«Царствуй на славу!» Освободитель из будущего - Динец Петр. Страница 18

Флот при Александре пришел в упадок. Все ресурсы уходили на армию, что и понятно, учитывая масштаб и напряжение войн с Наполеоном. Флот выполнял лишь вспомогательные функции. После войны деньги шли на восстановление пострадавших районов и обслуживание громадного послевоенного долга. Но, несмотря на скудное финансирование, Грейг сумел расширить портовые сооружения Севастополя и Николаева. При нем даже заложили новые корабли, ибо старые уже исчерпали свой ресурс.

С Алексеем Самуиловичем я осмотрел укрепления Севастополя, портовые сооружения и эллинги. Говорили мы и о развитии флота. Какие средства и усилия для этого нужны. Во Франции как раз в это время Анри Пексан проводил опыты с бомбическими орудиями. Оказывается, Грейг о них уже слышал и считал их многообещающими. Вообще, в эту эпоху военные новинки не являлись тайной и быстро становились доступными в других странах, был бы покупатель. Я пообещал адмиралу закупить несколько образцов во Франции для их последующей проверки.

В Крыму меня также интересовала возможность виноделия. Виноград там выращивали издревле, и те же Демидовы владели виноградниками в Крыму. Но это были только робкие попытки. Я же мечтал о создании собственной винодельческой отрасли. Для этого стоило поучиться у французов и выписать несколько специалистов в Крым. Я надеялся на частную инициативу, так как для создания хорошего вина необходимо болеть этим делом, заботиться о качестве и о бренде. А этого государство не может обеспечить. Требовалось создавать условия, при которых такие люди появятся. Если появились Демидовы, то могут появиться и другие.

На паях с Демидовыми я планировал открыть мыловаренный завод. Хотя Великому князю и не пристало быть «капиталистом», я собирался менять эти настроения в обществе и начинать с себя. Мыло в России существовало давно, но пользовались им в основном аристократы и богатые купцы по причине дороговизны. Мы же хотели производить мыло и свечи по цене, доступной для всех. Технологии изготовления мыла существовали веками, и дело было за масштабом производства. В России часто вспыхивали эпидемии, поэтому базисная и доступная гигиена могла спасти не одну жизнь. Для этого требовалось создать десяток-два заводов по всей стране, чтобы облегчить логистику. Благо сала в России хватало, а это главный ингредиент. Опять же после мыловарения можно заняться и парфюмерией. Как сообщил мне управляющий, завод будет запущен через полгода. А пока он показал первые образцы. Мы надеялись внедрять мыло в массы как низкой ценой, так и запахом, и формой. Чего не сделаешь ради гигиены!

По дороге из Одессы в Киев я посетил Тульчин, где располагался штаб II армии, чтобы встретиться с Павлом Дмитриевичем Киселевым, начальником штаба армии. Павел Дмитриевич считался либералом, но был предан Романовым и пользовался доверием Александра. Он был типичный карьерист и для карьеры умел приспосабливаться к обстановке. Зная, что во время царствования Николая I он был членом комиссии по облегчению положения крестьян, я хотел присмотреться к нему поближе, дабы использовать его таланты, когда придет время Крестьянской реформы.

В Петербург я вернулся загоревший и полный впечатлений, и, как оказалось, весьма вовремя.

Глава 28

«Божьею милостию Мы, Александр Первый, император и самодержец всероссийский и прочее, с согласия Августейшей Родительницы нашей, по дошедшему до нас наследственному Верховному праву Главы Императорской фамилии и по врученной нам от Бога самодержавной власти Мы определили: во-первых, свободному отречению первого Брата Нашего Цесаревича и Великого Князя Константина Павловича от права на Всероссийский престол быть твердым и неизменным… Во-вторых, вследствие того на точном основании акта о наследовании престола Наследником Нашим быть второму Брату Нашему Великому Князю Николаю Павловичу».

Граф Алексей Андреевич Аракчеев умолк, и в зале воцарилась тишина.

– Господа, – сказал император, – сие есть воля наша, и по пришествии времени прошу служить возлюбленному брату моему, цесаревичу Николаю Павловичу, так же верно, как мне служите.

