Шантажистка - Пирсон Кит А.. Страница 61

На первых двух записях звучит голос Фионы, и используемая ею лексика навряд ли соответствует этическим нормам. Я удаляю их и в то же самое мгновение окончательно утверждаюсь в почти принятом решении. Затем прослушиваю четыре послания от журналистов, в том числе и от автора скандальной утренней статьи, и одно, тоже вполне ожидаемое, от личного секретаря премьер-министра с просьбой, если так можно выразиться, срочно ей перезвонить. Что ж, скажу ей то же самое, что и Фионе: слагаю с себя депутатские полномочия.

Итак, семь долой, осталось еще два.

Восьмое от Руперта. Поверенный подтверждает, что провел переговоры с газетой, которая в данный момент удаляет статью с различных порталов и заменяет ее раболепными извинениями. Нет уж, парни, недостаточно и слишком поздно. Газетчикам так не терпелось вывалять меня в дерьме, что они схалтурили и не проверили должным образом факты. Пусть меня одурачил поддельный паспорт Эми, но профессиональные-то журналисты должны были выявить фальшивку. Их нерасторопность дорого им обойдется, и эти деньги я и перечислю частной клинике для мисс Дуглас.

Последнее голосовое сообщение в списке поступило как раз в тот момент, когда я стоял в коридоре «Обители с садом» и разговаривал по телефону с Рупертом. И оно от человека, услышать которого я ожидал менее всего: «Мистер Хаксли, это Кеннет Дэвис. Пожалуйста, перезвоните мне как можно скорее».

— Боже мой, — вырывается у меня по прослушивании послания.

— Что там еще?

— Я получил сообщение от Кеннета Дэвиса.

— От того чувака, который вырастил твою сестру?

— От него самого.

— И чего он хочет?

— Не знаю. Просил меня перезвонить.

Отыскиваю номер Кеннета в пропущенных звонках и нажимаю иконку соединения. Пока устанавливается связь, гадаю, что же вынудило его позвонить, и прихожу к выводу, что Кеннета взбесило упоминание имени дочери в газете, пускай и приписанное другой женщине.

— Слушаю, — раздается в трубке немощный голос.

— Мистер Дэвис, это Уильям Хаксли.

— А, мистер Хаксли, слава богу.

— Пожалуйста, называйте меня Уильям.

— Да… Конечно… Я звонил вам по поводу статьи в утренней газете.

Старик явно взбудоражен, однако гнева в его голосе я не различаю.

— О!

— Да-да, и вы должны знать, что эта женщина в статье, которая называет себя Габриэллой Дэвис, мошенница!

Стоит ли говорить ему, что для меня это не новость? Пожалуй, лучше говорить правду.

— Спасибо вам большое, мистер Дэвис, но я уже знаю. К сожалению, это выяснилось лишь час назад, так что со статьей поделать уже ничего нельзя, но газета обещает опубликовать опровержение и извинения.

— Так вам известно, что эта женщина не ваша сестра?

— Да, это долгая история, но она выдавала себя за Габриэллу и шантажировала меня. О существовании сестры я узнал только на прошлой неделе.

— Но теперь-то вы знаете, — мрачно отзывается старик.

— Да, теперь я знаю все, мистер Дэвис.

В трубке воцаряется молчание.

— Мистер Дэвис?

— Да, — едва ли не шепотом отзывается он. — Я слушаю.

— Простите, мне просто интересно, но откуда у вас мой телефонный номер?

— Нашел его на вашем сайте, года три назад.

— Три года назад, вот как?

По-видимому, мистер Дэвис задумывается над ответом, поскольку снова умолкает.

— Тогда возникла угроза моему здоровью, — наконец отвечает он.

— Сожалею. Но, насколько понимаю, вы успешно вылечились.

— Вроде того, но в действительности лишь оттянул неизбежное.

— Неизбежное?

— Да, — после некоторой паузы отзывается старик. — Но… Боже, все это так запутано.

Всецело с ним согласен, так что мой следующий вопрос неминуем:

— Простите, но почему вы хотели связаться со мной три года назад?

Снова тишина.

— Послушайте, Уильям, — вздыхает наконец он. — Мне тяжело говорить об этом. Не могли бы вы приехать в Суррей, и мы все обсудим лицом к лицу?

