Хочу от вас ребенка - Белинская Анна. Страница 6

Скривив лицо, Адовна отмахнулась:

– Нет, шизофреников нам не надо! – и решительно хлопнула ладонью по столу. Ее глаза азартно сверкнули, а  у меня возникло тревожное предчувствие: неужели старшая решила взять моё оплодотворение в свои заботливые  деятельные руки? – Ой, Аленочка Алексеевна… Есть у меня на примете ревматолог один. Красавец, умница, молодой… Кобель правда, но нам даже на руку, да? Точно согласи…

Но продолжить рекламировать какого-то молодого кобеля-ревматолога Адовна не смогла, потому что дверь в ординаторскую резко распахнулась и на пороге появился Зайцев Иван «Уши» Романович. Грозный и хмурый. Впрочем, это его обычное состояние.

– Отдыхаете?

Не спросил, – прорычал. Словно разом обвинил во всех  смертных грехах нашего отделения.

– Чаевничаем, Иван Романович, – хмыкнула Адовна, ничуть не смутившись в отличие от меня, непроизвольно выпрямившейся и быстро проглотившей конфету практически целиком.  – Присаживайтесь и вы с нами. У меня конфетки есть, –  в доказательство своих слов Ада Адамовна повертела перед его лицом карамелькой.

– Щедрое предложение, но, пожалуй, откажусь, – сквозь зубы пробормотал Зайцев. – Обед закончился сорок минут назад, – его ледяной взгляд остановился на мне, красноречиво давая понять, что произнесенная фраза предназначалась исключительно мне одной. – Алена Алексеевна, вы сегодня целый день делаете всё, чтобы ничего не делать. Это саботаж какой-то или что?

От возмущения у меня перехватило дыхание. Да что он привязался ко мне сегодня?

Я начала было возражать, но Зайцев злостно рыкнул, не дослушав:

– Я искал вас пятнадцать минут назад. В отделении офтальмологии вас не оказалось, зато в отделении гинекологии вы провели больше часа. И я очень сомневаюсь, что вам понадобилась консультация их специалистов для корректировки плана лечения вашего пациента Погосяна. Вы сюда ходите, чтобы посплетничать на каждом этаже, или всё-таки работать?! – Выпалив это, Иван Романович раздраженно одернул идеально белый халат, повторно сверкнул глазами и, видимо, не ожидая от меня никаких оправданий, глухо добавил: – допивайте свой чай и ко мне в кабинет с историей Погосяна, – хлопнул дверью, оставляя нас с Адовной вдвоем.

Брови женщины взлетели вверх и, шумно отхлебнув глоток чая, она покосилась в мою сторону, говоря:

– Дела… Что-то неравнодушен к вам, Алена Алексеевна, наш Ушастый. И чем это вы так его зацепили?

– Ещё один повод сбежать в декрет, – буркнула себе под нос, –  он, наверное, только рад будет от меня избавиться.

– Так пусть сам и отправляет, раз ему «всё не так», – хохотнула Адовна и стукнула своей кружкой мою, как бокалом.

Глаза Пельц дьявольски блестели, пока я, открыв рот, переваривала абсурдность ее предложения.

Зайцев?

Этот…  самодур и деспот? Этот умник доморощенный?

Да ни за что!

Даже откреститься захотелось.

– Ну а что? Красивый? Красивый! Умный? Кто спорить будет! Породистый, молодой. Что такое его тридцать восемь или тридцать семь? Для мужика самый смак! Здоровый, холостой! Характер мог бы быть и получше, конечно, но спишем на недостаток воспитания, а не на генетический дефект, – тем временем продолжила развивать мысль старшая медсестра. – Ну ведь всем хорош, а?! Может, распушит хвост, как павлин, от такой чести, да и придираться перестанет. В общем, оплодотворитель  хороший! Надо брать! –  торжественно подвела итог Адовна и следом мечтательно закатила глаза. –  Эх, скинуть бы лет двадцать, я б сама ему предложила. И пусть ворчит сколько хочет потом. Главное, чтобы во время дела языком не трепал.

Вероятно, всё, что я об этом думала, было написано на моем лице красным фломастером, когда Ада Адамовна произнесла:

– А что ты нос воротишь, Ален? Ты подумай, подумай…

Не собиралась я думать, мне даже сама мысль об этом казалась дикой и неприязненной. Прямо как наш зав.

