Кристальный пик - Гор Анастасия. Страница 113

«В том доме, что Сенджу возвел для нас, никто нас не найдет», — сказал Селен, прежде чем похитить меня из Керидвена. Вот, значит, куда все это время указывала стрелка заговоренного компаса Ллеу. Она вертелась повсюду в сиде, не зная покоя, но всегда застывала в тех самых снах, в которых мне явился этот остров. В Круге же стрелка неизменно указывала на Восток — туда, где не было ничего, кроме Изумрудного моря, как я ошибочно считала. Значит, Сенджу действительно жив, и он где-то здесь, на этом острове вместе со мной.

«Тогда я разыщу его, — решила я. Если не подскажет, как избавиться от Селена, то по крайней разузнаю, что это за место и можно ли отсюда выбраться. — Хотя, может, лучше сидеть и не высовываться?» — подумала я следом и засомневалась. Несомненно, Ясу, Солярис и остальные прибудут за зовом компаса, — они догадаются, раз догадалась я — но уповать на то, что это случится совсем скоро, так же наивно, как рассчитывать на помощь богов, а не на себя. В то же время Солярис всегда учил меня затихать и до последнего не подавать признаков жизни, даже когда трогают и шевелят палкой… В неметоне это сработало, но сработает ли сейчас? Волосы стали красными почти до самых кончиков, и невесть что придет за этим. Не лучше ли дать бой, пока я не исчезла, не потеряла разум или что похуже?

Меня швыряло из отчаяния в надежду, а от смелости к трусости несколько часов подряд. К тому моменту, как я более-менее определилась с планом действий, небо за расщелиной комнаты успело потемнеть. А затем вновь рассвело… И стало темнеть опять. Не знаю, действительно ли то минули вечер и утро, или же обычная тень с пасмурными облаками заслонила солнце. Урчание в желудке и мучительная слабость, окрасившая лицо в белизну сахарной болезни, подвели под моими размышлениями черту. Даже сидя на полу, я вдруг завалилась вбок, скрученная голодом.

Едва ли умереть от обезвоживания в каменном коробе, подобно кормовой мыши, лучше, чем встретить смерть лицом к лицу. Тем более что Селен сам явится за мной рано или поздно — и не важно, для чего именно. В любом случае это вряд ли мне понравится.

Пришлось повторить себе все это столько же раз, сколько царапин и синяков скрывалось у меня под платьем после сражения, прежде чем мне наконец-то хватило смелости встать, накрыть ладонью круглую дверную ручку и со скрипом повернуть ее. Та поддалась без промедлений, оказавшись не запертой.

Тьма и тишина за дверью, мерещившиеся мне прожорливыми зверями, только и ждущими, когда же я сигану к ним в пасть, оказались не чем иным, как недостатком факелов в коридоре. Оглядывая гору-замок с балкона, можно было решить, будто здесь по меньшей мере с десяток комнат, но на деле в коридоре не оказалось ни одной другой двери, кроме моей. Он был длинным, изогнутым и совершенно пустым, не считая ковра из пожухших осенних листьев, что усыпали пол от моего порога. Они хрустели под босыми ногами, как кости, и распускали по воздуху сладкий запах гниения. Из стен торчали крепления для светильников, вбитые на разной высоте и расстоянии. Поэтому иногда мне приходилось идти в полной темноте, чтобы миновать очередной участок коридора, прежде чем я добиралась до следующего источника света. Тем не менее я была готова поклясться, что еще месяц назад — а то и вчера — здесь не было и этого, и всюду царило запустение. Ибо Селен никогда бы не стал облагораживать свой дом для себя самого, ведь звери не ведают, что такое уют.

Зато звери знают, что такое капкан.

— Мне подумалось, ты быстрее привыкнешь к новому дому, если здесь тебя будут ждать все те же вещи, что окружают в Столице.

Селен подтвердил мою догадку, едва я появилась. Длинный коридор закончился залом, который с натяжкой можно было назвать трапезным: посередине стоял стол с закругленными углами, вдоль которого растелилась узкая дорожка из рыжего льна. На ней трепетали те же березовые и кленовые листья, что устилали пол, и плавились восковые свечи, прилипшие прямо к ткани. В центре же возвышалась глиняная ваза с сухоцветами, тоже осенними; темно-синие цветки сыпались прямо в две надколотые тарелки. В тех уже лежала горсть тушеных овощей, какое-то жаркое с репчатым луком и нечто, похожее на хлеб, только посыпанный сверху зеленой крошкой.

