Цвет сверхдержавы - красный. Трилогия (СИ) - Симонов Сергей. Страница 91

   - Гм... - Хрущёв задумался. - А что... Может сработать. Давай-ка я с Фором поговорю.

   Разговор с Фором удался. Французский премьер сразу понял затею Косыгина.

   - Я понимаю, Эдгар Иванович, - обратился к Фору Хрущёв, - нам с вами, как коммунисту с капиталистом, никогда не удастся прийти к общему мнению по всем разделяющим нас проблемам. Но хотя бы один частный вопрос капиталист и коммунист могут решить взаимовыгодно?

   Выслушав предложение Хрущёва и Косыгина, Фор неожиданно легко согласился участвовать.

   - Скажу вам честно, господа, единая Германия для Франции - это, как вы вчера изящно выразились - "серпом по яйцам", - ответил Фор. - Я поговорю с Иденом, он, как вы знаете, тоже от американской идеи не в восторге.

   Через час Фор снова встретился с Хрущёвым.

   - Иден согласен. Пусть господин Косыгин начнёт дискуссию, а когда возникнет нужный момент - просто подмигните мне, - предложил Фор. - И я выступлю с этим предложением.

   При обсуждении вариантов объединения Германии на официальном заседании, Джон Фостер Даллес, как обычно, стоял на своём.

   Оглашая позицию Советского правительства, Косыгин вдруг, совершенно неожиданно для американцев заявил:

   - В течение первой половины 20 века Германия дважды становилась поджигателем войны. Европейские нации пострадали от действий Германии больше, чем когда-либо за всю историю их существования. Не так ли, господа? - спросил он, обращаясь к Эдгару Фору и Энтони Идену.

   Фор и Иден согласно кивнули. Не соглашаться с Косыгиным в столь очевидном вопросе было бы глупо и нелогично.

   - Решения Ялтинской и Потсдамской конференций были направлены на недопущение в будущем какой-либо агрессии с территории Германии. Так? - продолжал Косыгин.

   В этот раз вынужден был согласиться и Эйзенхауэр.

   - Тогда где гарантия, что Германия, объединившись, не начнёт новую войну? - спросил Косыгин.

   - Господин премьер-министр! На территории Германии стоят американские и английские военные контингенты! - возразил Эйзенхауэр. - Это уже само по себе является достаточной гарантией!

   - Достаточной для Англии и Франции - возможно, но не для окружающих Германию стран Восточной Европы, - возразил Косыгин. - В сложившихся политических условиях можете ли вы, господин президент, дать официальную гарантию, что американские войска не присоединятся к немецким, если объединённая Германия начнёт военные действия против своих восточных соседей?

   Эйзенхауэр понял, что попал в логическую ловушку. Если он даст официальную гарантию, что американские войска не будут участвовать в военных действиях, это будет почти равносильно подписанию договора о ненападении. Если не даст - это будет фактически официальным признанием агрессивных намерений США в отношении стран Восточной Европы.

   Повисла неловкая пауза. Президент в замешательстве взглянул на госсекретаря. Даллес что-то лихорадочно написал на листке бумаги и сунул президенту.

   - У Германии нет своих вооружённых сил, - прочитал Эйзенхауэр по бумажке. - О какой агрессии может идти речь?

   - 7 июня этого года Западная Германия начала создавать свои вооружённые силы нового образца, - возразил Косыгин. - В ноябре первые новобранцы примут присягу. Как видите, мы достаточно хорошо информированы. Возможности немецкой промышленности нам всем хорошо известны. Мы их уже дважды на своей шкуре прочувствовали. Напомню также, что в 20-х годах у Германии тоже не было вооружённых сил. Ей понадобилось менее 20 лет, чтобы развязать самую кровавую в истории войну.

   Косыгин знал, на что делать акцент. Высказывая апокалиптические намёки на возрождение Германии, он вбивал клин в ещё недавно единую позицию евроатлантических союзников.

   - Напомню также, что мы сейчас решаем не сиюминутный вопрос, - нажал ещё сильнее Косыгин. - Мы либо закладываем многолетний фундамент мирной Европы, либо расшатываем и разрушаем то, о чём договорились в Ялте и Потсдаме, в том числе - принцип нерушимости послевоенных границ.

