Мозаика Парсифаля - Ладлэм Роберт. Страница 5
– Еще нет.
– Валите к дьяволу, Хейвелок. – Сотрудник разведки повернулся было, чтобы отойти.
– Джордж.
– Что?
– А ведь вы дали маху, Джордж. Я как раз собирался сообщить, что произошло сегодня во второй половине дня, но вы не дали мне этого сделать.
– Что из того?
– Вы просто уже знали то, что я намеревался сообщить. Когда вы перехватили телеграмму? Около полудня?
– Идите к черту!
Майкл проследил, как представитель ЦРУ, пройдя через зал, приблизился к своему столику. Джордж ужинал в одиночестве, но Хейвелок знал, что руководитель резидентуры здесь не один. Через три минуты это полностью подтвердилось. Человек ЦРУ подписал счет – очень плохой стиль работы – и быстро пошел через арку в вестибюль. Спустя сорок пять секунд моложавый мужчина поднялся из-за стола справа и направился к выходу, ведя под руку ничего не понимающую спутницу. Еще через минуту из кабины слева появились два человека и отправились на выход. В зыбком свете свечей Хейвелок увидел, что на их тарелках осталось много еды – очень плохой стиль.
Итак, они следили за ним, установили наружное наблюдение, пошли даже на перехват телеграммы. С какой целью? Почему они не хотят оставить его в покое?
Так обстояли дела в Амстердаме.
Над Парижем сияло ослепительно яркое желтое полуденное солнце. Его лучи играли в волнах Сены и, отражаясь, освещали снизу пролет моста Понт-Руаяль. Хейвелок дошел до его середины. Отельчик, в котором Майкл остановился, был на рю Дю-Бак, всего в нескольких кварталах отсюда, и сейчас он направлялся туда из Лувра, избрав самый короткий путь. Он знал, насколько важно не отклоняться от маршрута и не дать понять наружному наблюдению, что оно замечено. В потоке машин лавировало такси, чтобы не потерять его из вида. Это тоже не ускользнуло от Майкла. Тот, кто руководил движением машины, отлично знал свое дело. Такси задержалось всего на несколько секунд на углу и сразу же устремилось в противоположном направлении. Это означало, что тот, кто наблюдал за ним, оказался в данный момент на кишащем пешеходами мосту. Если в задачу наблюдателя входит установление контакта, толпа всегда полезна, особенно на мостах. Люди останавливаются на мостах через Сену просто для того, чтобы с отсутствующим видом смотреть на воду. Они это делают уже на протяжении нескольких столетий. Таким образом можно незаметно вести беседу. Конечно, если целью является контакт, а не заурядная слежка.
Майкл облокотился на доходивший до уровня груди каменный парапет и зажег сигарету. Со стороны он казался просто зевакой, рассматривающим туристский катер, подходящий к пролету моста, и лениво помахивающим рукой его пассажирам. На самом же деле он весь был внимание. Притворно заслонившись ладонью от яркого солнца, он внимательно наблюдал за приближающейся справа высокой фигурой.
Он мог различить серую шляпу, пальто с бархатным воротником, сверкающие штиблеты из патентованной кожи. Вполне достаточно. Воплощение блеска и элегантности Парижа. Внимания этого человека добивались во всех салонах Европы. Это был Граве, по всеобщему мнению, крупнейший знаток классического искусства в Париже и, таким образом, на всем континенте. Лишь те, кому положено, знали, что он торгует не только обширными познаниями в области изящных искусств.
Он остановился у парапета футах в семи от Хейвелока, поправил бархатный воротник пальто.
– Я вас сразу узнал. И иду за вами от Дю-Бернар. – Он говорил тихо, но очень отчетливо, так, чтобы можно было расслышать.
– Знаю. Чего вы хотите?
– Вопрос в том, чего хотите вы? Почему вы в Париже? Нам дали понять, что вы отошли от активной деятельности. А если честно, рекомендовали вас избегать.
– И немедленно сообщить, если я попытаюсь вступить в контакт, не так ли?
– Естественно.
– Но вы совершили обратное действие, подошли ко мне первым. Не кажется ли вам, что это не очень мудро?
