Алый лев - Чедвик Элизабет. Страница 4

— Ступайте, — велел он им, — дайте мне встретить вашу мать как полагается.

Толкаясь и улыбаясь, Вилли и Ричард отступили в сторону Вильгельм подошел к Изабель, взял ее правую руку и чинно поцеловал. Он отрастил колючую бороду за время своей отлучки. Выражение его глаз было таким, что ее сердце замерло.

— Милорд, добро пожаловать домой, — произнесла она так же чинно, хотя и ответила ему пламенным взглядом. — Если бы вы послали вестника, мы бы лучше подготовились к вашему приезду.

— И зря. Я хотел сделать сюрприз, — он обернулся, чтобы взять из рук слуги кубок с вином. Сделав маленький глоток, он передал его Жану Дэрли, который, отпив, передал его другому рыцарю.

— Тогда сюрпризом будет ваш ужин — в зависимости от того, что у нас есть, — ответила Изабель, но она уже смеялась.

В его присутствии она чувствовала легкое головокружение, будто от вина. После долгой разлуки всегда так бывало. Желание, подавляемое столь долго по необходимости, словно просыпалось.

— Ну, после крысиных хвостов и вареных червяков, нам все, что ни подадут, покажется манной небесной, — сказал он и, подмигнув сыновьям, направился к лестнице. По всему залу жены, возлюбленные и дети встречали своих мужчин, и звук счастливых, веселых голосов наполнил и согрел так долго пустовавшую комнату.

— Неужели было так плохо? — спросила Изабель.

— Иногда, — уклончиво ответил Вильгельм. Войдя в покои, он кивнул служанкам Изабель и склонился над колыбелью, чтобы взглянуть на спящего ребенка. Новости о рождении и крещении Гилберта он получил еще на поле боя. Уже третий сын. Будет кому сохранить фамильное имя.

— Он решил прийти в мир ногами вперед и напугал всех. Мы боялись, что он мертворожденный, но с тех пор он исправился, — сказала Изабель, подойдя к нему. — Из рассказов, что я слышала о временах, когда ты был оруженосцем, могу сказать, что он в тебя.

— В каком смысле? — Вильгельм выглядел удивленным.

— Говорили, что ты не делал ничего, только спал и ел, за что и получил прозвище Обжора.

— Это несправедливо, — запротестовал Вильгельм. — Ну да, я любил поесть и поспать, когда получалось, а кто в молодости этого не любит? Но мне приходилось работать, чтобы это заслужить.

— Тем не менее, ему это прозвище подходит. У него уже прорезался первый зуб, и он начал есть кашу. Я на прошлой неделе наняла кормилицу.

Вильгельм ничего не ответил, но его тело отреагировало немедленно. Изабель нравилось самой выкармливать детей, по крайней мере, какое-то время, для нее это было в равной мере радостью материнства и обязанностью. Ее дети были де Клерами по крови, и то, что она их кормила, пока не приходила пора отлучать их от груди, было им только на пользу. Однако Церковь объявляла грехом любовное соитие между кормящей женщиной и ее мужем. И, хотя они с Изабель иногда нарушали этот запрет, чувство вины мешало им. Поэтому всегда было облегчением, если удавалось взять кормилицу, особенно после долгого сухого лета.

Он почувствовал слева от себя еще чье-то присутствие и встретился взглядом с большими безмолвными глазами своей трехлетней дочери. Он стояла, слегка прикусив нижнюю губу, словно не зная точно, кто он такой и как она должна на него реагировать. Он присел на корточки, чтобы их взгляды оказались на одном уровне. У нее были такие же, как у него, глубокие, как зима, глаза и каштановые волосы с медным отливом. Веснушки украшали ее изящный носик, а на подбородке был след от пыли. Он мягко стер его рукой.

— Ну и как дела у вас, молодая леди? — торжественно спросил он.

Махельт скорчила рожицу и хихикнула. Он вручила ему своих кукол, чтобы он мог полюбоваться ими. Двух из них он раньше не видел: ребенка, свернувшегося калачиком, и рыцаря в плаще и с зелено-золотым щитом.

— Кто это? — спросил он.

— Это ты, — ответила она, уставившись на него как на слабоумного.

— Я думал, я у тебя уже есть, — сказал он.