Зал дружно выдохнул, и сановники склонились в поклоне. Через полчаса после нескольких тостов император покинул собрание, которое сразу же оживилось. Удивление после манифеста несколько спало, и сановники разделились на группы, которые полушепотом обсуждали свалившуюся на их головы новость. Из зала новость понеслась по Петербургу, чтобы вскорости долететь и до дальних уголков бескрайней страны, имя которой Россия.

По возвращении в Петербург меня ждал сюрприз. Александр сподобился и объявил меня наследником престола. Этому предшествовали небольшая баталия и шантаж с моей стороны. Все началось еще в 1822 году. После памятного разговора о наследовании Александр составил необходимый документ, но он хранился в тайне. Так как практически никто не знал о моем наследовании престола, а официально наследником являлся мой старший брат Константин, это могло сулить многие проблемы при восшествии на престол. Моя маман, Мария Федоровна, была женщиной властной, и я опасался, что она захочет порулить вместо меня. В реальной истории тайное завещание послужило одной из причин восстания декабристов, когда все висело на волоске и один нечаянный выстрел мог изменить историю. Поэтому я решил действовать более решительно. В конце концов, брат сам предложил мне престол и, если он настроен серьезно, пусть обнародует это свое решение.

Во время одного из его визитов я заговорил с Александром об официальном признании меня наследником, после того как Константин, тоже официально, отречется от престола. Не могу сказать, что моя просьба его удивила, тем более что она была логичной. Брат отделался общим обещанием, но он не спешил что-то предпринять. Так как на дворе стоял 1822 год, а я помнил, что настоящий Николай стал императором в 1825-м, времени оставалось немного.

Пришлось пригрозить, что если брат официально не признает меня наследником, то оно мне и вовсе не надо. Я и так счастлив как частное лицо, и, по мне, пусть царствует Константин или младший брат Михаил. Игра у меня была беспроигрышная, ибо Константин не стремился в императоры, и, кроме меня, ни у кого не имелось законных наследников, необходимых для продолжения династии. То ли брат уступил моему шантажу, то ли действительно понял, что неразбериха с наследованием не есть хорошо, но он решил публично объявить о моих правах на престол.

Следующим моим шагом стала встреча с графом Михаилом Андреевичем Милорадовичем – петербуржским генерал-губернатором. У настоящего Николая отношения с ним не заладились. И именно Милорадович настоял на присяге Николая Константину, что лишь усугубило ноябрьскую неразбериху [12]. А ведь шестьдесят тысяч штыков гарнизона – очень весомый довод в споре о престолонаследии. Особенно если эти штыки в столице и под рукой.

Генерал слыл либералом и имел множество друзей среди членов тайных обществ. Он стал одним из тех, кто вступился за Пушкина, когда тому грозила Сибирь. Моего реципиента в настоящей истории он не жаловал, так как настоящий Николай имел реноме ретрограда и солдафона. Со мной же не все было так однозначно.

Милорадович являлся одним из поборников отмены крепостного права, и он знал о моем интересе к этому вопросу. Он также знал о моем общении со Сперанским и другими либералами. Поэтому в обществе меня не воспринимали как консерватора, но и не считали либералом. Для многих я являлся темной лошадкой, ибо не все свои дела и поступки афишировал. Я вел себя достаточно осторожно, чтобы выглядеть безобидным в глазах моего брата. Примкни я, например, к либералам, кто знает, захотел бы Александр видеть меня своим преемником.

Граф был человеком деятельным и любил лично участвовать в тушении пожаров и спасении утопающих. С помощью одного из людей Соколова, которого попросил оповестить меня, ежели генерал опять решит проявить героизм, я узнал, что граф уехал тушить пожар на Васильевском острове. Туда я и отправился в сопровождении двух егерей. Мол, проезжал неподалеку, услышал о пожаре и прискакал на помощь. Пожар тушили всю ночь, и мы с генералом сдружились. Ведь общее дело сплачивает. Я пригласил его к себе, в Аничков дворец, куда мы и отправились, благо было недалеко. Михаил Андреевич, в прошлом бравый вояка, оценил этот гусарский жест, да еще со стороны цесаревича.