Закон бумеранга (СИ) - Шнайдер Анна. Страница 22

Я не знала ответ на этот вопрос. Но не обольщалась — вспоминая, в каком бешенстве я была, не верилось, что всё могло закончиться благополучно.

А ведь мне всего лишь нужно было спросить…

Вздохнув, я перевернулась на другой бок и уставилась в Сашкину спину. Вечером муж долго не приходил — сам взялся укладывать девчонок, потом ещё где-то пропадал… В итоге пришёл совсем недавно, причём пахло от него коньяком. И меня это царапнуло.

Пьющим Сашка никогда не был. Он мог выпить на праздник, ну или во время встречи с друзьями в третью пятницу месяца, но чтобы систематически — такого не было. Однако последнюю неделю я периодически чувствовала от мужа запах алкоголя. Не сильный, но душок был, и меня это беспокоило.

Сашка не спал — я понимала это по его дыханию. Надо же, оказывается, когда долго живёшь с человеком, то можешь определить, спит он или нет, по изменившемуся выражению лица или более глубоким вдохам. С Антоном у меня такого не было. Хотя ночевала я с ним всего однажды — как раз накануне. И словила целый ворох странных ощущений. Что-то подобное чувствуешь, когда на самолёте приезжаешь из лета в зиму — сюрреализм, не может быть такого… Вот и я, лёжа рядом с Антоном, чувствовала себя человеком, угодившим в другой климатический пояс.

С Сашкой всё было привычно. За исключением запаха коньяка.

— Саш, — позвала я мужа зачем-то, кашлянув. Что именно я хотела сказать, сама не знала.

— Угу, — буркнул он, не поворачиваясь.

— Ты… не пей, пожалуйста.

Он помолчал, вздохнул.

Я думала, будет возражать или оправдываться, но Сашка только пообещал:

— Ладно, я постараюсь. Спи, Марин, поздно уже. А нам завтра рано вставать, чтобы на обратном пути в пробку не попасть.

— А как ты поедешь, если ты выпил?

— Да что я там выпил, выветрится всё сейчас. Спи.

Я не знала, что ещё сказать, хотя у меня отчего-то было ощущение, будто надо поговорить. О чём? Ну не сообщать же Сашке в самом деле, что я целые сутки провела с Антоном на чужой даче. И сбежала оттуда, потому что стало стыдно.

Я будто увидела себя глазами Оксаны — знакомая мастер по маникюру, которая много рассказывала о своих дочерях и муже. О том, как ездила с ними в отпуск на море, праздновала дни рождения, ходила на 8 Марта в кафе или аквапарк. Конечно, со стороны это всё кажется какой-то дичью. Если бы я была только замужем, ещё ладно, но у меня ведь девочки… Дочки, о которых я в последнее время стала думать гораздо меньше. И это надо исправлять.

Сашка

После первых майских выходных Марина стала какой-то более… замкнутой, что ли. Не знаю даже, как можно вернее охарактеризовать её состояние. В любом случае она часто выглядела задумчивой, кроме того, стала больше времени проводить с Викой и Дашей. Она и раньше ничем их не обделяла, но после того, как мы вернулись, — особенно. И с Антошкой своим то ли не встречалась, то ли рассталась — в общем, с работы приходила сильно раньше и ни разу за неделю не задерживалась, не уходила куда-то до позднего вечера. Но я не обольщался. Он же тренер — может, на соревнования уехал, вот она и загрустила без этого дела. В смысле без секса.

А я-то как без него грустил, твою мать! Я за всю жизнь столько порнухи не смотрел, сколько за последние месяцы. И, честно говоря, приелось уже всё как-то, надоело. Ну не заменят эти картинки реальную женщину, тепло её тела и жар сладкого рта. Сколько угодно воображай, смотри и дёргай сам себя за член — не то! Настроение только портится от такого в конечном итоге. Появляется чувство абсолютной ненужности себя как человека — хотя вроде жена рядом, дети есть, родители… Но никому ты и твои проблемы на фиг не сдались.

Страдал я, правда, недолго. Нет, никакого секса я не получил — просто мне стало не до него, потому что в пятницу — последний день перед новой порцией праздников — Дашка притащила из детского сада ветрянку. Вика у нас ею не болела ещё, поэтому на следующий день с температурой и сыпью проснулась и она тоже.

