Кристальный пик - Гор Анастасия. Страница 70

Тесея все еще не была божеством и никогда бы не смогла им стать, но она позволила отголоску Невесты проявиться, и маска ее со стоячими ушами и миниатюрной мордочкой снова засверкала златом.

Однако ничего, кроме этого, не случилось.

— Что именно должно произойти? Совиный Принц явится, так? — уточнил Солярис, когда все простояли в тишине одну минуту, две, три, и Тесея уже начала переступать с ноги на ногу, порядком утомленная.

Волчья Госпожа вздохнула. Все это время она перебирала пряжу обеими руками, мыча что-то под маской на тот же песенный мотив, прежде чем ответить:

— Нет, не Принц.

Где-то вдалеке затряслись кристальные деревья, складываясь пополам с оглушительным звоном, с каким бьется стекло.

— Что это? — навострилась Мелихор, сунувшись к окну и присев за его рамой, отчего напомнила мне маленького любопытного зверька, выглядывающего из норы. — Эй, кажется, там кто-то идет… Кажется, то действительно не Принц. Разве совы бывают такими громкими и неуклюжими? Неужто это…

Оставалось лишь одно божество, которое могло нагрянуть в совиный дом, помимо его владельца. Божество это было слишком далеким для меня, чужим, а потому я даже представить не могла, на что будет похожа встреча с ним. Как и Принц, он сочетал в себе несочетаемое — войну и надежду, наказание и милосердие, кровь и мед. Истинный предводитель всех хирдов земных. Защитник бедняков, юродивых и прокаженных. Прародитель воинской ярости и первый берсерк, одаривающий своим благословением всех, кто в этой ярости нуждается, но намерен использовать ее во благо. Он жаждал видеть на своих алтарях сырое мясо, точно лесной зверь, и носил на голом теле шкуру одного из них.

— Медвежий Страж, — прошептал Кочевник, впервые поняв что-то раньше, чем поняли все остальные.

— Я же велела на месте стоять, глупец! — крикнула ему Госпожа, и Солярис подался вперед, надеясь остановить Кочевника, но не успел.

— День, который должен был настать после моей смерти, настал при жизни! — загоготал он, очутившись на пороге в мгновение ока и вскинув над головой топор. — Отец мой духовный, наставник и господин! Я следовал его пути с пяти лет, когда впервые подбил воробья, кинув камень, и принес матери ожерелье из перьев. Благодать медвежья и медвежье признание — это все, о чем я мечтаю. О великий Страж, воин неустрашимый, неутомимый берсерк, я ждал те…

Кочевник потянулся к двери, чтобы встретить Стража лично, но вдруг та распахнулась сама и качнулась в обратную сторону с такой силой, что лишь чудом не слетела с петель. Зато ударила Кочевника так сильно, что он перелетел через стол и утащил его за собой вместе со всей утварью.

— Посторонись! — крикнула Волчья Госпожа.

Так вот что навело беспорядок в совином доме, когда мы пришли сюда, и почему мы не встретили в сиде ни одной души, кроме душ утопленников, которым было нечего терять. Ведь берсерка, впавшего в неистовство, одинаково боятся что живые, что мертвые.

Почти на две головы выше Сола, Медвежий Страж едва не проломил собой дверной проем, когда втиснулся в дом полубоком. Из-под золотой маски в форме оскаленной медвежьей пасти выглядывала короткая рыжая борода, словно изо рта у него стекал огонь. На страже и впрямь не было ни обуви, ни рубахи — ничего, кроме простых штанов, наручей с браслетами и бурой шкуры, колыщущейся сзади вместо плаща. У горла к ней, как брошь, был приколот засушенный цветок, кажется, вербены. Голый рельефный торс покрывали рунические шрамы: манназ, тейваз, турисаз, альгиз… Вместе они образовывали круг и складывались в став «шлем ужаса», призванный устрашать врагов. Хотя один внешний вид Стража и так справлялся с этим на славу.

«Помалкивайте и старайтесь не шевелиться», вспомнила я напутствие Госпожи, но едва сдержалась, завидев, как Страж надвигается на Тесею. Весь дом трясся под его тяжеловесными шагами, а скрип, который издавали половицы, напоминал стенания умирающих.

— Невеста, — произнес Медвежий Страж. Голос у него оказался молодым и звонким, вовсе не таким устрашающим, как мускулистая фигура, которой он и впрямь походил на медведя, стоящего на задних лапах. — Мой вербеновый цветок, моя звезда… Ты вернулась!

