Путешествие на Луну (ЛП) - Ле Фор Жорж. Страница 5

— Эти миры… миры эти… — пролепетал скороспелый ученый, теряясь под испытующим взором Михаила Васильевича.

— Да что — эти миры? — нетерпеливо произнес последний, в сердце которого начали невольно закрадываться сомнения в научных познаниях своего будущего зятя.

Но граф Фламмарион не мог, что называется, дальше пикнуть ни слова. С ужасом чувствовал он, что готов оскандалиться на веки в глазах отца Леночки, как вдруг истинно дипломатический маневр пришел ему в голову. Как будто пробудившись от глубоких дум, он произнёс:

— Эти миры… Ах, извините, ради Бога, профессор, но я не понимаю сам, что говорю… Моя мысль всецело была занята той чудной картиной, которую я вижу теперь пред главами: звезда красоты притягивается и обращается, вокруг солнца знания…

Старый ученый, глубоко польщенный, и как отец, и как человек науки, благосклонно взглянул на Гонтрана. Леночка же, услышав ловкий комплимент, покраснела, как маков цвет.

— Ну-с, однако продолжайте, граф, что вы начали, — проговорил Михаил Васильевич тоном экзаменатора и, положив голову на руки, приготовился слушать.

Гонтран вновь кинул умоляющий взгляд на свою невесту. Тогда плутовка с лукавою улыбкой, на цыпочках, неслышными шагами, подбежала к большой чёрной доске, висевшей за спиною отца, и, взяв кусок мела, нарисовала посредине доски большой кружок с подписью: Солнце. Вблизи от него она поставила маленький кружок с подписью: Меркурий.

Молодой дипломат с восхищением взглянул на ловкий маневр Леночки и очень серьезно начал:

— Да, так в средине нашей системы стоит Солнце. Удаляясь от великого светила, мы прежде всего встречаем планету Меркурий…

— …Которого объем в двадцать раз менее объема Земли, в два с половиною раза больше объема Луны, а расстояние от Солнца равняется 62 миллионам вёрст. Обращается он вокруг Солнца за 88 дней. Так, прекрасно, продолжайте, — проговорил старый учёный, не поднимая головы.

— За Меркурием, — отвечал Гонтран, устремляя глаза на спасительную доску, — мы встречаем Венеру, красавицу Венеру, родную сестру нашей Земли…

— Совершенно верно, — диаметр ее почти равен земному, немного меньше, а объём равняется 0.87 объёма Земли. Год ее продолжается….

— …225 наших дней, — с апломбом сказал молодой дипломат, увидев, что Леночка написала это число на доске крупными цифрами.

— Так-с. Далее!

— Далее идет Земля и Марс со своими двумя спутниками…

— Его диаметр?

— Почти вдвое меньше земного, а год почти вдвое больше земного, — соответствует периоду в 1 год и 321 наш день.

— Прекрасно.

— Потом встречается Юпитер, гигантский, грандиозный Юпитер, этот величавый мир, пред которым ничтожной кажется наша бедная Земля. — Гонтран рассыпался в эпитетах Юпитеру, так как видел, что Леночка начертила, изображая его, кружок значительной величины.

Михаил Васильевич поднял голову, что заставило девушку в одно мгновение отскочить от доски.

— Да, друг мой, — с воодушевлением сказал старый учёный, — вы совершенно правы, называя гигантом эту исполинскую планету, диаметр которой в 11 раз больше, чем диаметр земли, — поверхность которой равна 111 земным площадям, а объём — 1.280 земным объемам. И эта-то гигантская масса, имеющая четырех спутников, из которых два по величине равны Меркурию, вращается вокруг своей оси всего за 10 часов… За десять часов! Подумайте, с какою-же страшной скоростью движется каждая точка поверхности Юпитера?!

Гонтран изобразил на своей физиономии полнейшее сочувствие восторгу своего собеседника.

— Ну-с, продолжайте далее, — проговорил затем Михаил Васильевич тоном строгого экзаменатора.

Но лишённый помощи спасительной доски, граф Фламмарион не проявлял "ни гласа, ни послушания".

