Книга на третье - Бормор Петр. Страница 44

— Ну подумай сама, — говорила ей Постоянная Планка, — что случится, если ты станешь всего в десять тысяч раз больше? Тебя, по крайней мере, тогда хоть вычислить смогут. А сейчас, из-за тебя одной, масса Вселенной не сходится с расчетной! Тебе не стыдно?

Константе было стыдно, но она упрямо вздергивала подбородок — красивый жест, если бы кто-то смог его разглядеть.

— Да что ты вообще означаешь?! — набрасывалась на нее Третья Космическая (которая, по большому счету, не была настоящей постоянной, но держалась среди них благодаря обширным связям). — Ты что, отвечаешь за силу тяготения? Нет! За скорость света? Тоже нет.

— Я — коэффициент этой… ну… ее не открыли еще.

— Ну кого, кого?

— Ну… губельдючести.

— Да-а? И что же именно у нас обладает губельдючестью?

— Ну, эти… кузявки.

— Кто?!

— Ну они мелкие такие…

— Кварки, что ли?

— Нет, причем тут кварки… Кварки большие, а кузявки маленькие. Их не открыли еще.

— А какая польза от этих кузявок?

— Не знаю я! Этого еще никто не придумал!

— А они не могут быть немножко более губельдючими? Пойми, ведь стыдно за тебя, ты нам весь справочник позоришь!

— Да не знаю! Может, могут, может, нет. А вдруг я увеличусь — и произойдет что-то страшное!

— Да у тебя мания величия! — припечатало Пи. — Мнишь о себе невесть что, а сама при этом стремишься к нулю!

Это была неправда. Константа не стремилась к Нулю. Она им восхищалась на расстоянии, но это, конечно, не их собачье дело.

Прочие постоянные (и деже некоторые переменные!) стыдились находиться в одной компании с маленькой константой. И всячески ее унижали. Хотя, казалось бы, куда уж дальше. Константа и так была меньше некуда. Но стойко переносила все нападки — хотя это и было нелегко. И даже когда на нее начинало давить Ускорение Свободного Падения, она держалась.

Очень долго держалась. С самого Большого Взрыва и почти до сего дня. Но в конце концов — не выдержала. Попробуйте сами в течении стольких миллионов лет постоянно слышать, что вы — ничтожество! И константа, всхлипывая, устремилась к Нулю, который единственный ее ни в чем ни разу не упрекал (о да, Ноль — это совершенство, недаром же он Абсолютный!).

Тут бы и написать, что мир без нее рухнул. Но нет. Стоит, как видите. И внешне в нем даже ничего не изменилось. Но в мире больше не стало губельдючих кузявок — ибо, как известно, кузявки с коэффициентом губельдючести ноль существовать не могут. И никто никогда не узнает, что же они из себя представляли, и какую невосполнимую потерю понес мир, каких блистательных возможностей лишился. Если, конечно, от кузявок вообще могла быть хоть какая-то польза. Зато масса Вселенной наконец-то сошлась с рассчетной.

Шла по улице бедная убогая девочка (зачёркнуто) [6] бацилла. А на дворе, между прочим, зима. Холодно, голодно, неуютно.

Но тут, как бывает во всяких рождественских историях, перед ней приветливо распахнулся большой уютный дом (зачёркнуто) нос. Девочка (зачёркнуто) бацилла зашла внутрь — никого. Ну и замечательно!

Устроилась она на проживание. Тепло, просторно, только сквозняки мешают. Ну, это мелочи — она плотно заткнула щели (зачёркнуто) нос, зашторила окна (зачёркнуто) веки, оставила только узенькую щелочку, и чердак ватой набила. Да вдобавок хорошенько прогрела помещение, градусов до 38–39. А чего зря мерзнуть, действительно?

Правда, потом, через две недели, бедную девочку (зачёркнуто) бациллу всё равно выперли из обжитого дома (зачёркнуто) носа, но это уже было после рождества, и потому не считается. Да к тому же, мало ли на свете других приветливо распахнутых дверей (зачёркнуто) носов!

Помогите, кто знает!

Не могу пройти этот квест. От зайца ушёл, от волка ушёл, от медведя тоже, а на четвертом уровне меня все время убивают.

Подскажите коды!

Жила. Я точно помню, что жила. Или мне это кажется? Была как все, или как многие, такая же, но живая. Как все. Самая обыкновенная, ничего особенного. Мечтала, конечно.

Завидовала другим таким же, но которым повезло. Они, эти другие, у всех на виду, им все завидуют, они красивые, знаменитые, богатые. Им жить хорошо и интересно. А мне — скучно и серо, хочется большего.

Ну и пришел недобрый волшебник, взмахнул авторучкой и превратил живую девочку в принцессу. Но деревянную. Куклу-марионетку.

Меня полностью нет, абсолютно всерьез, я не шучу. Я кукла, и я очень красивая кукла. Знаменитая кукла. Мною играют на сцене. Меня научили двигаться так, как я раньше никогда не двигалась, одеваться так, как сама бы никогда не оделась. Меня научили, как надо себя держать, на что обращать внимание, а на что класть с прибором. Мне вылепили новое лицо. Мне сказали, что и как петь. Объяснили, какой у меня должен быть имидж, чтобы я нравилась почтенной публике. Что носить и о чем думать, а лучше не думать вообще. Во всем этом меня не осталось.

Мне завидуют маленькие девочки. Меня хотят большие мальчики. Я об этом мечтала, когда была живой. Но я — кукла.

Никогда не надо доверять недобрым волшебникам распоряжаться своей судьбой.

Я не жалуюсь. Мне не на что жаловаться, что хотела, то и получила. Я даже не плачу по ночам, не думайте! Деревянные куклы не умеют плакать. Они всегда счастливы, голливудская улыбка раз и навсегда врезана в податливое дерево.

Смотрите на меня, слушайте меня, любуйтесь мной!

Я рождена, чтобы делать вас счастливее.

Я джинн в бутылке.

Я сошла с ума.

На протяжении многих веков из поколения в поколение у эльфийских королей передавался могучий артефакт — Меч Света. Это был… очень хороший меч. И он верой и правдой служил своим хозяевам, разя врагов направо и налево. А потом однажды армию эльфов победили превосходящие силы противника, и какой-то оркский сержант, подняв оброненный меч, уважительно произнес «Шам Гыр!», что по-орочьи означает «неплохое оружие!». С тех пор артефакт стал служить новым хозяевам и называться Шамгыр. Что и правильно. Света — не самое подходящее имя для меча…

— Придёт серенький волчок, — монотонно напевала старуха, — и укусит за бочок…

«Вряд ли я это переживу…» — мрачно думал Один, запоминая пророчество.

Она не делала даже попыток пошевелиться, петли крепко держали ее.

Незнакомец в черной полумаске стоял перед ней, нехорошо ухмыляясь и разминая пальцы.

— Ну, так какой же все-таки секретный кол? — он протянул руку, подцепил ее за ребро изогнутым никелированным инструментом, нажал, и что-то неприятно хрустнуло.