Сын Сталина - Орлов Борис Львович. Страница 36

– А почему я должен быть с ним знаком? Я что – похож на гнома, чтобы знать владыку Мории? [126]

Рерихи обменялись изумлёнными взглядами. Как же высок должен быть владыка, считающий махатму Мория – пигмеем, гномом?!! Тем временем Тёмный доел свою порцию и вышел к лошадям, ещё раз напомнив Николаю Константиновичу о муке и сахаре, которые тот должен оставить старосте деревни.

Рерихи были готовы отдать не только сахар и муку, а вообще – всё, что у них было, лишь бы кто-то объяснил им происходящее. Они было кинулись с расспросами к старосте, умоляя его отвести их к тому садху, с которым вчера беседовал их спутник, но тот лишь развёл руками: отшельник ушел ещё затемно, а кто он и куда ушел – никто не знает…

– Ибо кто, кроме Будды, может знать, о сахибы, путь просветлённого? Нам же, простым людям, остается лишь гадать о них…

…Всю дальнейшую дорогу они проделали, беседуя о самых разных и удивительных вещах. Рерихи поражались будущему человечества, описанному Александром, в свою очередь удивляя Тёмного рассказами о том, что в Святых писаниях с почти биографической точностью описаны Ленин и Сталин, и Иоанн именует их «двумя маслинами и двумя светильниками перед богом всей Земли», [127] или о том, что «Огненный мир» предсказывает достижение человечеством управляемого термоядерного синтеза в течение ближайших ста двадцати лет. [128] А по вечерам они подолгу засиживались у костра, просвещая друг дружку в разных областях знаний.

– И что же теперь? – Рерих, слегка ошеломлённый потоком информации, которую на него вывалил Александр, задумчиво смотрел в танцующее пламя костра.

– А что теперь? – Саша улыбнулся. – Для нас с вами что-то разве изменилось? – Он задумался и поднял прищуренный взгляд. – Хотя… Николай Константинович, а хотите свою Трою? Как у Шлимана, только гораздо старше. Где-то пятый век до нашей эры.

– И где же такое чудо? – заинтересовалась Елена Ивановна.

– Вы не поверите – в центре Анапы, – Саша рассмеялся. – Практически в двух шагах от городского пляжа. Уверяю, вас ждут весьма любопытные находки. А мудрость старых гор оставьте горам. Не выпадет из них ничего такого, что продвинуло бы нас по пути цивилизации. – Он откинул волосы со лба и посмотрел на несколько ошарашенных супругов. – Могу поделиться координатами ещё пяти-шести городищ примерно третьего-второго веков до нашей эры. Все на территории СССР. Кстати, вот это, – Сашка протянул старшему Рериху стальной браслет, – кара самого Льва Пенджаба. Правда, я не очень знаю, кто это такой, но, если судить по сикхам, мужик был серьёзный.

Николай Константинович благоговейно взял потёртое металлическое кольцо, оглядел его и передал Елене Ивановне, как вдруг заметил скользнувший лучик отражённого света. Он с интересом посмотрел на Белова и тот, нимало не чинясь, показал Рериху прозрачный камень размером с половину кулака взрослого человека.

– Не знаю, что это за каменюга, – пояснил он, – но мне приглянулась. Огранка ещё такая… необычная… Хотите разглядеть получше? Пожалуйста… Николай Константинович, с вами все в порядке? – встревожился Сашка, увидев, как у великого художника и философа медленно отваливается челюсть.

На мгновение Белову показалось, что у Рериха-отца случился инсульт. Взгляд Николая Константиновича остекленел, а изо рта вырвалось что-то вроде: «Ы-ы-ыгха… О-о-о?..»

В одно мгновение Сашка оказался возле старого художника и подхватил его под мышки.

– Елена Ивановна! Николаю Константиновичу плохо!

Та подскочила вспугнутой курицей и кинулась к мужу, но тот уже приходил в себя. Он судорожно сглотнул и наконец выдавил:

– Простите, Тёмный, но откуда ЭТО у вас?..

