Мозаика Парсифаля - Ладлэм Роберт. Страница 57

– И вы готовы на это?

– Давайте условимся, – с мягким смешком ответил Саланн. – У меня много скверных привычек, но моя совесть не выдержит больше пяти жмуриков за один раз. – Доктор сделал короткую паузу и, не дав Хейвелоку вставить и слово, продолжил: – Однако у нас могут возникнуть проблемы. Они сообщают, что вы ведете грузовик…

– Уже нет.

– …или, возможно, темно-серую «Ланчию», – продолжил Саланн.

– Да.

– Избавьтесь от нее как можно скорее.

Майкл посмотрел на большой автомобиль, стоящий рядом с телефонной будкой. Двигатель перегрелся, и из-под крышки радиатора пробивался пар, собиравшийся облачком в свете уличного фонаря. Это не могло не привлечь внимания к машине.

– Не знаю, сколько я способен прошагать, – сказал Хейвелок.

– Потеря крови?

– И порядочная, как я чувствую.

– Merde! [39] Где вы сейчас?

– Понятия не имею, хотя помню, что уже был в этом месте.

– Дезориентация или затемнение сознания?

– Не все ли равно?

– Кровь.

– У меня мутится в голове, если вы это имеете в виду.

– Именно. Я, кажется, представляю, где вы находитесь. Там должна быть ювелирная лавка. На противоположной стороне улицы. Кто-то и сын…

Майкл, прищурившись, взглянул поверх «Ланчии».

– «Ариаль и сын», – сказал он, прочитав светлые буквы вывески над затемненным входом в магазин. – «Первоклассные ювелирные изделия, часы, бриллианты». Об этом вы говорите?

– Ну, конечно же, Ариаль. Знаете, ведь мне иногда тоже выпадают удачные вечера, а Ариаль и сын, похоже, не такие большие жулики, как остальные. Теперь слушайте. Через несколько домов к северу от «Ариаля» вы найдете узкий проезд, который ведет на небольшую автостоянку, не видную с улицы. Я прибуду туда самое позднее минут через двадцать. Учитывая обстоятельства, я с вашего разрешения не стану мчаться как угорелый по улицам.

– Умоляю. Не надо.

– И вам не советую. Шагайте медленно и, как только доберетесь до стоянки машин, заползайте под одну из них и укладывайтесь поудобнее на спину. Когда увидите, что я появился, зажгите спичку. Главное, как можно меньше движений. Поняли?

– Да, понял.

Хейвелок вышел из будки, но прежде чем перейти через улицу, расстегнул пиджак, вытащил из-за пояса полы пропитанной кровью рубашки и выжал ее прямо на тротуар. Затем сделал с десяток быстрых шагов, чтобы подошвами стереть пятна крови, и свернул за угол в тень. Теперь каждый, кто заметит «Ланчию» и начнет изучать следы вокруг, непременно решит, что он побежал по перпендикулярной улице. Остановившись, Майкл с трудом снял ботинки, застегнул пиджак и заковылял через перекресток на другую сторону, где расположился торговый дом «Ариаль и сын».

Он лежал на спине, держа в руках спички и пялясь на грязное днище «Пежо», почти упиравшегося радиатором в стену вокруг автомобильной стоянки. Его мысли были заняты анализом маловероятных ситуаций. Например, возвращается хозяин машины вместе с приятелем, и оба садятся в автомобиль. Как в этом гипотетическом случае остаться незамеченным? Ответ напрашивался сам собой – откатиться в сторону. Да, но куда, направо или налево?

Двойной луч фар, прорезав темноту у въезда на стоянку, прервал эти ценные размышления. Свет погас, машина остановилась, проехав футов на десять за неохраняемые ворота. Однако двигатель прибывшего автомобиля продолжал работать. Это Саланн давал знать о своем появлении. Хейвелок протиснулся к краю шасси «Пежо» и чиркнул спичкой. Через несколько секунд он увидел над собой доктора, а через несколько минут они уже катили на юг по дороге на Антиб.

Майкл забился в угол заднего сиденья, вытянув ноги, незаметный снаружи.

– Если вы помните, – сказал Саланн, – у меня в доме есть боковой вход, прямо с дороги. Он ведет прямо в мой хирургический кабинет.

– Помню. В свое время я им воспользовался.

