Полковник милиции Владислав Костенко. Книга 4. Репортер - Семенов Юлиан. Страница 4

Варравин закурил новую сигарету, не спрашивая более разрешения, заметно успокоился, расслабился даже. Нынешние борцы за демократию не очень-то слушают противную точку зрения, сразу норовят прилепить ярлык. Воистину демократии надобно учиться, не один год на это потребен, поколение как минимум…

– Практически я не согласен ни с одним из ваших положений, – заметил он, – но мне светит то, что вы размышляете вслух и не хотите ни к кому подлаживаться… Поэтому разрешите перейти к следующему вопросу: в чем вы согласны с осужденным Горенковым?

– Буду отвечать несколько вразброд, оттого что в душе слишком много накопилось… Вы сюда прилетели? Или чухали поездом?

Варравин нескрываемо удивился, в этом сказалась его молодая доверчивость:

– Конечно, прилетел! Кто ж ныне ездит? Времени не хватит на главное.

– Согласен. Но и в аэропорту, и на вокзале вы столкнулись с одной и той же проблемой: нет носильщиков. Вас это не очень-то волнует, сумку набок и – вперед. А женщина с ребенком и двумя чемоданами? Я предложил начальнику вокзала – естественно после введения закона об индивидуальной трудовой деятельности – выступить по местному телевидению с обращением к молодежи: «Кто хочет заработать, может прийти на перрон и без всякой формалистики, уплатив два рубля налога за бляху – хороший навар для социальных нужд коллектива станции или аэропорта, – начать обслуживать пассажиров». Мне в ответ: «У нас народ не пользуется услугами носильщиков, мы опрашивали». – «А почему пользуется в Москве? Может, людей надо приучать к сервису? У нас ведь его нет». – «Придет какой жулик с чужим паспортом и начнет чемоданы воровать!» – «У вас милиция есть, будет чем заняться». – «Она-то займется, а ответственность нам нести, платить из своего кармана». – «Хорошо, давайте закажем тележки, пассажир платит рубль, берет ее напрокат, сам себя обслуживает». – «Стащут все тележки в один день». – «Возьмите в залог паспорт». – «Металла нет, фондируемый товар…» Что это такое, по-вашему? Ужас обломовского мышления? Ладно, пошли дальше… На вокзальной площади вы теперь легко возьмете такси – конкурент давит, «личный извоз». Но вот вы приехали в центр. Где намерены заночевать? Мест в гостиницах, понятно, нет. А домашние пансионаты до сих пор не открывают, люди по-прежнему боятся, одна центральная газета одержимо стращает читателей ужасом «нетрудовых доходов». Я предложил нашей прессе напечатать об этом проблемную статью. Мне ответили, что запросят Москву. «А зачем? Разве у вас нет личного мнения по этому поводу?» – «В законе о пансионатах сказано недостаточно ясно». Пошли дальше… Вы закончили работу в десять вечера – где перекусить? Негде, все закрыто, только шаромыги в подъездах давят на троих. Где домашние столовые? Нет их, как и не было. И не будет, пока мы не перестанем считать, сколько заработал владелец такой столовой. Трагедия в том, что мы постоянно считаем чужие деньги, вместо того чтобы заработать свои… Ладно… Назавтра вы приходите в ту организацию, куда вас командировали… А там говорят, что поступило предложение от венгерской или там австрийской фирмы переоборудовать линию, через два года будем получать чистое золото. «Ну и когда начинаете?» – задаете вы вопрос. Вам ответят, что это никому не известно, оттого что согласовать и утвердить должны Госплан, Минфин, Госстандарт, Внешторг, Госснаб, и так далее и тому подобное… Вы изучаете предложения, присланные партнерами, очень интересно, просите перепечатать, вам отвечают, что машинистка по-немецки ни бум-бум, а разрешение на множительную технику, которая торчит на углу каждой улицы в любом европейском городе, получить весьма трудно… Вы просите связать вас по телефону с Веной, хотите обсудить конкретные детали предложения, но вам отвечают, что автоматом пользоваться запрещено, надо делать заказ на завтра… Ничего себе ускорение, а?! Сколько мы теряем миллионов человеко-часов, товарищ Варравин, вы себя этим вопросом озадачивали?!

– Озадачивал. Но мне эти вопросы решать труднее, чем вам.