Одновременно с его словами Елена Рерих впилась глазами в прозрачный камень. Очень осторожно, словно бы это был неразорвавшийся артиллерийский снаряд, она взяла его из рук мужа и тоже вдруг судорожно сглотнула, а потом прикрыла рот рукой.

Сашка помолчал, удивляясь изумлению Рерихов, а затем сообщил, что камень ему достался совершенно случайно. Он подобрал его в одном из разрушенных храмов, когда шел вместе с отрядом восставших неприкасаемых. О том, кто разрушил храм и что случилось с теми браминами, что пытались его защитить, Белов благоразумно умолчал.

– …Он лежал в старом бронзовом ларчике, очень простом на вид, прямо под алтарем. Какой-то такой неприметный… А что, это какая-то святыня? Какой-то известный древний камень?

Рерих помолчал, затем обменялся взглядами с женой и очень осторожно спросил:

– Скажите, Темный, а вам никогда не доводилось слышать о «Великом Моголе»? [129]

– Хм… Это не тот ли громадный бриллиант, который потом распилили?

Николай Константинович улыбнулся:

– Как видно, не распилили… – он взял у жены камень и поднёс его к свету. – Это, судя по всему – он. Странно, что вы его не узнали…

Сашка похмыкал:

– Ну… Вероятно, дело в том, что я не слишком много видел бриллиантов в своей жизни. А в руках держал и того меньше…

С этими словами он взял камень у Елены Ивановны, покатал в пальцах и поднес к глазам.

– Точно бриллиант? – спросил он. – Может, всё-таки горный хрусталь или что там ещё есть?

Николай Константинович усмехнулся:

– Почти наверняка. Только знаете, Тёмный, это – не бриллиант. Огранка не бриллиантовая. Так что правильнее будет называть его огранённым алмазом…

«Вот, блин! – подумал Сашка. – А я его хотел Светке подарить… Теперь-то, конечно, фигушки. Дайде… товарищ Сталин отберёт. И в Алмазный фонд сдаст. Вообще-то, и правильно сделает…»

Десять дней пути привели их к Меконгу, где экспедиция пересела на лодки и двинулась вниз по течению. В этих местах было относительно спокойно – сюда не докатились ни индийские волнения, ни Японо-китайская война. Правда, два раза их пытались ограбить какие-то речные пираты, но слуги Рерихов были хорошо вооружены и не отличались трусостью или нерешительностью. Кроме того, Юрий был призовым стрелком, а Тёмный, как выяснилось, может метко стрелять из «маузера» с такой скоростью, что лишь немногим уступает пулемету.

В остальном путешествие прошло без каких бы то ни было особенных приключений. Правда, Николай Константинович очень сетовал на невозможность задерживаться в интересных или живописных местах, но юноша очень серьёзно объяснил, что ему ну просто обязательно необходимо успеть в Москву к первому сентября. Зачем это ему было нужно и почему стоял такой строгий срок, он не объяснял, да Рерих и не спрашивал: у человека, достигшего «Высокого просветления», могут быть свои резоны, непонятные простым смертным…

Возле устья Меконга они расстались.

– …Спасибо, Николай Константинович, – Саша коротко поклонился. – Вот здесь мы с вами и распрощаемся.

Рерих покачал головой и внимательно оглядел стоявшего рядом с ним паренька. За те три недели, во время которых он путешествовал вместе с его экспедицией, Николай Константинович как-то успел привыкнуть к этому странному юноше.

– Удачи вам в ваших делах, Тёмный – сказал он, поклонившись в ответ. – Оставьте ваш адрес – мне хотелось бы подарить вам одну из своих работ.

– Спасибо… – Белов улыбнулся. – Давайте вот как сделаем: я пошлю вам весточку, когда доберусь до места. А пока адреса у меня нет…

Елена Ивановна порывисто обняла юношу, перекрестила и даже всплакнула. Юрий молча пожал ему руку.

Сашка уселся в сампан, [130] двое женщин-лодочников синхронно взмахнули веслами, и утлая лодочка побежала на северо-восток. Все трое Рерихов стояли и смотрели ей вслед, пока она не растаяла за горизонтом…

9