Он мог одной ладонью раздавить Тесее голову, но отчего-то страх, который я испытала при его появлении, резко притупился. Быть может потому, что Страж все еще оставался защитником слабых, или же потому, что между ним с Тесеей ползла шерстяная нить, невзрачная, тонкая, но точно непростая. А, возможно, все дело было в том, с какой нежностью он обращался к ней, приняв за ту, кем она не являлась. Отчаянно тянул к ней руки, просил объятий… До того, как он заключил Тесею в них, оставались считаные шаги.

— А ну стой, Великий! Я ждал этого дня не для того, чтобы ты меня как муху прихлопнул и даже не заметил!

Чудом оклемавшись после удара, Кочевник выбрался из-под обломков стола, настырно ухватился за край шкуры Стража и уперся ногами в пол, из-за чего тот резко замер, не в силах сдвинуться с места. Крестообразный узор поплыл на гладко выбритых щеках, смешавшись с потом и кровью.

— Надо же, — протянула Волчья Госпожа удивленно. — Тупой как пень, но до чего силен!

Она не спешила вмешиваться, но на то была причина. Я внимательно следила за ее пальцами, татуированными хной; за тем, как меж них струятся нити, напитываясь древней силой, как водой. Казалось, они разбухают от нее, становятся толще и крепче, обращаются в веревки. Наблюдая за борьбой Кочевника со Стражем, Волчья Госпожа не теряла времени даром и взывала к сейду, заговаривая расставленные ловушки. В конце концов, и в той песне, что она мычала, охотник не сразу поймал лису. Терпение — это трут, дающий искру.

— Невеста… — снова прошептал Медвежий Страж, и кончики его мозолистых пальцев почти дотронулись до лица остолбеневшей Тесеи. — Иди сюда.

Волчья Госпожа потянула за одну из нитей, — самую короткую, торчащую из мотка, как мышиный хвостик, — и Тесея, прежде подозрительно неподвижная и не издающая ни звука, вдруг ожила, завизжала и сорвала с лица кроличью маску. Затем она шарахнулась назад и, споткнувшись о ковер, опрокинулась на спину. Маска выпала у нее из рук и покатилась Стражу под ноги.

Он опустил к ней голову, и кулаки его сжались.

— Ты не она! Что ты сделала с моей Невестой⁈

Медвежий Страж кинулся на Тесею с таким остервенением, что Кочевника, как бы он ни сдерживал божество, подбросило в воздух и опять перекинуло через обломки стола. Тесея же принялась ползти назад, перебирая локтями, и подол ее платья порвался, застряв между половиц.

Солярис дернулся. Еще бы немного, и он бы наплевал на завет Госпожи не вмешиваться и бросился бы к ней на помощь, но я вовремя вперила ладонь ему в живот, качая головой. Как бы я не любила это в Солярисе, — его готовность драться даже в заведомо проигрышном бою, чтобы защитить близких, — сейчас в этой защите на самом деле не было нужды.

Медвежий Страж уже ступил на протянутую по полу нить.

— Здесь лису охотник встретил, здесь лисица пленена, — пропела Госпожа и расправила нити, продетые между пальцев так, чтобы смотреть на Стража сквозь них, как сквозь решетку.

Нить внезапно пришла в движение и бросилась к Стражу змеей. На первый взгляд она не была настолько длинной, чтобы обвить его с головы до ног, но, кажется, растягивалась на ходу. Секунда — и вот у Стража связаны лодыжки, руки и бедра, а затем шея по самое горло. Он рухнул перед Тесеей на колени и остался стоять так, полностью обездвиженный. Вся его удаль, вся ярость, прославленная на два мира, сдались оковам женского сейда.

— А ну угомонись, окаянный! — гаркнула на него Госпожа. — Весь сид на уши поднял. И не стыдно тебе⁈ Благодать свою хваленую позоришь! Стражник благочестивых и обездоленных, тоже мне, тьфу. Мороки с тобой больше, чем с дитем капризным! Нет твоей Невесты больше, мертва она, смирись и приди наконец в себя.

Страж завертелся, зарычал утробно, как рычала на него белая волчица из-за спины Госпожи, но путы разорвать не смог, словно то сталь закаленная была, а не шерсть. Со Стражем было покончено, но Тесея все ползла и ползла от него на четвереньках, пока не пробралась через обломки стола и не добралась до Кочевника, зарытого под ними. Кроличья маска так и осталась валяться под задравшимся ковром, забытая.