– Вот мы с вами и подобрались к главной проблеме. И проблема эта называется «личность». Знаете, кто сейчас сидит в колониях нашей автономной республики? Наравне с жульем – наиболее смелые торговые работники, строители и директора совхозов. Они неугодны бюрократической броне, думают по-своему, принимают личностные решения, а этого аппарат не любит, ему удобны покорные исполнители, не более. Но ведь личность невозможна без гарантий… В свое время я написал докладную записку. Мне ответили, что это общие рассуждения. Где реальные предложения? Я внес реальное предложение создать в нашей республике индустрию туризма – как советского, так и иностранного. Мне ответили, что нет фондов на стройматериалы для отелей. Я возразил: «Позвольте нам заключить договор с иностранными фирмами». – «Пришлите документацию». Послал. Через три месяца последовал ответ: «Необходимо обсчитать позиции». Обсчитал, хотя всегда пользуюсь ленинской фразой: «Главное ввязаться в драку, а там видно будет». Ответа пока нет. Если бы испанские и французские бизнесмены столько лет тратили на изучение и просчет документации, не видать бы им туристского бума, который дает сорок процентов государственного бюджета… Внес предложение ликвидировать в нашей республике овощные базы – ненужный, громоздкий посредник: либо базы переходят совхозу, заключившему прямой договор с торговлей, либо торговле. «Пришлите документацию и соображения о трудоустройстве персонала оптовых баз». Послал, жду ответа.

– Но ведь это саботаж перестройки, – сказал Варравин.

– Фраза Иосифа Виссарионовича, – возразил я. – Легче всего вынести безапелляционный приговор, но будет ли от этого польза делу? Я знаю наши министерства, главки, тресты, у людей множество разумных предложений, но – молчат! Отчего? Боятся? Или совестятся проситься на прием к премьеру – нескромно? Раньше ждали вызова, настало время реального дела – не готовы, замерли… То мы вас триста лет в ярме держали, то русско-немецкие государи – вас вместе с нами, то Сталин учил винтиковой механике беспрекословного исполнения приказа, спущенного сверху, – не до инициативы… Я читал в газете предложение: освободить первые этажи от множества мелких организаций, чтобы сдавать в аренду под кафе, танцзалы, клубы по интересам, – живые деньги пошли б Советам депутатов… Ответ один и тот же: «А куда денем людей, работающих в ненужных организациях?» Инициатива, право на индивидуальный труд, все замечательно… А почему же до сих пор нет разрешения на регистрацию кооперативных строительных фирм? «Шабашники за длинным рублем погонятся, государство останется без рабочих рук». – «А не забирайте фонд заработной платы у стройтрестов. Если рабочий государственного предприятия получит не только свою заработную плату, но и ту, что причиталась его коллеге, который ушел в кооператив, он же горы своротит… На чем угодно можно экономить, только не на оплате за добрый труд…» Ну и что? А ничего… Внес предложение разрешить строительство кооперативных больниц и клиник. «Не замахивайтесь на бесплатную медицину, это достижение социализма!» Значит, кооперативную квартиру можно строить, а больницу – нет? Бесплатное жилье – тоже завоевание социализма, но ведь придется скорректировать вопрос оплаты – понятно, подняв заработную плату или же помогая людям получать дополнительный заработок…

– Вы честно говорите, – заметил Варравин. – Спасибо вам за это.

Не скажу, чтоб мне были безразличны эти его слова, нет. Они мне были приятны. Поэтому я и продолжил:

– А теперь о Горенкове… Как только опубликовали проект закона о социалистическом предприятии, он собрал совещание, попросил отдел труда и зарплаты, плановиков и снабженцев принести все постановления и приказы, коими те руководствовались. Принесли сотни папок. И он, оглядев их, сказал: «На макулатуру! Преступно в наше время жить запретами сорок шестого года!» Сколько же пошло на него жалоб! Главный плановик подал в отставку, перешел в другой трест и айда строчить по всем инстанциям: «Самоуправство». Писал и мне. Я лично возглавил комиссию, навет отмел. Но ведь помимо меня существует еще немало инстанций… Потом возьмите дело с росписью Дворца культуры, который он сдал на семь дней раньше срока… Москва спустила ему на это дело сто тысяч. Горенков обратился в местное отделение Союза молодых художников и подписал с ними договор на двадцать тысяч – и ребята счастливы, и его коллектив, потому что на сэкономленные деньги он построил тридцать садовых домиков и премировал ими передовиков. Немедленно возникли контролеры: «Где экономия, отчего не думаете о государственных интересах?» – «Государство – это мы». Разве такое прощают? «Превышение премиальных фондов, самоуправство, экономический произвол, в городе зарплату нечем платить, а он дома раздает!» – «Работайте, как наш коллектив, – будет чем платить зарплату!» И – весь ответ. Словом, когда я был в отпуске, его арестовали, за месяц успели сломать слабаков, те дали показания, а Горенков в суде не произнес ни слова: «Разбирайтесь без меня». Обиделся. А в драке обижаться нельзя. И его смяли. Впрочем, не его – тенденцию. И это очень тревожно…