Падение в пропасть (СИ) - "allig_eri". Страница 32

«Быть может, они окажутся первыми, кто сумеет это сделать», — мысленно хмыкнул герцог.

— Прежде чем добраться до дворца, ты был в городе! — пылко воскликнул Дэсарандес. — Ты видел резню, которую учинили мои войска! Ты видел армию, которая собрана под этими стенами, а если ты откроешь карту, то увидишь, сколь огромна и могуча Империя Пяти Солнц! За три месяца конного пути ты не пересечёшь её от края до края и речь даже не идёт о Малой Гаодии! — император поднялся на ноги, полный гнева и презрения к своему оппоненту. Мирадель заглянул в нечеловеческое лицо посла и каким-то образом будто бы весь мир заглянул вместе с ним. — Уже скоро наши войска доберутся и до Азур-Сабба. Тогда Мантерре лучше добровольно лечь подле наших ног.

Сандакай видел сотни, тысячи, а может и больше всевозможных людей, как сильных, так и гордых, которые тряслись и съёживаясь от страха под взглядом императора. Их было настолько много — бесчисленно! — что подобное стало негласным законом природы, как восход и закат. Но Фирренталь остался столь же отстранённым, как и раньше. Миг ярости дипломата прошёл и, похоже, более уже не наступит.

— Если ты захватишь республику Аспил. Если принесёшь Нериламину голову канцлера Исайи Ашара, — вновь сказал он.

Герцог подавил желание посмотреть на Дэсарандеса. Ему отчаянно хотелось узнать, как изменилось выражение его лица, но мужчина понимал, что когда подчинённые наблюдают за правителем в миг переговоров или принятия важного решения, это воспринимается как слабость.

Безусловно, находились люди, которые спорили с императором. Которые не соглашались с ним в каких-то действиях или которые даже вступали с ним в войну. Например, архонт Монхарба, Тураниус Плейфан. Почти никто из подобных людей долго не жил. Однако никто и никогда не действовал столь эксцентрично, как этот «низший».

Сандакай задумался, как скоро Фирренталь найдёт свою смерть. Разумеется это случится не сейчас и даже не завтра. Но может, через десять лет? Может, через двадцать? Что есть время, для бессмертного императора или для создания гисилентилов?

— Согласен, — произнёс Дэсарандес.

«Уступка? Почему? — невольно нахмурился герцог. — Для чего Империи вообще нужна Мантерра? Не слишком большая страна, размером с Истлу! Разве что… причина в этих существах?»

Новый поклон эмиссара оказался столь же коротким и смазанным, как ранее. Вот только сейчас, когда «низший» выпрямился обратно, то его взгляд устремился прямо на отрубленную голову Сигнора Йосмуса, бывшего архонта Кииз-Дара.

— Моему королю очень любопытно, — сказал он, — правда ли, что во время Великой войны ты умер, но потом воскрес и вернулся обратно?

Сандакай вздрогнул и едва ли не силой заставил себя смотреть в сторону, наблюдая за происходящим лишь краем глаза.

Дэсарандес вернулся на трон и откинулся на его спинку, вальяжно вытянув ноги.

— Да, — коротко ответил он.

Посланник быстро кивнул. Его глаза наполнились интересом.

— Что там было? На той стороне? — даже интонации его голоса стали выше.

Император усмехнулся и подпер голову рукой.

— Ты беспокоишься, что я так и не вернулся по-настоящему, — мягко произнёс он. — Что душа Дэсарандеса Мираделя корчится в некоем Аду, а вместо неё на тебя смотрит демон.

Отрубленная голова… Сандакай спрашивал про неё, а также про сакральный смысл подобного действия. Ведь не ради же устрашения необходимо подобное варварство? Зачем такая глупость тому, кто стоит в одном шаге от обретения божественности? На это император лишь посмеялся и сказал, что голова Сигнора — лишь своего рода неудобоваримое доказательство.

«Есть два вида откровений, мой старый друг, — ответил Дэсарандес. — Те, что захватывают, и те, что сами захвачены. Первые относятся к области религии, священников и жрецов, вторые принадлежат магии. И даже сама судьба не знает, какое из них станет решающим…»

По прошествии нескольких дней, герцог всё ещё испытывал чувство лёгкой брезгливости, когда смотрел на эту голову. Она выглядела так, будто была отделена всего пару мгновений назад. Единственное, что казалось странным — почему она не истекает кровью, но ответ в виде рун демонстративно размещался прямо на её лбу.

