Падение в пропасть (СИ) - "allig_eri". Страница 38

Вскоре после завтрака мы остановились на станции «Речная», которую я рассмотрел из окна, притворившись что пошёл в туалет. Мне не хотелось липнуть к окну купе, сталкиваясь лбами со всеми остальными, не считая Хродбера. Просто… я не собираюсь делать первого шага к примирению, а это выглядит именно им!

Поэтому поступил хитрее и теперь спокойно разглядывал станцию в полном одиночестве. Она не представляла из себя чего-то интересного. Несколько широких ангаров, где видимо можно организовать ремонт, если с поездом случится какая-то проблема. Маленький домик администрации, где вряд ли просиживают более двух человек, но наверняка имеют пару-тройку разных почтовых шкатулок. Стоянка дилижансов, конюшня, пара складов и несколько зданий непонятного мне назначения. Издали, за холмами, можно было рассмотреть небольшую деревню, к которой шла протоптанная дорога. А ещё привычные уже прилавки! Кашмир… иногда я задаюсь вопросом, почему его просто не купили? В чём была проблема, а, Дэсарандес? Тут, судя по всему, давно входит в привычку продавать вообще всё что угодно!

Продолжили путь мы лишь через час. Я слышал, как вдоль вагонов, как снаружи, так и изнутри, прошло несколько проверяющих, изучающих состояние поезда. Думаю, где-то на станции даже может найтись маг, на случай, если что-то нужно будет быстро доработать или починить при помощи производственной магии. Впрочем, уверен, поезд и без того имеет несколько рунных вязей, хотя бы на самых важных местах. Как можно доверять технике без грамотной поддержки чарами? Промышленности, как писал Кауец, необходима своевременно применяемая магия.

Судорожный и громкий стук в дверь купе, застал нас спустя час с момента отъезда со станции и почти за два часа до обеда. Не дожидаясь, пока дверь откроют, к нам вошёл проводник. Мужчина был взъерошен и имел вид того, кто только что пробежал пару кругов вокруг средних размеров особняка. Не такого большого, как у Моргримов, но, пожалуй, баронского точно.

— Прошу прощения за беспокойство, здесь же едут маги? Не найдётся ли среди вас некроманта? — пытаясь отдышаться, задал он вопрос, который заставил открыть глаза даже Дризза. — Одного из пассажиров зарезали прямо в купе, нам не помешало бы расспросить труп и найти убийцу.

Глава 5

Даже Бог должен есть.

Тилморская пословица.

Дворец Ороз-Хор, взгляд со стороны

Когда-то давно, вскоре после их свадьбы и перед своим первым отъездом, Дэсарандес объяснял Милене, как живут простые люди, как правильно ими управлять, какой должна быть политика. Рассказывал, что она похожа на механизм тех же инсуриев, где одно зависит от другого и каждая деталь, даже кажущаяся бесполезной, жизненно необходима.

— Каждое государство зиждется на спинах своего народа, — пояснил он ей уже гораздо позже, вернувшись после подавления первого мятежа в Кашмире, почти десять лет назад. — Действия каждого человека, которые они повторяют изо дня в день, соединяются воедино, работают сообща, как шестерёнки или колёса в телеге. Убери одно и всё сломается. Важен каждый: от грузчика в порту до сборщика налогов или стражника у ворот. И вместо топлива их всех подпитывает вера. Когда люди забывают свои корни, отворачиваются от собственных убеждений, то выходят из строя, ломаются, как погнутый гвоздь или клинок, в основе которого была трещина. Это приводит к тому, что весь механизм перестаёт работать.

— Поэтому я должна им лгать? — со смешком спросила Милена, лёжа на диване и оттуда глядя на мужа.

Дэсарандес улыбнулся, как делал всегда, когда его супруга показывала своё пронзительное невежество.

— Не совсем. Думать в этом ключе, Милена, всё равно что считать, будто честность — та цель, к которой необходимо стремиться.

— Какая же тогда настоящая цель? — заинтересовалась она.