– Небольшой риск иногда вполне оправдан, – ответил Граве. Он выпрямился, огляделся по сторонам и продолжил: – Мы давно знаем друг друга, Майкл. Ни за что не поверю, что вы явились в Париж с целью своего культурного возрождения.
– И я не поверил бы. Кто вам такое сказал?
– Вы провели в Лувре ровно двадцать семь минут. Слишком мало, чтобы насладиться искусством, слишком много для того, чтобы просто воспользоваться туалетом, но вполне достаточно для встречи с кем надо в темноватом и к тому же переполненном посетителями зале, скажем, в дальнем конце третьего этажа.
Хейвелок не смог удержаться от смеха:
– Послушайте, Граве…
– Пожалуйста, не смотрите в мою сторону. Продолжайте любоваться водой.
– Я был в мезонине, где хранится коллекция древнеримского искусства. Но там оказалась группа туристов из Прованса. Пришлось ретироваться.
– Меня всегда восхищала быстрота вашей реакции. И вот теперь весь этот шум: «Он отошел от активной работы! Избегайте его!»
– Но шум соответствует действительности.
– Не знаю, каким новым прикрытием вы решили воспользоваться, – быстро продолжал Граве, стряхивая пылинки с рукавов пальто, – но, судя по всему, вы находитесь в данный момент в весьма достойной компании. Вам известно, что я брокер, торгующий информацией по весьма широкому кругу вопросов, и чем достойнее мои клиенты, тем больше они мне нравятся.
– Извините, но я ничего не покупаю. Следуйте директиве и избегайте меня.
– Не глупите. Вы же пока не знаете, что я могу предложить. Невероятные события происходят в совершенно неожиданных местах. Союзники становятся врагами, враги – друзьями. Персидский залив полыхает пламенем, а вся Африка бродит по кругу, причем – в противоположных направлениях, между странами Варшавского Договора существуют противоречия, о которых вы даже не догадываетесь. Вашингтон же тем временем разрабатывает десятки стратегических комбинаций, приносящих лишь вред. Эти комбинации по своей тупости сравнимы лишь с идиотскими интригами Советов. Я могу без конца приводить примеры глупости обеих сторон. Не сбрасывайте меня со счетов, Майкл. Платите мне, и вы еще выше взберетесь по служебной лестнице.
– Зачем мне взбираться выше, если я выбрался из игры?
– Опять та же высокомерная глупость. Вы же сравнительно молодой человек, и вас просто так не отпустят.
– Они могут следить за мной, но удержать силой не способны. Единственно, чем мне пришлось пожертвовать уходя, так это пенсией.
– Примитивно, Майкл. Все знают, что у каждого из вас имеется банковский счет в удаленном, но вполне доступном месте – секретный специальный фонд, из которого вы оплачиваете услуги несуществующих агентов, покрываете расходы на несостоявшиеся поездки или на приобретение несуществующих документов. Уверен, что уже к тридцати пяти годам вы сумели обеспечить себе безбедную жизнь в отставке.
– Вы приукрашиваете как мои таланты, так и финансовое положение, – улыбнулся Хейвелок.
– Или вы, и это вероятнее всего, оставили весьма пространные записки, – продолжал француз, пропустив слова Майкла мимо ушей, – в которых излагаете некоторые секретные действия, или, если хотите, решения, – проливающие свет на определенные события или характеризующие отдельные личности. И эти записки, без сомнения, вне досягаемости тех, кто в них больше всего заинтересован.
Хейвелок перестал улыбаться, но Граве продолжал гнуть свое:
– Разумеется, мы не можем рассматривать эти записки как гарантию финансовой стабильности, но согласитесь – они повышают то, что называется «качеством жизни».
– Вы зря тратите время. Я действительно ушел с рынка. Если у вас есть по-настоящему ценные сведения, вы получите за них просимую сумму. Вам известно, к кому следует обращаться.
– Эти вечно напуганные неудачники, люди второго сорта. Ни один из них не имеет прямого доступа к… ну, скажем, местам, где принимаются решения.
– Теперь и я лишен доступа.
– Не верю. Вы единственный человек в Европе, который говорит напрямую с Энтони Мэттиасом.