Патрульные Апокалипсиса - Ладлэм Роберт. Страница 84

– Теоретически это могло бы сработать, – заметила англичанка, – низкий полет, как при окончательном заходе на посадку, затем резкое ускорение и крутой вираж в сторону на высоте ниже трехсот метров – и таким образом, избегая «решеток», пока не окажемся над Ла-Маншем. Но я понимаю ваши возражения. Риск огромный, и при малейшем сбое это чистейшее самоубийство.

– К тому же резервуары здесь в относительно уединенном месте, – добавил другой немец. – А вот Париж ненадежен.

– Так что, возвращаемся к наземным средствам? – спросил пожилой англичанин.

– Исключено, – ответил пилот. – Их потребовалось бы слишком много и большой грузоподъемности, а кроме того, исключается эффект распыления. Потребуются недели, чтобы яды попали в основные шлюзы.

– Так на чем мы останавливаемся?

– Мне кажется, это очевидно, – заявил молодой неонацист, стоявший позади группы; теперь он вышел вперед, бесцеремонно отшвырнув в сторону карты, – очевидно по крайней мере тем, кто ничего не проморгал во время тренировки в горах Хаусрюк.

– Это обидное замечание, и мы его не заслужили, – возразила англичанка. – У меня зрение прекрасное, будьте уверены.

– Тогда что вы видели, что вы все видели? Какой аппарат кругами устремлялся вниз на ваших глазах?

– Планер, – ответил второй немец. – Довольно маленький планер.

– Так что вы предлагаете, mein junger Mann? [109] – спросил пилот. – Задействовать эскадрилью таких аппаратов, скажем, пятьдесят или сто, чтоб они столкнулись над резервуарами?

– Нет, Herr Flugreugfuhrer. Замените их на те, которые уже существуют! На два огромных военных транспортных планера, каждый грузоподъемностью в два-три раза большей, чем у этих чрезмерно тяжелых реликтов прошлого у нас на поле.

– О чем вы говорите? Где взять такие самолеты?

– На аэродроме в Констанз спрятано около двадцати таких машин. Они там с войны.

– С войны! – воскликнул ошеломленный пилот. – Я вас действительно не понимаю, junger Mann.

– Тогда, сэр, вы плохо знаете историю падения «третьего рейха». В последние годы войны мы, немцы – специалисты по планерам, – разработали огромный «Мессершмитт МЕ-323», улучшенный вариант «МЕ-321». Эти самые большие транспортные планеры первоначально были задуманы как вспомогательные средства для поставки провианта на русский фронт, а в перспективе предполагалось использовать их при захвате Англии. Благодаря тому, что построены они из дерева и ткани, радар их не берет.

– И они все еще там? – спросил пожилой англичанин.

– Как и многие ваши самолеты из Королевского флота и американские истребители, «посыпаны нафталином», скажем так. Механики их для меня проверили, слегка модернизировав, планерами можно пользоваться.

– И как вы предлагаете оторвать их от земли? – спросил второй немец.

– Два реактивных транспортных самолета легко поднимут их с небольшого поля при помощи одноразовых стартовых двигателей под крылами. В люфтваффе так делали, и с успехом.

Наступила короткая пауза, которую прервал пожилой британец.

– Идея молодого человека заслуживает внимания, – сказал он. – Во время захвата Нормандии десятки таких планеров перебрасывали джипы, малые танки и личный состав за линию вашего фронта, неся опустошение. Отлично, молодой человек, просто великолепно.

– Согласен, – произнес, щурясь, немецкий пилот. – Беру свое саркастическое замечание обратно, молодой человек.

– И вот еще что, если позволите, сэр, – продолжал обрадованный молодой нацист. – Эти самолеты могут сбросить оба планера на высоте, скажем, три тысячи метров над резервуарами, а затем быстро подняться на четыре тысячи и перелететь Ла-Манш, прежде чем радарные операторы успеют что-либо сообразить.

– А как насчет самих планеров? – спросил скептик из Британии. – Если их миссия не предусматривает возвращения, то им же нужно где-то приземлиться – или где-то упасть.

