Мозаика Парсифаля - Ладлэм Роберт. Страница 9

– Прошу вас. – Русский молитвенно поднял руки. – Вы должны меня выслушать.

– Не думаю. Вы не скажете ничего, что могло бы хоть как-то меня заинтересовать. Военную можно поздравить с блестяще проведенной операцией. Она выиграла. Женщина тоже переиграла нас, но затем проиграла все. Дело закрыто, говорить больше не о чем.

– Нет есть.

– Только не со мной.

– В ВКР работают маньяки, – спокойно, но настойчиво произнес русский. – Вы это и без меня знаете. Мы с вами – противники и даже не пытаемся прикидываться друзьями. Но мы играем по определенным правилам, мы – не бешеные псы. Где-то в глубине души мы даже испытываем взаимное уважение. Возможно, оно зиждется на страхе, но не обязательно на нем одном. Проявите это уважение сейчас ко мне, дружище.

Они встретились взглядом, изучая друг друга. Хейвелок кивнул:

– Я знаю о вас из досье, так же как и вы обо мне. Вы не участвовали в том деле.

– Каждая новая смерть – все равно смерть, конец человеческой жизни. Смерть же без надобности, просто спровоцированная, – отвратительна вдвойне. И к тому же весьма опасна, так как может с десятикратной силой обрушиться на тех, кто ее организовал.

– Скажите это все Военной. С их точки зрения, устранение было не напрасной, напротив – совершенно необходимой мерой.

– Мясники! – выпалил гортанным голосом Ростов. – Им нельзя ничего сказать. Они наследники старого ОГПУ с его бойнями, порождение маниакального убийцы Ягоды. Они по уши увязли в своих параноических галлюцинациях, уходящих корнями в те времена, когда Ягода истреблял самых уравновешенных и разумных. Им не хватало фанатизма, и он ненавидел их, считая это предательством дела революции. Вы знаете, что такое ВКР?

– Знаю достаточно хорошо, чтобы держаться подальше в надежде, что вы сумеете призвать ее к порядку.

– Хотел бы надеяться на это. Представьте, что было бы, стань банда ваших тупых сверхпатриотов крайне правого толка отдельным подразделением Центрального разведывательного управления. Именно так обстоит дело с ВКР.

– У нас все же иногда возникают противовесы, есть сдерживающие факторы. Если бы подобное подразделение появилось (а я не исключаю такой возможности), его держали бы под контролем и открыто критиковали. Тщательно изучали бы его деятельность, а финансирование регулировали. В конечном итоге банду прихлопнули бы.

– Не скажите, у вас были проколы. Все эти комитеты по расследованию антиамериканской деятельности, разные маккарти, хьюстонские планы, чистки так называемой безответственной прессы. Рушились карьеры, растаптывались судьбы. Бремя грехов лежит и на вас.

– Все это быстро кончалось. У нас нет ни ГУЛАГА, ни программ «реабилитации», разработанных на Лубянке. А «безответственная» пресса время от времени демонстрирует примеры высочайшей ответственности.

– Тогда скажем так: и вы, и мы не безгрешны. Но мы значительно моложе. А в юности кто не ошибается?

– Но с операцией ВКР под кодовым названием «Памятливые» ничто не может сравниться в нашей стране. Подобной гнусности не потерпел бы ни один Конгресс, ни один президент.

– Вот еще пример параноической фантазии! – воскликнул сотрудник КГБ. – Операция «Памятливые путешественники», предпринятая несколько десятков лет тому назад и давно себя дискредитировавшая! Вы же не верите, что она до сих пор работает?

– Верю гораздо меньше, чем ваша Военная, но больше, чем вы, если, конечно, вы искренни.

– Оставьте, Хейвелок! Русские младенцы, отправленные в США на воспитание к убежденным и, вне сомнения, маразматикам марксистам в надежде на то, что в будущем они станут советскими агентами. Безумие! Но ваш-то разум где? Психологически несостоятельная идея с возможными катастрофическими последствиями. Подавляющее большинство детей падут под ударами джинсов, рока и спортивных автомобилей. Надо быть идиотами, чтобы пойти на такую операцию!

– Теперь вы говорите неправду. «Памятливые» существуют, мы оба это знаем.