Адовая неделька получилась — обе девчонки температурили, волдырями покрылись с ног до головы, капризничали и маялись от безделья. Марина на работу не ходила, сидела с ними. Я ходил, но с чугунной головой и полным ощущением, что скоро сам свалюсь, хотя точно знал, что болел ветрянкой в детстве. Но усталость была жуткая. Одни переговоры я даже чуть не провалил — никак не мог сосредоточиться на деле, башка трещала, как мотор засорившегося детского соплеотсоса.

Даша ещё ничего — на четвёртый день её состояние сильно улучшилось, хотя капризы и не прекратились. А вот Вика что-то всё никак не могла выкарабкаться. И температурила, и волдыри не проходили, и сопли лились как из ведра. Марина беспокоилась и нервничала, боялась, что придётся ложиться в больницу, я тоже переживал.

Правда, один положительный момент во всём этом был — мы с женой негласно заключили временное перемирие и действовали сообща, как настоящая, нормальная семья, а не то пепелище, которое от нас в последние месяцы осталось. Марина из-за усталости не язвила и не огрызалась, да и общалась со мной не только по вопросам болезни дочек. Я даже в один из дней умудрился рассказать ей про развод Вадима, одного из своих лучших друзей. Ожидал какого-то ехидного комментария в свой адрес — ну, что-то вроде того, что даже с такими идеальными мужчинами разводятся, а я совсем не идеал, — но Марина ничего подобного говорить не стала. Как и уточнять, что мы на лето тоже наметили развод.

Ближе к концу недели я заметил, что Марина от усталости и беспокойства — хотя Вике стало существенно легче, а про Дашу и говорить нечего, — приобрела слегка сероватый цвет лица, и предложил ей прогуляться. Сказал, что сам останусь с девчонками на полдня, — и это был первый за неделю момент, когда Марина позволила себе колкость:

— Предлагаешь встретиться с Антоном? — усмехнулась она, но больше устало, чем раздражённо.

— Как хочешь, — я на провокации решил не поддаваться. — Тут я тебе не указ.

— А может, лучше тебе с кем-нибудь встретиться? — подняла брови Марина. — Я-то совсем недавно виделась с Антоном. На дачу с ним ездила 1-го мая. А вот ты давно, наверное, не развлекался.

Я не знаю, зачем она это сказала. Может, накопилось за неделю, проведённую дома с болеющими девочками, какое-то раздражение. Не на меня, а просто. Но вывалила его Марина на меня — потому что она всегда так делала.

— Давно, — кивнул я, стараясь не обращать внимания на пелену чёрной злости перед глазами. Ездила она, значит, с ним на дачу… — Четыре года уже.

— Ну вот и развлекись. Сходи… не знаю, в ночной клуб. А я с девочками останусь.

Я почувствовал, что ещё немного — и я просто сам начну орать и возмущаться. Потому что невозможно! Она всю жизнь, что ли, будет меня упрекать? Причём абсолютно на пустом месте!

Более того, сейчас я не говорил Марине ничего обидного, даже наоборот — хотел, чтобы она отдохнула. Погулять сходила. И под «погулять» я, блядь, имел в виду просто — по улице или по магазинам, а не то, что она подумала!

— Хорошо, — глухо гаркнул я, развернулся и пошёл в прихожую одеваться. Девчонки спали — их сморило после обеда, — поэтому ничего не видели и, надеюсь, не слышали.

Я как раз надевал ботинки, когда вышедшая из комнаты Марина попыталась что-то робко сказать:

— Саш, я…

— Последую твоему совету, — произнёс я зло, выпрямился и буркнул себе под нос: — Развлекусь. Найду себе бабу и трахну её как следует. Чтобы тебе хотя бы было чем меня упрекнуть, а не как сейчас!

Марина растерянно заморгала, но мне было больно видеть её, особенно глаза — красные от бессонных ночей, полные слёз, — и я поскорее выбежал за дверь, забыв шарф и шапку.

Погода на улице была почти зимняя — ветер, температура около пяти градусов тепла. Хрень, а не погода. Тяжко мне придётся.

Ладно, плевать.

Наверное, лучше и правда сдохнуть.