«Это доказательство, напоминание, — крутились мысли у Сандакая. — Дэсарандесу принадлежит новый завет, отменяющий все прежние меры. Так много старых грехов превратилось в добродетели! Законы Империи несут новую жизнь, религия Хореса исправляет все ошибки веры иных богов. Это должно играть свою роль. Непристойность была обязана висеть на поясе спасения», — по крайней мере, ему так казалось.

— Подобная подмена возможна, — откровенно произнёс Фирренталь. — История знает такие происшествия.

— Даже если так, — император едва уловимо прищурился. — Даже если на самом деле я демон, вылезший из Преисподней, каким матери пугают непослушных детей, то какая тебе разница? Твоя и Нериламина ненависть к Исайе Ашару будет удовлетворена. Твой враг падёт. Так не всё ли равно, если людьми станет править тиран? Почему тебя должно волновать, какая душа скрывается за нашей жестокостью?

Одно-единственное нечеловеческое моргание.

— Я могу прикоснуться к тебе? — задал он вопрос, поразивший Сандакая своей наглостью.

— Да, — легко согласился Дэсарандес.

Посол двинулся вперёд, заставив стражу напрячься, но быстрый взгляд герцога принудил их держать себя в руках.

Создание гисилентилов остановилось перед императором, кольчуга едва заметно колыхнулась, позвякивая змеями-цепями. Впервые он выказал что-то похожее на нерешительность, и Сандакай осознал, что это существо было по-своему нечеловечески напугано. Герцог почти улыбнулся, таким приятным было его удовлетворение.

Посланник медленно и неуверенно протянул руку, которую Дэсарандес крепко схватил своей сильной хваткой, вызвав лёгкую дрожь Фирренталя. На какое-то мгновение показалось, что миры, не говоря уже о тёмных границах зала, повисли в их руках. Солнце и луна. Человек и нечеловек.

Через краткий миг руки расцепились и они снова стали смотреть друг на друга.

— Ты что-то понял, верно? — спросил эмиссар. В его голосе ощущалось искреннее любопытство. — Что-то увидел?

— Ваших хозяев, — мрачно ответил император. — «Богов красоты», разбитых на миллионы осколков, но… живых.

Судорожный кивок «низшего» произошёл быстрее, чем Мирадель успел договорить.

— Теперь мы поклоняемся пространству между богами, — с долей ледяной тоски поведал Фирренталь.

— Именно поэтому вы и прокляты, — постановил Дэсарандес.

Ещё один кивок, куда более дёрганный.

— Как фальшивые люди, — тихо и потеряно произнёс посол.

Император согласно прикрыл глаза. Его вид отображал искреннее сострадание.

— Как фальшивые люди, — повторил Мирадель.

Посланник Мантерры отошёл от трона, встав рядом со своими безмолвными спутниками.

«Кажется, он сумел взять себя в руки», — подумал Сандакай.

— Так почему же мы, — Фирренталь указал на себя рукой, — фальшивые люди, обязаны вступить в союз с истинными? Подарить вам свою силу?

— Ради свободы, — слова слетели с губ Дэсарандеса, как потревоженные птицы. — От гисилентилов и от самих себя.

Посол поклонился снова. На этот раз куда ниже, но всё ещё не так, как того требовали правила и традиции.

— Если ты захватишь республику Аспил, — произнёс он. — Если принесёшь Нериламину голову канцлера Исайи Ашара.

— Господин судья, прошу, дайте мне слово, — негромко сказал я, когда мужчина завершил свою обличительную речь.

Может, по причине того, что я говорил тихо, а может потому, что судья закончил, меня не стали прерывать на полуслове. Даже стражник, который ранее, когда выкрикивал Костон, жёстко его заткнул, посмотрел на имперского чиновника, ожидая его решения.

В глазах судьи промелькнула тень сомнения, но что-то прикинув, тот всё-таки кивнул, не утруждая себя открытием рта. Надменный ублюдок.

— Ранее вы упомянули, что мы четверо, — указал я рукой на себя, Ресмона, Каратона и Люмию, — можем продолжить свой путь на объединение с армией императора, чтобы помочь ему завоевать вольные города, согласно его же распоряжению.