Мы – плотники незримого собора (сборник) - Брэдбери Рэй Дуглас. Страница 16
И все.
Сияющая машинка пребывала на своем месте и молчала. Темпл прикоснулся к клавишам. Они намертво застопорились.
Он встал с широко раскрытыми глазами и сунул в рот свою последнюю сигарету, позабыв ее прикурить. Потом он огляделся вокруг в поисках шляпы. Обнаружил ее у себя на голове. И быстро вышел из комнаты.
Он гулял в парке. В прогулке по парку нет ничего нового, но она пошла ему на пользу. Созерцая звезды, прохожих и лодки на воде, он бродил, пока не зашатался, как пьяный, окончательно выбившись из сил, и страх отступил. Потом он вернулся домой.
Не включая света, он разделся и лег в постель. Старый трюк, чтобы вообразить себя ночующим в отеле «Билтмор».
Но как избавиться от въевшегося в стены комнаты капустного запаха? «Билтмор» пришел в упадок, подумал он.
Вдруг он включил свет. Подслеповато, без очков, оглядывая комнату, он увидел машинку.
Он выключил свет и натянул одеяло по самые уши.
«Извините, я не Гарри. Меня зовут Эллен Абботт. Год 2442. Извините. Я не Гарри».
Он поежился.
Кто-то ни с того ни с сего стукнул его по голове. Во всяком случае, так ему показалось, когда он проснулся на следующее утро. В комнате царила тревожная, наэлектризованная атмосфера, словно некто заплыл внутрь его жилья, навис над ним и мгновенно исчез за секунду до его пробуждения.
Дверь была заперта изнутри.
Пружины кровати застонали, когда он переместил свой центр тяжести, чтобы свесить длинные ноги. Он встал и надел очки.
Он узрел все ту же машинку. Снова сел. Очень медленно.
Назойливый сон, выдающий себя за явь. Однако он совершенно позабыл о нем, когда спал, и не понимал, как это он запамятовал нечто, столь грубым образом вторгшееся в его жизнь.
Одеваясь и прибираясь в комнате, он делал вид, будто интересуется всем, кроме машинки. Весьма посредственное актерство. Он тянул, насколько возможно, время и нехотя уходил на поиски работы. Задерживаясь по ту сторону двери, он прислушивался. Ни звука. Только его собственное дыхание. Затем… он вспомнил. Сегодня вечером. Так сказала Эллен Абботт. Этим вечером, в то же время.
Он ушел искать несуществующую работу.
Должно быть, он ходил долго. У него отекли ноги. Должно быть, он переговорил с десятками людей, и ему было отказано в десятках рабочих мест. И где-то, между делом, он сел в трамвай, потому что вечером по дороге домой он обнаружил у себя в руке неиспользованный проездной билет. Еще он нашел долларовую бумажку, взятую взаймы неизвестно где, впрочем, ему было все равно. Главное, побыстрее добраться до своей комнаты.
Никогда еще он не бежал со всех ног домой, в свою комнату, как, впрочем, в любую другую комнату! Перед ним распахнулась парадная дверь в меблированные комнаты. Потупя голову, он поднялся по шатким лестничным пролетам. На полпути он остановился. Его лицо задергалось, запылало. Его обуяла тревога.
Вот оно. Слабый перезвон. И перестук клавиш, словно биение его сердца.
Он не перепрыгивал через три ступеньки разом аж с незапамятных времен, но снова научился этому!
Захлопнув дверь, он увидел ее и остолбенел. Словно человек под толщей прозрачной воды, он медленно и заторможенно прошагал по комнате. Где-то вдали щелкнула машинка, но на самом деле она находилась перед ним.
«Привет… Стив Темпл!..»
Он стоял наготове. Пальцы в нерешительности стучали по клавишам. Он захлопнул отвисшую было челюсть. Потом разрешил себе продолжать, и это было легко.
«Привет, Эллен, – написал он. – ПРИВЕТ ЭЛЛЕН!»
В первые спокойные минуты после установления контакта Темпл нехотя описал ей свою жизнь. Череда скомканных, унылых серых лет, тянущихся, словно вереница узников на одной цепи. Ночи, проведенные в ожидании стука в дверь, в надежде, что кто-то придет и станет ему другом. А там – никого, кроме хозяина, скулящего из-за арендной платы. Его единственные друзья жили под обложками книг. Некоторые из них возникли из его пишущей машинки до того, как он снес ее в ломбард. Вот, собственно, и все.
