«Царствуй на славу!» Освободитель из будущего - Динец Петр. Страница 29

– Ваше величество, а знают ли о вашем предложении их величества король прусский и император австрийский? – озабоченно спросил князь Чарторыйский, который был более опытным дипломатом, чем остальные.

– Вы, несомненно, хотите знать, не будут ли они супротив. Я говорил об этом с королем прусским, так как он мой союзник. Он предпочел бы видеть Царство Польское под моей рукой, но, как видите, у меня другое мнение, – сказал государь. – Император австрийский еще не знает о моих намерениях, но думаю, что и ему независимая Польша не понравится. И именно поэтому, господа, то, что я вам предлагаю, и есть ваша единственная возможность добиться независимости.

– Государь, – генерал Хлопицкий подал голос, – я военный, а посему хочу спросить начистоту: почему вы решили дать независимость Царству Польскому? Какая вам от этого выгода?

– На самом деле все очень просто, – ответил император. – Российская империя есть держава православная, а посему большое количество неправославных подданных в империи нарушает этот порядок и вредит миру внутри империи. Именно поэтому я желаю разделить народы таким образом, чтобы каждый жил на своей территории.

– Дозволено будет нам содержать армию? – спросил генерал Хлопицкий. – Учитывая, что наши будущие соседи не будут рады нашей независимости, – усмехнулся он.

– Несомненно, – ответил Николай. – Скажем, армию в пятьдесят тысяч штыков и сабель вам будет дозволено и даже надобно содержать. Империя заинтересована в сильной, независимой и дружественной Польше, – император выделил слово «дружественной». – Костяк будущей армии могут составить польские офицеры и солдаты, служащие в русской армии. Я согласен освободить их от присяги мне.

– Каковы будут гарантии нашей независимости? – спросил князь Чарторыйский.

– Царство Польское будет полностью независимо в своих внутренних и внешних делах. Мое единственное условие – это добрососедские отношения с Россией. То есть никакой агитации или иных действий против России. А ежели таковые случатся, вы должны будете их немедленно пресекать. Также подлежат выдаче подданные империи, скрывающиеся у вас от закона. Гарантией же вашей независимости будет ваша армия.

В зале наступило молчание, которое прервал Адам Чарторыйский:

– Я думаю, что выражу волю всех здесь присутствующих, ежели скажу, что мы рады будем принять предложение вашего величества.

Остальные гости торжественно кивнули в знак согласия.

– Отлично, – улыбнулся император. – В таком случае через два месяца, с нового, 1827 года я объявлю о вашей независимости. С подробным договором между нашими государствами вы ознакомитесь по дороге обратно. Советую использовать оставшееся время с пользой, для наилучшего устроения вашего государства.

– Несомненно, ваше величество, мы сделаем все, от себя зависящее, – ответил князь Радзивилл, и глаза его горели от радости. – Смею заверить вас, государь, сегодня вы обрели в нашем лице преданного союзника и друга.

– Рад это слышать, – Николай улыбнулся. – Но не смею вас больше задерживать. Ведь вам столько еще предстоит сделать. Всего хорошего, господа, – государь встал, а за ним встали и все остальные.

Император удалился, оставив поляков в сильном замешательстве. Чтобы так, в одночасье изменилась судьба их и их отечества? Это надо было переварить и осмыслить. В кабинет вошел флигель-адъютант, и поляки покинули дворец, увозя с собой столь волнительные новости.

Глава 12

Параллельно войне с Персией я занялся решением остальных внешнеполитических вопросов. Потому как для проведения реформ внутри империи требовался мир «снаружи». Зная, что в 1830 году поляки в очередной раз восстанут, я старался работать на опережение. Мне особенно не нравилась идея о независимости Царства Польского, ибо поляки лелеяли мечту о Речи Посполитой «от моря до моря», а осуществление этой мечты означало войну с Россией, Австрией и Пруссией. То есть опять нарушало тот, хоть и неидеальный мир, который только-только воцарился в Европе. Но и выгоды от пребывания Царства Польского в составе империи я не видел. Для Александра это был престиж. И хотя польские территории были экономически более развиты, чем коренные русские земли, особой прибыли казна от этого не видела, как и стимула в развитии остальной империи. Зато жертв и средств для сохранения порядка и подавления восстаний империя тратила ох как много.