К счастью на помощь жениху поспешила Леночка.

— Ведь дальше, папочка, следует Сатурн, окруженный своими космическими кольцами, так?

— Так, дитя мое, но… — Он имеет, кроме того, восемь спутников. Диаметр его в девять раз больше диаметра земли, а объём — в 675 раз… Его год продолжается 29 наших лет и 167 дней…

С этими словами Леночка обняла отца и, горячо поцеловав его, спросила:

— Ну что, папочка, разве я не достойна быть ученицей такого профессора, как ты!

Михаил Васильевич совершенно растаял.

— И вы думаете, граф, — сказал он Гонтрану, — что я могу отдать это милое дитя первому встречному, одной из тех перелетных птиц, которые рыщут с места на место, равнодушные к окружающим нас чудесам неба и светил?! Но это было бы преступлением, милостивый государь, и я скорее соглашусь видеть Леночку старой девой, чем видеть ее замужем за человеком, в знаниях которого я пока не мог еще удостовериться…

Граф Фламмарион невольно вздрогнул при этих словах, произнесенных решительным тоном, и опасение, что счастье ускользнет от него, закралось в сердце молодого дипломата.

— Притом же, таинственным тоном проговорил старый ученый, — уже несколько лет я лелею в своей голове один проект, для осуществления которого мне нужна помощь зятя, — ведь это почти сын, и я могу ему вполне довериться. Между тем иностранец обманет меня… обкрадёт меня, и я рискую потерять то, на что потратил свою жизнь и силы. Всем этим воспользуется какой-нибудь проходимец, который присвоит себе не только честь успеха, но и честь первой идеи.

В последних словах отца Леночки звучало столько непритворной горести, что Гонтрану стало жаль старика. Встав со своего места, он подошёл к нему, крепко пожал его руку и задушевным голосом проговорил:

— Дорогой Михаил Васильевич, будьте уверены, что, если вы, быть может, и не найдете во мне полезного и сотрудника, тем не менее вы всегда встретите во мне почтительного и любящего сына.

— Спасибо, спасибо, друг мой, — пробормотал старый профессор, тщетно стараясь подавить слезы, дрожавшие у него на ресницах.

Тем временем Леночка, пользуясь случаем, снова взяла мел и нарисовала на доске всю солнечную систему.

Заметив это и сгорая желанием поразить будущего своего тестя познаниями в астрономии, Гонтран воскликнул:

— И когда подумаешь, что за гигантскими Юпитером и Сатурном есть другие миры, затем еще и еще… что в бесконечных мировых пространствах обращаются, вслед за Сатурном, Уран и Нептун, отстоящие на миллиарды верст от Солнца, — то невольно придёшь к мысли, что эти миры, столь отдаленные от источника света и тепла, должны быть безжизненны и мертвы…

Заслышав излюбленные имена планет, Михаил Васильевич мигом позабыл свою печаль.

— Позвольте, позвольте, — остановил он Гонтрана, — но что значат эти миллиарды верст, составляющие орбиту планеты Нептун, в сравнении с теми неизмеримыми величинами, которыми отделены от нас неподвижные звезды? Эти расстояния так велики, что от ближайших к нам звезд свет идет до земли четыре года, — свет, пробегающий в секунду, как нам известно, 280 тысяч верст! Сообразите, как же велики эти пространства!

Гонтран казался пораженным.

— Значит, — проговорил он, — сейчас мы видим на небе, быть может, много таких светил, которые давным-давно уже погасли, но продолжают казаться нам светящими, так как свету нужно много времени, чтобы дойти до нас?

— Конечно, и мы будем видеть такие звезды ещё десятки, сотни и тысячи лет. Четыре года — ведь это время, которое нужно для света ближайших звезд, а есть звезды, настолько отдалённые от нашей планеты, что их свету нужны тысячи лет, чтобы пройти отделяющие их пространства великой небесной пустоши.

— Сколько же понадобится времени поезду, идущему со скоростью 50 верст в час, чтобы достигнуть даже ближайших звезд?! — воскликнул молодой дипломат.