Кристальный пик - Гор Анастасия. Страница 106
— Я здесь!
Керидвенец ахнул и едва не свалился с дерева, резко обернувшись. Ветка прогнулась под нашим весом. Забраться на ель оказалось проще, чем я думала, но вряд ли причиной тому была моя природная гибкость. Птичья легкость в теле легко поднимала и опускала, глаза смотрели дальше, чем видели, а руки и меч опережали даже мои собственные мысли. Знать, кто и что сделает в следующий миг, было приятно, как и побеждать.
— Что такое? Так быстро сбила с тебя спесь?
Запах клубничного вина заполнил легкие.
Охотник натянул пращу, целясь мне в голову, но тут ветка хрустнула, обрубленная моим мечом. Он рухнул вниз, распластался на земле и остался недвижим. Под его затылком, встретившимся с камнем под опавшей хвоей и листьями, растеклась красная лужа.
Я хмыкнула, балансируя на сучке в несколько дюймов шириной, на котором могли уместиться разве что воробьи или Совиный Принц. На дереве оказалось спокойно, почти уютно вдали от проклятых песнопений, звенящей стали и криков умирающих. Я вдруг поймала себя на том, что не хочу спускаться отсюда вовсе, хочу смотреть на горящее поле издалека и не вмешиваться, как не вмешивались боги в ход человеческой истории. Устыдившись и испугавшись подобных мыслей, я тут же потянулась к маске. И прозрела вновь…
Там, на другом конце леса, светловолосый мальчишка тащил на себе раненого хускарла без ног и без рук. Тот был обречен умереть — это понял бы любой, лишь взглянув на его серое, безжизненное лицо, и то количество крови, размазанной по земле, что тянулась за ними тропой. Но мальчишка не привык сдаваться — на то он и мальчишка. Наконец-то отпустить полумертвого хускарла его вынудил лишь переступивший кольцо огня керидвенец с копьем наперевес, присматривающий себе очередную жертву из числа воинов Дейрдре.
Мальчишка выпрямился и сжал кузнечный топор перепачканными пальцами.
— За королеву Рубин! — воскликнул тот так глупо, готовый не менее глупо умереть.
Гектор.
Я оставила маску на лице и сиганула с дерева вниз, но не разбилась, даже не споткнулась. Маска позволяла быстро восстанавливать силы и так же быстро бежать. Я пересекла лес на одном дыхании, повинуясь первобытному зову, хотя ум мой не разбирал дороги, сильно отставая от совиного духа. Хвоя и серое небо, темнеющее не то от дыма, не то в преддверии ночи, — сколько часов уже длилась битва? — слились воедино. К тому моменту, когда я достигла края полей, где остатки не перешедших к осаде города дейрдреанцев добивали врагов, Гектор уже получил, что хотел — войну.
Его топор торчал из грудной клетки бездыханно лежащего воина по самую рукоять.
— Рубин? Почему ты…
Да, это и вправду был Гектор, только русые кудри теперь покрывал коричневый налет, а лицо — слой грязи, за которым веснушек было уже не разглядеть. Если бы не круглые глаза, зеленые, точно трава в месяц зверя, я бы, возможно, даже не признала его.
Он сделал ко мне навстречу несколько неуклюжих шагов, покачиваясь от усталости и тошноты, а уже в следующую секунду я схватила его за шкирку и швырнула на землю из тех последних сил, что не принадлежали мне. В то место, где прежде стоял Гектор, вонзилось копье, увитое кованым узором. Я рассмотрела каждую царапину на нем, каждый лист из бронзы, когда один из раненых, но не сломленных керидвенцев поднялся на ноги и снова бросился в атаку.
Запах клубничного вина вдруг ослаб и улетучился. На тело обрушилась тяжесть, усталость людская, отнюдь не божественная. Маска вдруг перестала помогать мне, истощившись, как любое живое существо, но спасли тренировки Сола. Лишь благодаря им следующий взмах копья встретил мою костяную ладонь, а не грудь. Пальцы издали затяжной скрежет, словно железо ударилось о железо, и копье отскочило, оставив ошарашенного воина ни с чем.
Шаг. Взмах. Выпад.
Я никогда не думала, что буду убивать людей. Я верила, что буду спасать их, вести за собой, оберегать. «Покажи мне короля, который никогда не лишал жизни подданного, и я скажу тебе: то теперь ярл, а не король», — сказал отец как-то Мидиру, смеясь, и сейчас в этом было больше истины, чем во всем, что я знала прежде. Еще одно тело упало к моим ногам с рассеченным горлом, и по тонкому лезвию меча лентой побежала кровь. Ее брызги испортили прекрасную маску, и медный вкус, соленый, как вода Изумрудного моря, осел на языке.
