Закон скорпиона - Боу Эрин. Страница 53

Где-то у пупка начало крутить и разгораться жаром, расползаясь вверх и вниз.

– Да. Так и было.

– Но… – Он отпустил одну коленку и провел рукой себе по затылку, по вновь отросшим волосам. (Тем же движением, что и Талис.) – Ты же меня не любишь.

– Ох, Элиан. – Все было далеко не так просто. Отнюдь нет. – Я… Мне шестнадцать лет. И всю свою жизнь я проспала.

Я наклонилась вперед – так далеко, что упала бы с ветки, не поддержи он меня. Но он поддержал, и я заранее знала, что поддержит. Я доверяла ему и… любила его?

Поодаль Атта и Зи придерживали Хана, соединив руки у него на пояснице. Я наклонилась и поцеловала Элиана в губы. Нежно и медленно, один не торопил другого, оба растворялись в теплоте и радости, пусть и не в том, большем, чего он хотел.

– Ты разбудил меня, Элиан Палник.

– Как Спящую красавицу. – Он горько, грустно улыбнулся. – Моя принцесса.

Я не совсем это имела в виду – разбудил меня его крик, а не его поцелуй, – но пусть у него будет свое толкование. Почему нет? Поцелуй ведь тоже помог.

– Ты разбудил меня, – повторила я.

– А ты меня спасла.

Я снова поцеловала его, и он потянул меня еще дальше вперед, пока не стянул с ветки, и я оказалась в его руках. Он держал меня на руках, будто принц из сказки, – у него в руках, как в ночь на корабле, когда я была изранена и напугана. Но сейчас я чувствовала только… что меня держат. Бережно. Надежно. Покойно.

И естественно, Элиан Палник – которому покой всегда давался с трудом – выбрал именно этот момент, чтобы уронить меня в реку.

Глава 26. Два

День второй был днем, когда Талис убил Уилму Арментерос.

Не хочу об этом. Вот голые факты. Он для этого использовал яблочный пресс и торс.

Толливер Бёрр все заснял. По-моему, ничего не имея против.

Еще один факт: обитель – место маленькое. В этот погожий сентябрьский день окна были открыты нараспашку, так что от звуков нигде не было спасения.

Да Ся взяла меня за руку, и мы убежали из нашей кельи. Вместе отыскали Элиана. Он сидел на кухне, спиной к печке, съежившись и дрожа. Мы взяли химический фонарь и бегом пронеслись все четыреста пятьдесят шагов тоннеля, выбежали наверх, к груде камней, побежали дальше, через вершину холма, в широкую золотую прерию. Там нашли воронку, где когда-то луч с неба преградил Элиану путь. Яма с выжженными стенками, до сих пор голая и гладкая, как блюдце, местами поросла кипреем, который уже выпустил свои длинные волоски семян – как фонтанчики пепла. Элиан перевалился через край, вжался в стену воронки и разрыдался.

Я обнимала его, пока крики в отдалении не прекратились, – и тогда он высвободился, бросился к центру воронки и снова упал на колени. На этот раз к нему подошла Зи и села рядом, взяла за руку. Я вертела в пальцах травинку – в моих чуть было не раздавленных пальцах, – и гибкий стебель распространял сильный и буйный запах, горький, как у тысячелистника. Семена уносил ветер.

Уилма Арментерос.

Талис пообещал сделать из нее легенду, и я не сомневалась, что у него получится.

Но и Спартак в свое время стал легендой, и не совсем в том смысле, как планировали римляне.

Крики прекратились, а мы все сидели в воронке. Ветер с ровным тихим шумом гнал по траве волны, словно по морю: яркие гребни соцветий, темные провалы. Цвели рудбекии, над цветками молочая летали бабочки. У меня сгорел на солнце нос. Наверное, мы очень долго просидели.

Пришел за нами в конце концов сам Талис. Вернее, пришел за мной, появившись у воронки – перепачканный кровью и широко улыбающийся. Он вел за собой Толливера Бёрра, держа его за надетый на шею провод.

– Привет, Грета! – сказал он. – Я думал, что на этом этапе ты захочешь присоединиться.

Я посмотрела на эту парочку, вздрогнув от жутковатой картины: худого, как волк, жилистого мужчину держит хрупкая женщина с мальчишечьей стрижкой и размазанной по носу грязью.

Только это не женщина.

И не грязь.

– Нет.

– Да брось ты! – принялся уговаривать меня Талис. – Он уже вот-вот наделает в штаны. Весело же будет.

