я повелел вам.
Вы – те, кто в водах Нун,
Плывете за отцом моим,
дабы ваши души-Ба могли жить! [1]
Пролог
Глубины были темны и бездонны, как беззвездное небо, и, казалось, она ослепла, созерцая их. В ее теле больше не было силы, и руки, скрещенные на груди, не могли подняться даже для единственного гребка.
Тягучие воды мерцали матовым блеском, словно ртуть или потускневшее от времени зеркало, и это было ее единственным светом. Ее грудь силилась подняться для вдоха, но толща вод смыкалась вокруг, запеленывая погребальным саваном.
И вокруг плыли другие тела, такие же безвольные, безымянные, уносимые все дальше. Сознание онемело, оцепенело в этой шелестящей тишине, плещущейся чьими-то далекими голосами – криками ли, стонами или безнадежным зовом, рассыпающимся где-то в незримых сводах бесконечных пещер.
Смутно она помнила, что у нее должны быть крылья и что кто-то должен сохранить ее имя, иначе она растворится здесь.
Смутно она помнила имена Врат и Стражей на пути, который должна пройти, иначе она не найдет себя.
Смутно…
И не было ни боли, ни страха – лишь постепенное угасание воли, погружение в многоликую зыбкость, в которой не узреть и не вспомнить отражения собственного лица…
Пространство вокруг пришло в движение. Нечто прорезало тягучие воды – огромное, великое, рассекающее пространство многоо́бразной вечности из века в век. И, очнувшись от погибельной дремоты, она и другие обратили свои взоры к ослепительному сиянию Божественной Ладьи.
Шевельнулось внутри узнавание, память о том, каково это – сделать вздох, протянуть руки навстречу могучему зову жизни, противиться которому не могло ничто здесь. И она вздохнула, закричала, выплеснутая первозданными водами…
Тысячи пещер и переходов распахнулись перед ее сознанием, наполненные иной, потусторонней жизнью. Обитавшие здесь сущности слетались к ней, зовя, касаясь, пробуя на вкус.
Она распрямилась, потерянная, вспоминая, что у нее было тело, был облик и имя. И впервые ее окутал страх – она отчаянно пыталась вспомнить и не могла. Вот она, нить, на кончиках пальцев – ускользает безвозвратно, как ни пытайся поймать. А вместе с именем тает и путь, по которому можно было бы вернуться…
Тягучая подвижная темнота разбивалась на сотни отражений, пока одна из форм не восстала перед ней – не чуждая, как многое здесь, но до боли знакомая.
С отчаянием она протянула свою призрачную хрупкую руку, нащупывая темную шерсть зверя, более настоящую, чем она сама. Путеводными звездами вспыхнули во мраке глаза. Она обняла зверя, прильнула к нему, излучающему живое тепло, безошибочное родство.
Черный пес, проводник душ, повел ее сквозь зыбкое пространство полузабытья, и другие сущности отступали, более не пытаясь поглотить ее или задержать.
С каждым шагом она сама становилась все реальнее, и где-то далеко ее сердце вспоминало, как биться, в тягучем ритме повторяя имя ее божества.
Инпут…
Инпут…
Глава I
1-й год правления [2]Владыки Рамсеса Хекамаатра [3]-Сетепенамона [4]
Песок и мелкие камешки рассыпались от каждого шага, царапая огрубевшие подушечки лап. Она остановилась, поскребла зубами между пальцами, выгрызая застрявший камень. Встряхнулась, продолжая путь. Несколько других присоединились к ней.
Ее люди в эти дни были беспокойны. Весь некрополь, вверенный ей и ее стае, гудел, как разоренный улей. В воздухе пахло кровью и смертью – легкий пока аромат, предчувствие настоящего запаха, который она и подобные ей умели узнавать.
Плохо, плохо. Уйдут раньше срока те, кто не должен. Многим душам нужно будет помочь отыскать потаенные тропы во мраке.
Она не знала слов людского языка, но жила подле них слишком долго, чтобы узнавать смыслы. Люди скорбели и боялись, оплакивая свое божество. Его срок переродиться тоже, похоже, наступил слишком рано. Закатилась солнечная ладья, которой надлежало подниматься над горизонтом еще несколько сезонов.
Она чуяла такие вещи и редко ошибалась.
Не ошиблась и сегодня. Много душ она провожала Туда, а вот нырять в первозданный мрак и приводить кого-то обратно приходилось нечасто. Но так повелела Первая. Найти, вернуть, привести… И она справилась. Теперь нужно было немного подождать.
А еще – отыскать кое-кого подходящего… кого-то, кто умел слышать и чуять. Той понадобится подспорье, сама, поди, не справится. Да только где ж его отыщешь, когда вот-вот разразится буря и люди так волнуются, не слыша даже друг друга. А времени немного…
Вот он. Щенок, входящий в силу пса-стража. Она помнила его и его стаю, помогавшую охранять некрополь живых Богов. Подойдет.
Ее люди относили в этот дом тела. Граница между Здесь и Там зыбкая. Вот-вот проснется та, которую она привела. Сюда же она привела и стража, пока буря не унесла его к другому берегу, как тростниковую лодку.
Она села в стороне, коротко махнула хвостом по песку, усыпавшему тропу, и теперь неотрывно смотрела на щенка, которого выбрала. Другие собрались вокруг нее, молчаливые наблюдатели. Под их взглядами щенку было неуютно – он и сам пока не знал, что именно чуял.
Но чуял.
Пальцы дрогнули, сжимая шерсть зверя… нет, грубый лен.
Далекие голоса омывали границы ее восприятия, бились, словно волны о борта ладьи, понемногу становясь все четче. Тихий невнятный гул складывался в слова:
– …позорная смерть…
– …в шкуры. Пускай сгниют.
– Забвение. Ведь совсем девчонки еще.
– Хоть что-то мы можем сделать? Не по-людски это как-то… и не по нашим обетам.
– Хотите присоединиться? – голос осек, словно удар хлыста. – За все приходится платить. Особенно тем, кто посягнул на Бога.
Тихий шепот – молитва о том, чтоб не коснулась тень такого неслыханного кощунства. И снова тот же голос:
– Новый Владыка приказал позаботиться только об этой. Сам просил за нее. Остальных уносите.
– И ты…
– Сам займусь. Выполняйте что велено.
Шаркающие шаги удалились. Стало так тихо, словно здесь не осталось живых. Но она чувствовала, что не одна здесь, запертая в ловушке холодного тела.
Чья-то воля продолжала настойчиво тянуть ее.
«Пробудись, пробудись…»
Эта воля разгоняла заново кровь, подтачивала кости, тревожила струны мышц и сухожилий болезненно, безжалостно.
«Ты нужна нам».
«Вернуть память».
«Вернуть истину».
«Пробудись, пробудись!..»
В многоликом шепоте, ставшем совсем далеким, голос своей Богини она различала ярче прочих.
«Первозданные воды омывают тебя. Дарую тебе свое дыхание – дыхание Западного Берега. Твоя плоть жива. Твое дело еще не закончено, моя Шепсет…»
Шепсет.
Ее звали Шепсет.
Осознав свое имя, она сумела, наконец, сделать судорожный вздох, сладкий, как ритуальное вино…