– Ладно, Ада Адамовна, побежала я.  Пока из «Ушей» пар не пошел, – вздохнув, встала со стула и понесла пустую кружку к умывальнику.

Глава 7.

Алена

Cтоя перед кабинетом начальства, я чувствовала себя так, будто меня приволокли на помост для казни. Никогда не было похожих проблем с Абрамом Германовичем, нашим предыдущим завом. Сейчас же я силком себя заставляла переставлять ноги, которые потеряли со мной связь примерно на половине пути. Они просто отказались нести меня к Зайцу. И я их прекрасно понимала. Я тоже не горела желанием лицезреть его вечно недовольную физиономию.

А его тон? Высокомерно-надменный… Заставлял себя чувствовать слизняком или бараном. Понятия не имею, как он это проворачивал, но срабатывало отлично.

Зажав папку с историей болезни Погосяна, сделала пару расслабляющих вдохов-выдохов, прежде чем постучать в злосчастную дверь.

Естественно, за ней мне никто не ответил.

Опасливо толкнула ручку вперед, и просунула в узкий дверной проем голову:

– Можно?

А дальше произошло то, что заставило меня натурально опешить. Я стояла и пялилась на Зайцева, прежде чем кивком головы его величество соизволило разрешить мне пройти в кабинет. Но даже тогда, когда семенила к небольшому переговорному столу, я не сводила с лица Ивана Романовича потрясенного взгляда. А все потому, что на нем были надеты очки… Впервые я видела его в очках, и это открытие каким-то невероятным образом откликнулось в моем животе незнакомой щекоткой. И нет… это открытие не имело ничего общего с вопросом «как он оперирует, если имеет проблемы со зрением?».

Меня волновало другое.

А именно тот факт, что я нашла в его образе некую сексуальность.

Волкова, ты серьезно?

Да, черт возьми! Самой себе можно было не врать.

Я не слепая, я офтальмолог! Объективно: наш новый зав – красивый мужчина. Пульс непозволительно подскочил, когда мой взгляд залип на четком мужском профиле. С точки зрения генетики практически идеальном.

Мотнула головой, вытряхивая из нее бредовые мысли. Я глубоко надеялась, что в список сверхъестественных способностей Ивана Романовича не входило чтение чужих мыслей, ведь я на самом деле считала, что Зайцеву невероятно шли эти стильные, аккуратные очки в широкой оправе. Под ними русые, даже немного рыжеватые брови съехались к переносице. Его острый взгляд сквозняком прогулялся по мне, после чего мужчина кивнул на свободный стул, говоря:

– Минуту. Присаживайтесь пока.

Вообще-то свободные здесь были все стулья, но я села конкретно на тот, куда мне позволили.

Моментально потеряв ко мне интерес, Иван Романович продолжил что-то печатать в своем ноутбуке, а я, как примерная ученица, положила папку на темный лакированный стол, на него же пристроила локти.

Стало обидно. Меня задело то, что мне хотелось продолжить любоваться его лицом в то время, как до моего Ушастому не было никакого дела.

Я покосилась на Зайцева. Его внешний вид был таким же, как его лицо – бесстрастным и ровным счетом не говорил ни о чем. С таким видом он мог и отчитывать за ошибки, и поздравлять с юбилеем.

Самодур!

Он сам не уставал от себя?

Интересно, вне стен больницы он себя также вел? Или это только нам от него доставалось?

Например, в семье. Какой Зайцев был в семье?

Адовна сказала, что он холостой, но, если на его безымянном пальце отсутствовало обручальное кольцо, это же не говорило о том, что он не женат или в его жизни не было любимого человека?

Мой взгляд зацепился за мужские пальцы, которыми Иван Романыч энергично клацал по клавиатуре. Длинные, ровные, ногти подстриженные. Виталик рассказывал, что он профи. В том смысле, что у него золотые руки, и он первоклассный хирург.

Уверена, так оно и было.

На пятиминутках нам всем страшно открыть рот. Помолчи – за умного сойдешь… Думаю, каждый в нашем отделении придерживался этого умозаключения. На пятиминутках рот Зайцева извергал совершенно фантастические вещи. Уверена, его пальцы во время операций творили нечто подобное.