Потом заговорила Эллен Абботт.
– Если вы собираетесь мне помочь, а вы, Стив Темпл, единственный, на кого я могу сейчас положиться, чтобы изменить будущее, то вы заслуживаете исчерпывающих объяснений. Моего отца звали профессор Абботт. Вы, конечно, слышали о нем. О, нет, как глупо с моей стороны. Как вы могли о нем слышать! Вы же умерли пятьсот лет тому назад…
Стив нервно сглотнул слюну.
– Спасибо. Я чувствую себя вполне живым. Продолжайте.
Эллен Абботт продолжала:
– Это парадокс. Для вас я еще не родилась, а следовательно, я невероятна. А вы уже пять веков, как умерли и похоронены. И, тем не менее, все будущее мира держится на нас, двух невозможностях, и в особенности на вас, если вы согласитесь действовать от нашего имени.
Стив Темпл, вам придется поверить в то, что я скажу. Я не жду от вас мгновенного безоговорочного исполнения, но у вас осталось всего три дня на раздумья и действия. И если в последний момент вы откажетесь, то получится, что я зря вела с вами разговоры, а вместо этого могла бы обратиться с призывом к кому-нибудь другому, живущему в вашем веке. Я должна убедить вас в своей полной искренности. Вам предстоит потрудиться…
Темпл прочел возникающие слова, и в нем все помутилось и перекосилось. В комнатушке стало зябко, и Стив, не шелохнувшись, смотрел на появляющиеся слова.
– Вам предстоит потрудиться не ради меня… нет, не ради меня, а ради всех нас, живущих в будущем.
Следующее, что бросилось в глаза, была чашка кофе в правой руке; напиток вызывал сокращение мышц в его горле и обжигал желудок. Грек был на своем месте – за стойкой, тучный и засаленный. Его легко было обнаружить по запаху. Сверкнуло что-то белое – Грековы зубы.
– Привет, Грек, – Темпл еле шевелил губами. – Как я здесь очутился?
– Ты зашел так же, как каждый вечер за последние три года. Не бери в голову. Ты похож на призрака. Что стряслось?
– То же, что всегда. Сегодня вечером туманно?
– Разве ты не знаешь?
– Я? – Стив потер руки, покрытые холодной влагой. – Ах, да! Конечно, конечно. Сегодня туман. Я совсем забыл.
Он сделал дрожащий вдох, который показался ему первым глотком воздуха за многие часы.
– Странная штука, Грек. Через пятьсот лет от туманов избавятся…
– Торговая палата примет закон?
– Воздействие на погоду, – сказал Стив.
Воздействие. Он подумал над словом и добавил:
– Да. Всяческие воздействия. Должно быть, диктатура.
– Ты полагаешь?
Насупив брови, Грек всем телом налег на стойку.
– Ты думаешь, если дела так пойдут и дальше, нам это светит?
– Через пятьсот лет, – сказал Стив.
– А, черт! Через пятьсот лет! Ну и плевать!
– Может, мне не наплевать, Грек. Пока не знаю.
Стив перемешивал свой кофе.
– Послушай, Грек, если бы ты знал, во что превратится Гитлер через сорок лет, разве ты не прикончил бы его?
– Конечно! И любой бы так поступил. Вон он чего учинил!
– Подумай про всех парней, которые выросли вместе с Гитлером. Ведь кто-то же должен был догадаться, во что он превратится; а ОНИ – хоть палец о палец ударили? Нет.
Грек пожал грузными плечами.
Темпл на мгновение склонился к своему кофе.
– А как насчет меня, Грек? Если бы тебе стало известно, что в будущем я стану тираном, ты бы меня убил?
Грек засмеялся.
– Ты – очередной Гитлер?
Темпл криво усмехнулся.
– А, вот видишь! Тебе не верится, что я могу представлять опасность для человечества. Вот так и Гитлеру все сходило с рук. Потому что он был маленьким человечком задолго до того, как стал большим, а на маленьких человечков никто не обращает внимания.
– Гитлер – другое дело.
– Разве? – Стив напрягся. – Маляр-обойщик? Другое дело? Забавно! Никто не распознает убийцу, пока не станет слишком поздно.
– Ладно, допустим, я тебя укокошу, – предположил Грек. – Как я докажу, что ты – будущий диктатор? Ты мертв. Значит, не диктатор. Концы с концами не сходятся. И меня упекут в каталажку.