– Важно количество, – пожал плечами Ростов. – И потенциальная ценность. Сколько их осталось? Пятьдесят, сто, самое большее – двести. Несчастные создания, занимающиеся конспирацией на любительском уровне. Они болтаются в нескольких городах, собираются по подвалам, несут чушь. Они не уверены в себе, в своей полезности и ставят под сомнение целесообразность всей своей деятельности. Поверьте, так называемые «путешественники» практически не пользуются у нас доверием.

– Но вы их почему-то не отзываете.

– А куда мы можем их отозвать? Лишь немногие из них способны объясниться по-русски. Моральная обуза. Что ж, подождем, пока они сами по себе не исчезнут, игнорируя их информацию и убеждая этих несчастных в том, что якобы ценим их преданность.

– Военная не игнорирует этих людей.

– Я же сказал вам. Военная контрразведка обитает в мире галлюцинаций.

– Интересно, верите ли вы сами в то, что говорите? – спросил Майкл, внимательно изучая собеседника. – Вовсе не все семьи, в которых росли дети, состояли из сенильных типов, не все «путешественники» работают на любительском уровне.

– Возможно, «памятливые» и предпринимают или предпринимали в недавнем прошлом какие-то действия, но мне об этом ничего не известно, – твердо заявил Ростов.

– Допустим, так оно и есть. Как прореагируют на это в Москве?

Русский довольно долго молчал, оставаясь неподвижным. А когда заговорил, голос его звучал глухо.

– Военная – чудовищно секретное учреждение, – произнес он в раздумье. – Но если вы правы, как-то все же прореагируют.

– Тогда, если желаете, я дам вам информацию к размышлению. Считайте ее прощальным подарком отставного противника.

– Мне не нужны дары такого рода, – холодно сказал Ростов. – В них будет доброй воли не больше, чем в вашем пребывании в Афинах.

– Коль скоро вы отказываетесь от помощи, отправляйтесь в Москву и ведите битву самостоятельно. Инфраструктура вашей организации меня больше не интересует. Я полагаю, пора расстаться, если, конечно, вы не извлечете из рукава еще одну разновидность оружия, которое годится скорее для комиксов.

– Все мы в Москве пешки в одной игре… Как вы сказали? Инфраструктура? Раздельные службы, слитые в единое целое, именуемое КГБ. Все остальное производное. Если даже сотрудник – будь то мужчина или женщина, безразлично – тяготеет к Военной или успел блестяще зарекомендовать себя в ней, он все равно принадлежит КГБ. Как минимум на него где-то в недрах площади Дзержинского заведено досье. С завербованными иностранцами, как вам должно быть известно, это тем более необходимо. В целях внутренней безопасности, разумеется.

Хейвелок переместился на край кровати. Теперь в глазах его был не только гнев, но и недоумение.

– Если хотите что-то сказать, выкладывайте быстрее! От вас, дружище, что-то дурно запахло.

– Это наше общее свойство, Михаил Гавличек. Обоняние не адаптируется к вони, не так ли? Напротив, становится особо чувствительным ко всему смердящему – как у животных.

– Да говорите же!

– В документах КГБ Дженна Каррас не значится.

Хейвелок бросил взгляд на русского, неожиданно вскочил с постели и швырнул вверх простыню, чтобы закрыть тому поле зрения. Затем кинулся вперед и буквально вдавил противника в стену рядом с балконной дверью. Повернув его кисть по часовой стрелке и захватив левой рукой шею, Майкл ткнул Ростова головой в дешевую картину.

– Я могу вас убить, – просипел он, задыхаясь, прижав подбородок к лысому черепу русского. – Вы сказали, что я способен свернуть вам шею. Так вот, я готов это сделать.

– Способны, конечно, – давясь, согласился Ростов. – Но тогда и вам крышка. Либо здесь, в номере, либо на улице.

– Но, как я понял, с вами никого нет!

– Чушь. В отеле трое. Двое, переодетые официантами, в зале у лифтов и один на лестничной площадке. В Афинах вас ничто и никто не спасет, Хейвелок. Мои люди снаружи заблокировали все выходы. Они получили четкие инструкции. Я должен появиться из определенной двери в указанное время. Любое отклонение повлечет за собой вашу смерть. Номер будет взят штурмом. Кордон вокруг гостиницы непроницаем. Я не идиот.