Селенит стоял подле этого убранства со сложенными за спиной руками и молчал до тех пор, пока я не закончила осматривать стол и не посмотрела на него. Пыльно-серые стены вокруг были такими же губчатыми и рельефными, как в той комнате, откуда я пришла, но здесь он развесил неаккуратно смастеренные венки из еловых веток и желудевые гирлянды, порядком помятые и гнилые. Окна в привычном понимании этого слова все так же отсутствовали — стены межевали пробоины, затянутые киноварной тканью, похожей на шелк, что едва пропускала сквозь себя свет. Из-за этого в зале царил душный полумрак, и лицо Селена приобретало мертвенно-восковой оттенок. Зато алые глаза горели ярко, как и украшения на его камвольном кафтане.

Мне он, значит, выделил платье простое и скромное, домотканое, а вот сам приоделся, как на свадебные смотрины! Застегнул под горлом медные фибулы, волосы забрал назад, увенчал кольцами и браслетами руки, даже обулся, чего не делал никогда раньше. Я подозрительно сощурилась, гадая, что стоит за этими лоснящимися одежками. Неужто очередное одержимое желание угодить мне? И это после того, что он сделал?..

Кочевник.

Пальцы сжали платье, а слезы — горло.

— Скажи, меня можно назвать красивым? — спросил он, не замечая той ненависти, с которой я на него взираю. — Давно хотел спросить… Как люди вообще решают, кто для них красив, а кто нет?

— Так же, как ты решил, что я должна находиться здесь с тобой, — ответила я, не разжимая челюсти. Долго смотреть на Селена и не встречаться с ним глазами было невозможно, а взгляд у Селена ощущался липким и едким, как щелочь, разведенная в дегте. — Просто взбредает что-то в голову, да и все.

— Нет, что ты! Это совсем другое, — ужаснулся Селен искренне и затряс головой. — Ты здесь, потому что ты моя, а не потому, что мне «взбрело в голову». Разве положено разъединять одно сердце пополам или один желудок? Хотя, кажется, я понимаю, о чем ты… Красота — это озарение, да? — Он закусил губу, и я поежилась, мысленно отметив, сколь остер каждый его зуб — в два раза острее, чем у Сола. — Достаточно один раз тебя увидеть, чтоб понять: весь прочий мир уродлив.

Я вздохнула, не столько напуганная происходящим, сколько утомленная. Мышцы все еще болели после битвы, шаг был кособоким и нетвердым, а во рту сушило так, словно я съела мешок песка. Вдобавок под ложечкой все еще болезненно сосало от голода. Бросив невольный взгляд на кувшин с тарелками, полными еды, а затем на покорно ждущего меня Селена, я поняла, что мне от званого обеда никуда не деться. И, возможно, это было к лучшему — логично восстановить силы, прежде чем заниматься поиском ответов и спасением.

Не произнося ни слова, я осторожно обошла Селена по дуге, помня о своих красных волосах и завете Принца не соприкасаться с ним, и опустилась на стул, предварительно оттащив его за спинку на самый дальний край стола. Селен проводил меня взглядом задумчивым, но не удивленным, и, пожав плечами, тоже подвинул свой стул так, чтобы сидеть рядом. Похоже, он и в самом деле не понял, что отсаживалась я не от вазы с пышными сухоцветами, которые уже изрядно насыпались в тарелки, а от него.

— Сегодня осенний Эсбат, — сообщил он, пока я искала столовые приборы под ворохом бронзово-желтых листьев, аромат и шелест которых переносил меня в далекие и дикие леса. Найдя в конце концов одну только ложку, я принялась разделывать мясо ею, проглотив и расспросы, и тревогу, поднявшиеся во мне от известия Селена. Но мысленно в голове посчитала: война началась еще в месяц зверя, значит, я здесь уже несколько дней… Сегодня первое полнолуние месяца жатвы. — А помнишь летний Эсбат? Как мы танцевали под тисовым древом, а потом целовались под яблоками? Раньше я никогда не присутствовал на народных гуляниях во плоти. Это ты показала мне их. Лишь мельком, когда я только-только появился, то видел, как деревенские встречают и весну. Они тогда разожгли огромный костер, потушив очаги во всех прочих домах, и стали прогонять через него скот, подгоняя тот хворостиной, а затем прыгали через костер сами. А как встречают осенний Эсбат? Вот так, как мы? Я правильно украсил зал? Возможно, стоило спросить тебя, но ты спала излишне крепко и ни на что не реагировала. Наверное, оттого что наше приземление было… неудачным. Я случайно стукнул тебя головой, когда садился. Вторить драконьей сути сложнее, чем людской, тем более я принимал ее второй раз в жизни. Следовало попрактиковаться, извини…