— Разумеется. Когда вам будет удобно?

— С учетом этой статейки я предпочел бы встретиться как можно скорее. Сможете сегодня днем?

— Могу через час-два, если вас это устроит.

Старик соглашается и подтверждает адрес, указанный в письме моего отца. Завершаю звонок и нахожу на карте «Дом у ручья» в Кранли. Оказывается, это в самой глуши, более чем в шестидесяти километрах к юго-западу от Лондона.

— Ну что? — интересуется Клемент.

— Он хочет, чтобы я приехал в Суррей поговорить.

— О чем?

— Насколько я понял, у него серьезные проблемы со здоровьем.

— И ты собираешься к нему прямо сейчас?

— Как только выясню, как до него добраться. Станции поблизости там нет.

— Суррей не так уж и далеко. Почему бы не доехать на машине?

— Потому что я не вожу.

— Вот же блин! Что, правда?

— Никогда не возникало необходимости.

— Раз такое дело, могу тебя подбросить.

— Ты хочешь сказать, что все это время мы могли ездить на машине, а не поездом?

— Не, у меня же нет тачки.

— Боже мой! — исторгаю я стон. — Надеюсь, ты не собираешься угнать машину, чтобы довезти меня в Суррей?

— Еще чего, возьму у Фрэнка. Он уже давал мне ее несколько раз, так что без проблем.

— Тогда хорошо. Тебе самому, значит, удобно поехать?

— Только при одном условии.

— Надеюсь, не про тосты на завтрак?

— Не-не. По возвращении мы как следует надеремся за твой счет.

— Договорились.

34

— Что это?

— Тачка, — глубокомысленно отвечает Клемент.

Мы стоим перед раздолбанным «фордом» неведомой мне модели. В машинах я практически не разбираюсь, но даже мне очевидно, что транспортному средству Фрэнка уже давно пора на свалку.

— Неудивительно, что он дает ее тебе. Мусорные баки и те в таком состоянии не выставляют!

— И что, пойдешь теперь пешком?

— Нет! — вздыхаю я. — Но прежде чем садиться в это ведро, не помешает проверить, не кончилось ли действие прививки от столбняка!

— Кончай ныть, залезай!

Открываю дверцу и устраиваюсь на пассажирском сиденье. Состояние салона полностью отвечает внешнему виду машины, да еще здесь воняет табачным дымом и — что действительно тревожно — бензином. Несколько утешает, что драндулет заводится с первого раза.

— Не картинка, конечно же, зато надежна как часы.

Остается только на это надеяться.

Мы выкатываем с заднего двора «Фицджеральда» и движемся по Фернивал-стрит. Согласно внесенному в навигатор адресу мистера Дэвиса, синтезированный голос дает указания, как выехать из города. Клемент, как и большинство лондонских водителей, демонстрирует полнейшее пренебрежение к остальным участникам движения. Мат следует за матом, а уж его репертуар неприличных жестов даже вызывает у меня некоторое восхищение.

К моему облегчению, в конце концов мы выбираемся из центра Лондона и оказываемся на трассе АЗ. Голос смолкает, поскольку впереди несколько километров четырехрядной магистрали.

Клемент решает разнообразить аккомпанемент свиста воздуха из перекошенных окон какой-нибудь музыкой. Он включает приемник и настраивается на потрескивающую средневолновую радиостанцию, специализирующуюся на семидесятых.

— Нервничаешь? — интересуется великан, в то время как ведущий объявляет песню группы «Шоуваддивадди».

— Немного.

— Думаешь, удастся познакомиться с сестрой?

— Не уверен. У меня сложилось впечатление, что мистер Дэвис хочет со мной серьезно поговорить, прежде чем выдастся возможность встретиться с Габриэллой… Если вообще выдастся.

— Но ты бы хотел, верно?

— Еще бы! Только не мне это решать.

По окончании «Под луной любви» я с величайшей неохотой решаю сделать несколько отложенных звонков. Набираю номер Фионы и, прежде чем мне удается ввернуть словцо, выслушиваю пятиминутную отповедь о доверии и нормах морали. В конце концов парламентский уполномоченный по этике выдыхается, и я излагаю объяснения. Заверив ее, что новых грехов за мной не числится, я объявляю о своем решении оставить политику. Тут уж Фиона с воодушевлением меня поздравляет.