   - Итак, господин президент, вы даёте гарантию, что американские вооружённые силы в Европе не поддержат агрессию Германии против её восточных соседей? - спросил Косыгин.

   В зале повисла неловкая пауза. Хрущёв поймал взгляд Фора и, незаметно для Эйзенхауэра и Даллеса, подмигнул ему.

   - Господа, позвольте мне высказать одну идею, - сказал Фор. - Мне кажется, господин госсекретарь зациклился на идее объединения Германии. А вот европейским нациям единая Германия, простите, не сильно нужна...

   - Что вы предлагаете, господин премьер-министр? - повернулся к нему Эйзенхауэр.

   - Зафиксировать раздел Германии, установить полноценную границу между Западным и Восточным Берлином, а также между Западным Берлином и Восточной Германией по периметру, признать демаркационную линию между Западной и Восточной Германией в качестве государственной границы. Признать Западный Берлин нейтральной международной территорией. Заключить мирные договоры по отдельности с Западной и Восточной Германиями, - ответил Фор. - Оставить эту ситуацию в неприкосновенности минимум на 50 лет. Лучше - на сто.

   Даллес опять что-то написал в блокноте и сунул президенту. Эйзенхауэр посмотрел в записку и что-то тихо-тихо прошептал Даллесу. Даллес так же тихо ответил. Несколько минут они шептались. Все остальные терпеливо ждали.

   - Для Соединённых Штатов такой исход неприемлем, - ответил Эйзхенхауэр. - Мы не можем согласиться с тем, что миллионы людей в Восточной Германии разделены со своими семьями в её западной части и лишены свободы...

   - А мы можем согласиться, - заметил Иден. - Безопасность Лондона мне, знаете ли, как-то ближе, чем свобода Берлина...

   - Видите ли, господин президент, - продолжил Фор. - Снаряды немецких пушек до Вашингтона гарантированно не долетят. А вот до Парижа они уже не раз долетали.

   Эйзензауэр и Даллес снова начали шептаться. Такого поворота событий они не предусмотрели. "Евроатлантическое единство" трещало по всем швам.

   - Господин премьер-министр, - начал Эйзенхауэр. - Я удивлён вашим предложением. Неужели вы не понимаете, что играете на руку красным?

   - С какой стати, господин президент? - деланно удивился Косыгин. - Ну, не примете вы предложение господина Фора, и всё останется как есть. Как были две Германии, так и останутся. Для нас вообще никакой разницы не будет.

   Даллес снова что-то написал на листочке и сунул Эйзенхауэру.

   - Существует только одна Германия, - прочитал президент. - И существует её восточная половина, оккупированная Советским Союзом...

   - Ну, господин президент, вы ещё скажите - "незаконно оккупированная", - поддел Косыгин. - Вы собираетесь оспорить решения Потсдамской конференции? Или вы отрицаете существование нацизма в Германии? Тогда против кого вы воевали в 1944-45? Уж не против французов ли?

   Эйзенхауэр смешался и замолчал. Даллес что-то писал в блокноте, потом зачеркнул, вырвал лист и сунул в карман, снова начал что-то писать...

   - Господин президент, а вы попробуйте не читать, что вам там пишет господин госсекретарь, - вдруг довольно-таки ехидно предложил Энтони Иден. - Политик вашего уровня вполне может решить вопрос самостоятельно.

   Даллес в этот момент сунул Эйзенхауэру очередную записку. Уже заведённый президент прочёл её молча, затем скомкал и сунул в карман.

   - Предложение господина Фора весьма разумно, - мягко, увещевающе, сказал Иден. - Для европейских держав нет разницы, будет ли между двумя Германиями граница, или нет. Пока существуют две Германии, Великобритания и Франция чувствуют себя в большей безопасности, чем когда существовала единая Германия.

   Эйзенхауэр молчал. Пауза затягивалась. Даллес снова зашептал ему в ухо. Президент стиснул зубы, он уже едва сдерживался. Когда госсекретарь умолк, Эйзенхауэр ответил ему тоже шёпотом, но достаточно громко, чтобы его услышали все: