Протокол «Сигма» - Ладлэм Роберт. Страница 8

– Я предположил, что вы потребовались для участия в какой-то работе. Хотя, может быть, вы как раз и есть та самая работа.

– Я не поняла. Повторите, пожалуйста.

– Возможно, вы сами окажетесь объектом расследования, – с удовольствием произнес Дюпре. – Впрочем, для меня в этом случае не будет ничего удивительного. Вы та еще штучка, агент Наварро. – Кто-то из его постоянных собутыльников расхохотался.

Анна подвинулась вместе со стулом, чтобы солнце не светило в глаза.

С тех самых пор, как в Детройте, когда они жили на одном этаже в отеле «Вестин» и она отвергла (как ей казалось, очень деликатно) недвусмысленные пьяные домогательства Дюпре, он пользовался любой возможностью, чтобы вставлять в ее послужной список уничижительные и противные, как крысиное дерьмо, замечания: «В лучшем случае, она может проявить очень ограниченный интерес… Ошибки, допущенные вследствие невнимательности, но все же не являющиеся признаком некомпетентности…»

Как-то раз она услышала, что он говорил о ней одному из коллег-мужчин как «о сексуально озабоченной бабенке, дожидающейся, когда же с нею что-то произойдет, и в то же время очень боящейся этого». Он прилепил к ней самый, пожалуй, вредоносный и оскорбительный ярлык, какой только существовал в Бюро: «Не желает играть на команду». Правда, нежелание играть на команду означало лишь то, что она отказывалась пьянствовать с мужчинами, в том числе и с самим Дюпре, и не допускала коллег в свою личную жизнь. Он также считал обязательным для себя подшивать в ее досье описания всех допущенных ею ошибок, хотя среди них не было ни одной серьезной – просто несколько незначительных процедурных упущений. Так, например, во время следствия по делу о преступлениях некоего агента Администрации по контролю за применением законов о наркотиках, подкупленного крупным наркодельцом и замешанного в нескольких убийствах, она не представила форму 460 в требуемый недельный срок.

И самые лучшие агенты допускают ошибки. Она была убеждена, что лучшие на самом деле допускают даже больше мелких оплошностей, чем заурядные работники, потому что сосредоточиваются на ходе расследования, а не на скрупулезном соблюдении всех бесчисленных процедур, предусмотренных правилами и регламентами. Можно рабски следовать каждому из смешных процедурных требований, но так и не раскрыть дела.

Анна почувствовала, что он смотрит на нее, подняла глаза, и их взгляды встретились.

– У нас набирается очень и очень приличный объем работы, – продолжал Дюпре. – Когда кто-то не справляется со своей частью, это означает, что нагрузка на каждого из остальных становится еще больше. У нас имеется чиновник Внутренней налоговой службы не самого низкого уровня, подозреваемый в организации кое-каких весьма непростых налоговых махинаций. Еще нам подбросили пройдоху из ФБР, который, похоже, пользуется своим значком для того, чтобы устроить свою личную вендетту. Еще один подлец, продававший оружие из хранилища для вещественных доказательств. – Именно такими делами обычно и занималось УСР: расследованием (впрочем, в своем кругу эту работу называли словом «ревизия») должностных преступлений, к которым в той или иной степени были причастны сотрудники других правительственных учреждений. Управление являлось своего рода федеральной версией министерства внутренних дел.

– Может быть, служебная нагрузка, которая ложится на вас здесь, кажется вам слишком большой? – с нажимом произнес Дюпре. – Или я не прав?

Анна сделала вид, что записывает что-то в блокноте, и промолчала. Она чувствовала, что ее щеки горят. Она медленно набрала в грудь воздуха, старательно подавляя охвативший ее гнев. Она не могла позволить себе показать, что ее задевают эти мелкие укусы. Выдержав паузу, она все же заговорила.

– Но почему же вы не отказались от такого откомандирования? – Анна произнесла эти слова очень спокойно, почти равнодушно, но вопрос отнюдь не был невинным: Дюпре обладал слишком малым влиянием для того, чтобы бросить вызов высокопоставленному, строго засекреченному и практически всесильному Отделу внутреннего взаимодействия, а любой намек на ограниченность его власти должен был вызывать у начальника управления приступ бешенства.