— Да, но тот — это когда ты мой папа и когда ты дома. А этот — когда тебя нет. В следующий раз мама сделает мне короля.

Он прикусил губу, чтобы не рассмеяться, в то же время чувствуя легкую грусть. Он подхватил ее на руки:

— Но теперь я дома, солнышко.

— Да, но ты же опять уедешь, — она потрогала его богато расшитый ворот.

— Но ненадолго же… и у нас будет много времени, чтобы делать королей, и королев, и принцесс.

— И еще малыша? — спросила она с широко открытыми глазами.

Он чуть не поперхнулся смехом.

— Ну, об этом надо просить твою маму, — сказал он, с усмешкой глядя на жену.

Обернув полотенце вокруг бедер, Вильгельм вылез из ванны. Изабель промокнула полотенцем его грудь и спину и внимательно посмотрела на него. Помимо шрамов от ран, полученных в молодости, когда он искал славы на турнирах и на поле битвы, она с сожалением отметила новые, в основном синяки, начинающие желтеть. А поскольку сейчас он был старшим командиром и стратегом, синяков не должно было быть вообще.

— Что? — беззаботно спросил он, когда она вышла из-за спины мужа и посмотрела на его грудь.

— Мы тут слышали увлекательнейшую историю об осаде Мильи, — она передала влажное полотенце служанке и скрестила руки на груди. — Оказывается, ты побежал через ров, взобрался на приставную лестницу и в одиночку дрался на стене.

Он пожал плечами:

— Любовь моя, ты должна бы уже знать, что не стоит верить слухам.

— А это зависит от того, кто их приносит. Если это говорит один из моих собственных посланников, находившийся в лагере и бывший свидетелем всего случившегося, я вынуждена ему верить.

Он обхватил ее за талию и притянул к себе:

— Я пока в своем уме, и ни королю, ни жене не позволю отсылать себя в конюшню.

Изабель положила ладонь ему на грудь, а пальцами другой руки провела линию вдоль его свежевыбритого подбородка, где в виде более светлой, незагорелой кожи маячил призрак росшей там когда-то бороды.

— Я не собиралась тебя унижать, но я не могу не думать о твоей безопасности. И к тому же, — добавила она игриво, — когда старых боевых коней отправляют в конюшню, это обычно для того, чтобы они стали жеребцами-производителями.

Он прищурился.

— А лучшие из них могут справляться и с тем, и с другим, — он показал на кровать, — задерни полог, и я тебе это докажу.

Изабель рассмеялась и покраснела, зная, что рядом дети и ухмыляющиеся слуги, у которых ушки на макушке.

— Доказательство у меня уже есть, — сказала она, кивнув в сторону колыбельки Гилберта и взглянув на остальных детей, которые гонялись друг за другом по комнате, возбужденные возвращением отца домой. — И доказательство другого тоже.

Она сникла, пробежав пальцами по его синякам. Полотенце едва ли скрадывало то, что он совершенно готов подтвердить свое утверждение, но приличие было быстро восстановлено с помощью одежды, которая уже высохла у огня: свободных полотняных штанов, поножей и мягкой темно-синей рубахи. Тем не менее взгляд, которым Вильгельм обменялся с ней, обещал возвращение к обсуждению этой темы в более подходящий момент, когда не будет других насущных дел, и по телу Изабель пробежала дрожь сладостного предвкушения.

— Мы захватили Мильи и взяли в плен епископа Бовэ, так что Ричард должен быть совершенно доволен, — Вильгельм уселся за стол, собираясь выпить вина и съесть тарелку медовых пирожков. — И мы дали отпор французам, по крайней мере, на какое-то время. У Ричарда снова мало денег, но это ни для кого не новость. Он поговаривает о повышении в Англии налогов, чтобы увеличить доход. Думаю, его советник сделает все, что в его силах, чтобы хорошо принять короля и потом доить его, когда будет необходимо.

Изабель мысленно напомнила себе, что надо переговорить с их вассалами. Они с Вильгельмом заплатят все, что потребуется, и даже чуть больше, чем необходимо, поскольку быть в чести у короля выгодно. Часто бывало, что они одалживали Ричарду деньги из собственных средств, но делали это потому, что были мудры и заботились о своих интересах. Помогало то, что их английский доход основывался на производстве шерсти в имениях в Марчере, в Уэльсе, а фламандцы не могли нарадоваться на их шерсть.