Он отпустил Бёрра, и тот, оказавшись на свободе, инстинктивно прошел несколько неверных шагов: три, четыре, пять.

Талис ткнул в него пальцем, не отрывая от меня взгляда:

– Не вздумай бежать. Клянусь, ты пожалеешь, если побежишь.

Бёрр оступился, встал и рухнул на колени. Талис медленно, как король на сцене, приблизился. Наклонившись к Бёрру, он тихо и елейно произнес:

– Побежишь, и я начну с твоих ног. Потом буду потихоньку подниматься выше.

– Властитель Талис, – выдохнул Бёрр. – Умоляю вас.

– Никаких «властителей», – отрезал Талис. – Для этого уже слишком поздно.

Задыхаясь, Бёрр прикрыл глаза.

– Это мои дети. – Талис схватил Бёрра за подбородок и заставил смотреть на нас. Тот раскрыл глаза, его лицо перекосилось от крепкой хватки Талиса и исказилось от страха. – Они священны и неприкосновенны. Как ты посмел?

– Талис. – Да Ся встала.

Ее голос зазвучал, как удар храмового колокола.

– А вот от тебя я бы хотел слышать «властелин». – Когда Талис посмотрел на нее, брови у него поползли вверх и на лице расцвела улыбка. – О-о, смотри-ка, она меня сейчас отчитает. Как это мило!

– Вы сделали из нас орудия. – Да Ся стояла босая на колкой траве, и пахнущий хлебом ветер бросал пряди волос ей на лицо, но она выглядела божеством больше, чем Талис. Намного больше. – Вы когда-нибудь задумывались, что суть орудия – в том, что оно будет работать в любых руках?

Талис не ответил, но его лицо успокоилось, и улыбка медленно сошла на нет.

Я посмотрела на Бёрра, посмотрела на кровь на руках Талиса.

– Я уже прошла через это. – Мне вспомнилось то мгновение на борту ударного корабля: кровь между пальцев ног, пистолет, ставший продолжением руки. – Я могла его убить. Я отпускаю его.

Тот самый point vierge. Мгновение, за которое я обрела себя, хотя и была испугана. Я отвоевала у страха свою душу.

Я посмотрела на Талиса:

– Я хочу его отпустить.

Талис недоуменно глянул на меня и выпустил подбородок Бёрра.

– Чё, серьезно?

Я не ответила. Я была вполне серьезна и знала, что он это понимает.

Талис отступил назад. Последовало долгое молчание.

– Прекрасно, – сказал он.

– Что? – не понял Толливер Бёрр.

– Прекрасно, – повторил Талис. – Иди.

Бёрр смотрел на него, разинув рот.

– Саскатун, – одним пальцем Талис показал на нехоженую прерию, – это туда. Иди.

Бёрр с идиотским видом встал. Можно было чуть ли не воочию увидеть, как вокруг головы у него роятся вопросы, как звезды после удара. Талис ничего не сказал. Мы все смотрели на Бёрра. И все молчали. Бёрр переводил взгляд с одного лица на другое – и вдруг сорвался с места и, обогнув воронку, неуклюжей трусцой припустил по равнине.

– Как скучно, – махнул рукой Талис в сторону уменьшающейся фигурки Бёрра. – Еще и в живых останется, не ровен час.

– Нет, – сказал Элиан, который однажды уже отправился тем же путем. – Скорее всего, нет.

Глядя, как Бёрр скрывается из виду, Талис почесал за ухом, как собака.

– Ну ладно. Две вещи. Первая: Грета, мама хочет с тобой поговорить. Вторая: кто-нибудь знает, как стерилизовать скальпель?

В соответствии с моей слегка видоизмененной политикой «не потакать», я не стала спрашивать про скальпель. Не знаю, хотелось ли мне знать ответ. В конце концов, я прошла у палача мастер-класс по нагнетанию тревожных предчувствий и выучила, что неведение может оказаться милосерднее знания.

Когда никто не отозвался, Талис помрачнел, но упорствовать не стал. Он взял меня под руку и отвел обратно в обитель, в мизери.

Откуда-то – из экипировки камберлендцев? – он раздобыл планшет из смартплекса размером со сложенный вдвое лист бумаги. Я села с ним за стол для карт. Планшет был из мира Галифакса, он не принадлежал к миру обители, но лег мне в руки удобно, как книга, и так было намного лучше, чем с дрожью видеть, как лицо матери занимает знакомый экран учителя.