Я вытерла меч о штанину, прежде чем убрать его в ножны, и сняла с лица золотую маску. Гектор смотрел на меня снизу вверх, развалившись на земле, хотя не был ранен. В отличие от стонущих кругом хирдманов — и своих, и чужих — он был в полном порядке. Кажется, даже больше, чем я.
— Рубин… Послушай… — проблеял Гектор. Он оперся о свой топор, принял сидячее положение и вытер с лица слезы и кровь. — Я тебя люблю. Ты ведь всегда знала об этом, верно? С самого детства. Думаешь, выковать для тебя броню было идеей Соляриса⁈ Думаешь, я не могу защищать тебя так же, как он? Я мужчина, а это долг каждого мужчины — сражаться за то, что ему дорого. Поэтому я сражаюсь не только за тебя, но и за свою сестру, и за брата тоже, чтобы все мы все могли и дальше праздновать вместе Эсбаты. Чтобы это была последняя война во всем мире, во всей истории! Я отправился сюда по своей воле, Рубин. Я…
— Ты взял с собой сыворотку? — перебила я, не дрогнув от услышанного ни снаружи, ни внутри.
Гектор шмыгнул носом, растерянно заморгал от моего вопроса и похлопал рукой по карманам штанов, но вытащил из них лишь битые осколки. Ткань пропиталась лекарством, и запахло горькими травами, спиртом и чем-то едким, маслянистым, что раз за разом спасало Гектору жизнь и убирало с его лица этот холодный пот, которыми он уже начинал покрываться у меня на глазах.
— Ничего страшного! Я чувствую себя отлично, — воскликнул он, будто и впрямь не замечал, что слишком тяжело и часто дышит, а пальцы рук его мелко дрожат, предупреждая о грядущей судороге. — Я взял сыворотку просто на всякий случай. Сахарная болезнь давно меня не беспокоит. Сама знаешь, так бывает…
— Ты не мужчина, — прошептала я. — Ты безмозглый ребенок. Будь ты действительно мужчиной, не оставил бы сестру на одних лишь богов. Прямо сейчас она небось молится им о том, чтобы не остаться последней из своего рода. Ты ведь знал, что Ллеу тоже решил полететь, не так ли? Но все равно вызвался добровольцем. Уверена, тебе даже отказали: ты болен, юн и слишком ценен в кузнице, чтобы тебя приняли в ряды лейдунга. Значит, ты проник туда без спроса. Значит, ты предатель. Скажи, стоит ли мне бросить тебя в темницу по возвращении? Может быть, мне заодно наказать тебя и за то, что ты за моей спиной сговорился с Солярисом и подверг его опасности? Может быть, ты как мужчина и за свои поступки ответить хочешь, а?
Гектор отвел глаза, сжал кулаки и ударил ими по земле, поднимая облако листвы и снега. Поле битвы было не самым лучшим местом, чтобы читать нотации, но я не сомневалась, что, если оставлю Гектора без них, он снова схватится за топор, как только я отвернусь. Впрочем, едва ли будет достаточно и этого. Потому я стала озираться по сторонам, ища, куда бы пристроить его и снять с себя хотя бы одну ответственность.
— Где Мелихор? — спросила я. — Ты видел ее? Она цела? А что Кочевник и Сильтан?
— Они все там.
Гектор указал вялым жестом на лес с другой стороны поля, где на кромке собрались павшие, но выжившие драконы, нуждающиеся в целительном для них времени и покое. Они все сложили крылья, улеглись на земле шеренгой, свернувшись в клубки, как змеи, и рубили хвостами да перекусывали пополам керидвенцев, если тем хватало ума приблизиться. Мелихор пряталась за спину Сильтана, как луна за солнце — серебро и золото. На пару с Бореем он тоже отгонял всех, кто приближался к его раненым сородичам.
«Я всех подвела, папа? Ты сердишься?» — услыхала я плач Мелихор, когда схватила Гектора за руку, подняла на ноги и потащила его к драконам в укрытие.
«Нет, я ничуть не зол. Все хорошо, дочка, — успокаивал ее Борей, зализывая у той на животе рану, что осталась от выдернутого снаряда баллисты, валяющегося рядом. Он будто умывал своего детеныша, а не взрослого дракона: подмял Мелихор под себя, накрыл собой и очищал длинным языком не только от ран, но и от грязи. — Главное, ты донесла этого медведя в целостности. Посмотри, скольких врагов он уже поверг… Все благодаря тебе, моя ящерка».