– Я скажу, – ответил пилот. – Посадочными площадками должны стать поля рядом с резервуарами. А как только планеры окажутся на земле, пилоты взорвут их, а сами скроются на заранее приготовленных машинах.

– Jawohl. [110] – Второй немец, освещаемый прожектором, поднял руку в знак согласия. – Эта стратегия может много изменить, – сказал он уверенно. – Мы посоветуемся с авиаинженерами относительно модификаций этих аппаратов. Мне нужно вернуться в Лондон и позвонить в Бонн. Как ваша фамилия, молодой человек?

– Фон Лёвенштейн, сэр. Максимилиан фон Лёвенштейн Третий.

– Вы, ваш отец и бабушка стерли следы позора на фамильном гербе, которые оставил ваш дед. Можете ходить с гордо поднятой головой, мой мальчик.

– Я готовил себя к этому моменту всю жизнь, сэр.

– Отлично! Вам это великолепно удалось!

– Mon Dieu! – воскликнул Клод Моро, обнимая Лэтема.

Они стояли у каменного парапета набережной Сены, Карин де Фрис в парике блондинки – чуть левее их.

– Вы живы, и это самое главное, но что с вами сделал этот ненормальный Витковски?

– На самом деле, боюсь, это была моя идея, мсье, – призналась Карин, подходя к мужчинам.

– Вы де Фрис, мадам? – спросил Моро, снимая кепку.

– Да, сэр.

– Судя по фотографиям, которые я видел, нет. Но если уж эта желтоволосая горгулья – Дру Лэтем, тогда, надо думать, все возможно.

– Волосы не мои, это парик, мсье Моро.

– Certainment. [111] Однако, мадам, признаюсь, он не идет к вашему милому личику. Он, как бы это выразиться, несколько вульгарен.

– Теперь я понимаю, почему бытует мнение, что глава Второго бюро самый очаровательный мужчина в Париже.

– Приятно слышать, только, пожалуйста, не говорите моей жене.

– Простите, – прервал их Дру, – хочу напомнить, что он рад видеть меня.

– Вы действительно мой друг, но я скорблю о вашем брате.

– Я тоже, так что давайте перейдем к делу, ради которого я здесь. Мне, помимо всего прочего, нужны те сволочи, что его убили.

– Нам всем они нужны, помимо прочего. Вверх по улице есть кафе на открытом воздухе. Обычно там полно народу, и никто нас не заметит. Я знаю хозяина. Почему б нам туда не отправиться и не заказать столик подальше от входа. Вообще-то я уже договорился.

– Отличная идея, мсье Моро, – сказала Карин, беря Лэтема под руку.

– Мадам, – продолжил глава Второго бюро, надев кепку, как только они двинулись с места, – меня зовут Клод, и я подозреваю, мы будем вместе до конца, если он вообще наступит. Поэтому едва ли стоит говорить мне «мсье», но только не рассказывайте об этом моей дражайшей супруге.

– Мне бы очень хотелось с ней познакомиться.

– Только не в этом парике, дорогая.

Владелец уличного кафе тихо поприветствовал Моро из-за шеренги корзин с цветами и провел их к самому дальнему от решетчатого входа столику. Вплотную примыкающий к изгороди из цветов, которые доставали до плеча, столик этот, с одной-единственной зажженной свечкой в центре клетчатой скатерти, был скорее в тени, чем на виду.

– Я думала, с нами будет полковник Витковски, – сказала де Фрис.

– Я тоже, – согласился Лэтем. – Почему его нет? Соренсон ясно выразился: нам нужны его знания и опыт.

– Витковски сам так решил, – объяснил Моро. – Он крупный представительный мужчина, и в Париже его многие знают.

– Почему же тогда мы не встретились в каком-нибудь другом месте? – спросил Дру. – В гостинице, скажем?

– Опять-таки так решил полковник. Видите ли, некоторым образом он свое присутствие здесь обозначил. Напротив у тротуара припаркована незарегистрированная машина американского посольства. Водитель остался за рулем, а два пехотинца в гражданском бродят среди гуляющих за нашей цветочной стеной.

– Значит, он устраивает проверку, – сказала де Фрис, и слова ее прозвучали как утверждение, а не как вопрос.