— Эффективность, — император пожал плечами. — Народные массы всегда будут погрязать во лжи. Всегда. Конечно, каждый из них будет считать, что уж он то точно видит истину. Некоторые даже искренне полагают, что разбираются в политике и управлении страной. Пекари превратятся в генералов, а плотники — в министров. Но, разумеется, это не так. Однако если ты, душа моя, поведаешь об их самообмане правду, они назовут тебя лгуньей и откажут в праве на власть. Единственный выход для правителя — говорить то, что требуется, смазывая речь маслом, словно механизм. Общаться таким образом, чтобы облегчить работу этого сложного технического устройства. Возможно, иногда это будет правдой, но чаще всего твои слова будут ложью.

«Говорить, смазывая речь маслом». Из всех аналогий, которые Дэсарандес использовал, чтобы проиллюстрировать более глубокий смысл вещей, ни одна не волновала её так сильно. Ничто так остро не напоминало женщине о собственном невежестве, чем эта короткая фраза.

— Но как ты… — начала говорить Милена.

— Как я пришёл к этому откровению? — хитро посмотрел на неё мужчина, сходу просчитав мысли своей жены. Улыбка императора приобрела нотки печали, словно он вспомнил всё препятствия, которые преодолевал на пути. То, что было лучше забыть. — Как люди различают истину и ложь? Они делают это на основании того, во что верят. Так один назовёт лжецом человека, который расскажет, что капитан стражи берёт взятки, а другой сразу же поверит. То, что каждый из них назовёт «здравым смыслом» — просто оправдание собственным убеждениям, которые были вбиты в них родителями и обстановкой вокруг. Догмы их предков и воспитание — вот что является правилами для народных масс, поэтому они всегда будут верить в правильную ложь. Я получил власть, давая людям подобные маленькие откровения, одно за другим. Откровения, для которых у них не было никакого правила. Я преследовал немыслимые последствия того, во что они уже верили, приобретая всё более серьёзную законность, пока, в конце концов, люди не сделали меня своим единственным правителем. Восстание, Милена, — махнул он рукой. — Я вёл долгое и тяжёлое восстание. Ничтожное ниспровержение мелочных предположений предшествует всем истинным потрясениям веры.

— То есть, ты лгал им? — спросила женщина, упростив в своей голове его речь до единой фразы.

— Скорее направлял, — слабо улыбнулся император. — Вёл свою паству к покою и меньшей лжи.

— Что же тогда является правдой? — откинула она голову, демонстрируя красивую, тонкую шею.

Дэсарандес рассмеялся, сияя, словно герб Империи.

— Ты бы назвала меня лжецом, если бы я сказал тебе, — ответил он.

Старый разговор десятилетней давности промелькнул в мыслях Милены, пока она восседала в тронном зале, в ожидании новой, куда более важной чем обычно, аудиенции. Взгляд императрицы блуждал по обстановке вокруг, но не видел её, будучи погружённым в собственные думы.

Она давно привыкла к виду роскоши, иногда забывая, что весь тронный зал, как впрочем и сам дворец Ороз-Хор был задуман так, чтобы повергать просителей в трепет, одновременно подчёркивая славу и величие императорской четы, восседающей на двойном троне, приподнятом от пола. Помпезность казалась бесполезной, если не знать, что даже иллюзия, к которой прикладывают достаточно много усилий, может стать правдой.

Как поговаривал её божественный муж, изысканность обстановки — всё равно что оружие или молитва. Если правильно её использовать, то она превратится в отличный инструмент, сам по себе способный решить ни один и ни два тяжёлых вопроса.

«Всегда проще договариваться с позиции силы, — подумала Милена, — особенно, если в сделке участвуют боги».

Женщина сделала глубокий, медленный вдох, а потом такой же выдох. Изо всех своих сил она старалась казаться неподвижной, хоть вокруг не было ни единого человека, который мог бы на неё посмотреть. Тронный зал был пуст. Внутри отсутствовала даже стража и слуги, ведь никто не мог дать гарантию, что среди них не найдётся почитателя богини Амма. На предстоящих переговорах по плану должны присутствовать лишь трое: она сама, Киан Силакви и бывшая «святая мать» культа — Хиделинда. Ещё один человек, четвёртый, был под вопросом.