Маленькие уши Дюпре покраснели.

– Я думаю, что все ограничится краткой беседой. Если охотники за призраками из ОВВ на самом деле знают столько, сколько хотят показать, то они должны понимать, что вы не слишком-то подходите для такой работы.

Его глаза пылали презрением.

Анна любила свою работу и знала, что хорошо справляется с ней. Она не рассчитывала на похвалы. Единственное, чего она хотела, это избавиться от необходимости тратить время и энергию на то, чтобы отстаивать свое право заниматься этой работой, цепляться за нее ногтями. Она старательно хранила на лице нейтральное выражение, ощущая, как напряжение собралось в тугой комок где-то в области желудка.

– Уверена, что вы приложили все силы, чтобы они смогли это понять.

Наступила полная тишина. Анна видела, как Дюпре мучительно искал подходящий ответ. Так ничего и не придумав, он перевел взгляд на свою любимую белую доску, где были записаны пункты повестки дня.

– Мы будем скучать без вас, – проронил он.

Вскоре после окончания совещания в крошечный закуток, служивший Анне Наварро кабинетом, пришел Дэвид Деннин.

– ОВВ хочет заполучить вас, потому что вы лучше всех, кто у нас имеется, – сказал он. – Вы ведь знаете это, не так ли?

Анна устало покачала головой.

– Я была удивлена, увидев вас на совещании. Вы же теперь занимаетесь надзорными операциями. – Но, так или иначе, это было очень кстати. Ходили слухи, что Дэвида должны вот-вот перевести в аппарат министра юстиции.

– Благодаря вам, – ответил Деннин. – Я сегодня оказался там как представитель своего отдела. Мы стараемся не пропустить никаких перемен. Так что я заглянул, чтобы кинуть взгляд на статьи бюджета. И на вас. – Он ласково накрыл ее руку ладонью. Но Анна заметила, что, кроме тепла, в его глазах было и изрядное беспокойство.

– Я очень обрадовалась, когда увидела вас там, – сказала Анна. – И передайте мои наилучшие пожелания Рамону.

– Обязательно передам, – ответил Дэвид. – Мы обязательно снова пригласим вас на паэлью. [7]

– Но ведь вы заглянули не только для того, чтобы увидеть меня?

Деннин все так же, не отрываясь, смотрел ей в лицо.

– Послушайте, Анна, ваше новое назначение, что бы за ним ни стояло, не может ограничиться просто вручением предписания на очередную работу. Здешняя поговорка – пути Призрака неисповедимы – не шутка, а подлинная правда. – Он произнес старую шутку без всякого юмора. Призраком в министерстве называли за глаза Алана Бартлета, который уже много лет был директором Отдела внутреннего взаимодействия. Еще в семидесятые годы заместитель министра юстиции, выступая на закрытых слушаниях перед подкомиссией сената по разведке, в шутку отозвался о нем как о «призраке из машины», и эта кличка приклеилась намертво. Пусть Бартлет и не был на самом деле призраком, но все равно он оставался легендарной, непостижимой фигурой. Неизменно пользуясь блестящей репутацией, мало с кем встречаясь, он управлял своим владением, в поле зрения которого попадали лишь немногочисленные дела, засекреченные по самому высшему разряду, а его собственные привычки затворника-анахорета постепенно сделались символом тайных путей его отдела.

Анна пожала плечами.

– Не имею ни малейшего понятия. Я никогда не встречалась с ним и не думаю, что знаю хоть кого-нибудь, кому приходилось с ним общаться. Дейв, слухи всегда порождаются неосведомленностью. Кто-кто, а уж вы-то не можете этого не знать.

– Тогда послушайтесь совета невежды, которому не безразлична ваша судьба, – ответил Деннин. – Я не знаю, что за штуку затеял ОВВ. Но будьте осторожны, ладно?

– В каком смысле?

Деннин лишь встревоженно покачал головой.

– Там совсем иной мир, – сказал он.