Именно поэтому я сначала попытался вернуть Польшу Пруссии, как это было до Наполеоновских войн. В случае согласия Фридриха Вильгельма я надеялся обменять польские земли на Мемель – незамерзающий порт на Балтике. Пользу России я видел в любом случае. Справятся пруссаки с Польшей, значит, будет спокойствие на границе, не справятся – получат серьезный гнойник, который будет их ослаблять, что тоже нам на руку.

А посему я навестил своего тестя в его летней резиденции – Пареце, благо Шарлотта и так собиралась туда ехать с детьми. Учитывая, что после сражения у Шуши война с персами была практически выиграна, а Паскевич с Ермоловым и без моих советов прекрасно справлялись, я мог уехать со спокойным сердцем. Свое предложение я озвучил королю без обиняков, дабы у него не возникло подозрений в нечестной игре. Но король прусский, посовещавшись с министрами, решил отклонить мое предложение. Он всегда был нерешительным и не любил перемен, так что на него я особо не рассчитывал. Но надеялся, что его министры убедят короля принять мое предложение, тем более что для Пруссии оно имело свои выгоды. Увы, мои надежды оказались тщетны. Пришлось перейти к плану «Б» и предоставить-таки полякам независимость. Этот вариант являлся менее предпочтительным, ибо всегда существовала опасность, что поляки захотят большего и будут стремиться к возрождению Речи Посполитой или примкнут к врагам империи, ежели им пообещают новых земель за счет России, как это уже делал Наполеон. Но все же была высока вероятность того, что поляки погрязнут во внутренних распрях или на время будут вести себя тихо, чтобы укрепить то, чем они уже владеют. Плюс это давало возможность произвести обмен населением, дабы пресечь будущие территориальные конфликты. В этом случае имелся хороший шанс на то, что новообразовавшееся польское государство будет стремиться вернуть себе земли, населенные прежде всего поляками, то есть Краков, часть Силезии и Померании. То есть их территориальные претензии будут в первую очередь к австриякам или пруссакам, что меня полностью устраивало, так как эти конфликты ослабляли соседей империи и давали ей возможность оставаться в стороне и проводить необходимые преобразования.

А засим в конце октября 1826 года я пригласил в Петербург наиболее значимых польских военных и политиков. Большинство из них перешло на русскую службу, но это не мешало им лелеять мечты о независимости. Об их взглядах и участии в подпольных организациях мне было прекрасно известно трудами полковника Соколова. На этом я и строил свой расчет. То есть я надеялся, что приглашенные господа достаточно хотят независимости своей отчизны, дабы принять мое предложение, но также достаточно здравомыслящие, чтобы не настаивать на большем, на том, что я не смогу дать. На их патриотизм указывало их участие в войне против России на стороне Наполеона, а на их здравомыслие указывал их переход на русскую службу. Будь они фанатиками, сидели бы они где-нибудь в Париже или в Лондоне.

Поляки оказались попросту ошеломлены моим предложением. И эта внезапная возможность обрести независимость без крови и пота сделала их гораздо сговорчивее. Настолько, что они приняли мою пропозицию по разделу территории и по обмену населением. Зато пришлось пообещать им оставить оружие и боеприпасы, достаточные для пятидесятитысячной армии, на что я дал согласие. Мы составили договор, регулирующий сроки и порядок обмена населением, торговые отношения и пошлины, порядок выдачи политических преступников. Так что обратно поляки уехали в спешке, дабы успеть подготовиться к упорядоченному обретению независимости.