– Я пройду первым, чтобы убедиться в безопасности.

– Что вы намерены предпринять, если увидите перед домом машины?

– Не хочу об этом думать.

– Но не исключено, что вам все же придется пошевелить мозгами.

– Вообще-то я уже пошевелил. В Вильфранш живет один мой коллега, пожилой человек, настоящий рыцарь без страха и упрека. Хотя мне не хотелось бы втягивать его в наши дела.

– Спасибо за то, что вы для меня делаете, – сказал Хейвелок, глядя в затылок доктору. – Я это очень ценю. – Даже в неверном мелькающем свете было заметно, как поседел Саланн. Еще год-полтора назад в темной шевелюре серебрились лишь отдельные пряди.

– Я, в свою очередь, тоже высоко ценю оказанную вами услугу, – ответил медик негромко. – А ведь долг платежом красен.

– Знаю. Вам не кажется, что сильно похолодало?

– Вовсе нет. Вы спросили про Клоди, так вот, что я скажу вам. Она вполне счастлива со своим мужем – молодым врачом в Ницце – и очаровательным малышом. Два года назад она едва не покончила с собой. Вы знаете, что все это для меня значит, дружище?

– Рад слышать такую приятную новость.

– Кстати, то, что сообщили о вас, просто абсурдно.

– Что именно?

– Они сказали, что вы безумец, опасный психопат, угрожающий всем нам разоблачением, и что в результате все мы погибнем от рук шакалов из КГБ. Поэтому вас нельзя оставлять в живых.

– Это утверждение кажется вам абсурдным?

– Уже целый час, мой ужасный друг. Вы помните того человека в Каннах, с которым я был связан, совершая свой неблаговидный поступок?

– Агента КГБ?

– Да. Кстати, вы полагаете, он хорошо информирован?

– Не хуже остальных из этого сектора, – ответил Хейвелок, – принимая, конечно, во внимание, что, оставив агента на месте, мы накачивали его дезинформацией. Но какое отношение он имеет к нашему случаю?

– Когда до меня дошло сообщение о вас, я позвонил ему. Из уличного автомата, конечно. Чтобы получить подтверждение фантастических заявлений, спросить, каково положение на ярмарке и сколько дадут за американского агента родом из Праги. Его ответ показался мне и удивительным, и красноречивым.

– Что же он сказал? – поинтересовался Майкл, корчась от боли.

– Вы не котируетесь на рынке ни по высоким, ни по низким ставкам. За вас не дадут ничего. Вы прокаженный, а Москва вовсе не желает подхватить инфекцию. Вы неприкасаемый, больше того, вашего имени вообще не следует упоминать. Следовательно, сделал я вывод, у вас нет возможности выдать кого-либо КГБ. – Доктор покачал годовой. – Рим лгал мне, что означает одно: кто-то в Вашингтоне лгал Риму. «Не подлежит исправлению»? Сообщение не подлежит вере, так будет вернее.

– Могли бы вы повторить эти слова еще кому-нибудь?

– Тем самым я вынесу самому себе смертный приговор. А у моей благодарности, увы, существуют границы.

– Ваше имя не будет названо, даю слово.

– Кто вам поверит, не имея возможности проверить источник информации?

– Энтони Мэттиас.

– Мэттиас?! – резко обернувшись, воскликнул Саланн и вцепился в руль, чтобы не потерять управления. – Да с какой стати?..

– Просто потому, что вы со мной. Опять же даю слово.

– Такие, как Мэттиас, мой друг, существуют вне зависимости от честного слова, данного даже из самых лучших побуждений. Он задает вопросы, и вы отвечаете.

– От вас потребуется всего лишь подтвердить мои слова.

– Но почему он должен верить? А тем более мне?

– Вы сами только что назвали причину. Агент родом из Праги. А он тоже родом оттуда.

– Понимаю, – задумчиво протянул доктор, снова устремив взгляд на дорогу, – но я никогда об этом не думал. Даже в голову не приходило.

– Все очень сложно, и я не люблю распространяться на эту тему. Наши семьи давно связаны между собой.

– Я должен подумать. Вступить в отношения с человеком такого калибра означает перевести дело совсем в иное измерение, не так ли? Мы, заурядные люди, творим наши ординарные глупости. Он же личность далеко не заурядная. Он живет в иной плоскости. Как это говорят?