Паноптикум - Хоффман Элис. Страница 6

– Ни за что не стал бы есть живое существо, – заметил возница, удивив Коралию, ибо до сих пор он ни разу не заговаривал с ней на посторонние темы. – У них души не меньше, чем у нас, и даже больше, по правде говоря. – В этот момент ласточка уселась на ближайший облетевший платан и деловито запела. – Видите? – указал на нее возница большим пальцем. – Тут вам и сердце, и душа.

Профессор вернулся с пустыми руками, и они продолжили путь, направившись в морг больницы Бельвью, унылое и малоприятное место, которое возница назвал «домом останков». Чтобы попасть в морг, Сарди обычно говорил, повергая Коралию в смятение, что они разыскивают внезапно исчезнувшую, горячо любимую мать девушки. Если им все же отказывали, Коралия начинала истерически рыдать, пока охранники не оттаивали и не пускали их посмотреть неопознанные трупы. Однако на этот раз, поднявшись по каменным ступеням морга, Коралия почувствовала, что не сможет рыдать. Она стала опасаться, что Бог накажет их за их уловки, если ему действительно известны все человеческие дела. Не исключено, что глубоко под землей действительно есть ад, где им придется гореть из-за всей их лжи.

Профессор понял, что происходит с Коралией, и отвел ее в сторону.

– Если ты не можешь заплакать, я покажу тебе, что надо сделать, чтобы это получилось, – сказал он и, схватив ее руку, крепко ее сжал. – Не хотелось бы, однако, чтобы у меня был когда-либо повод делать это самому.

Коралия поняла, что от нее требуется, и сильно ущипнула себя за руку, вызвав слезы на глазах.

Их впустили, и они осмотрели удручающее содержимое морга, хотя запах в помещении стоял невыносимый. Профессор дал Коралии свой носовой платок, чтобы она закрыла им рот и нос. На мраморных столах лежало несколько женских тел. Одно из них было так густо покрыто синеватыми кровоподтеками, что Коралия поспешно отвернулась. В другом отделении были дети, безымянные и никем не востребованные. Их бледные застывшие тела посинели от холода и, казалось, таяли, подобно льду, а лица их при этом имели печальное выражение.

– Все это не то, что надо, – пробурчал профессор.

К концу их экскурсии Коралия была на волосок от обморока и чувствовала, что если ей еще раз понадобится плакать в этот день, то вряд ли для этого нужно будет щипать себя за руку.

Следующим на очереди был Френчтаун, где женщин и детей давали напрокат для удовлетворения сексуальных фантазий клиентов. Иногда по вечерам в эти дома допускались лишь клиенты в вечерних костюмах, женщины, специально обученные разговаривать с мужчинами из высшего общества, носили элегантные открытые платья. В некоторых комнатах стояли обтянутые бархатом диваны, постели были покрыты пуховыми одеялами с шелковыми пододеяльниками, другие были грязными, плохо освещенными вместилищами безрадостных плотских утех. Иногда хозяева этих заведений набирали в штат людей с физическими недостатками, что и было нужно Профессору. Они посетили два подобных заведения. Коралия ждала отца в экипаже. В первом предлагали мальчиков, одетых в женские платья, с нарумяненными щеками и подкрашенными губами, во втором содержались девочки в фасонных нарядах, которые были им велики и лишь подчеркивали их юный возраст. Ни в одном из этих домов Профессор не нашел ничего интересного для себя и быстро оттуда ушел. Когда он выходил из второго, за ним увязался мужчина плотного сложения с девочкой не старше шести лет. Мужчина тащил малышку на веревочной лямке, потому что у нее не было ни рук, ни ног.

– Эй, послушайте! Вот то, что вам надо! – кричал мужчина. – Делайте с ней, что хотите. Продам по сходной цене.

Девочка начала плакать, но, получив затрещину от своего хозяина, сразу смолкла. Она, по-видимому, была так подавлена ударом, что даже плакать не могла. Профессор отрицательно помотал головой и пошел прочь. Мужчина, однако, не отставал:

– Вы же сказали, что ищете уродов. Вот он перед вами, лучше не найдете!

Коралия с отцом поспешили в свою коляску, спасаясь от назойливости раскипятившегося мужчины.

– Пошел! – скомандовал Профессор вознице.

– Что же будет с ней? – спросила Коралия, оглядываясь на девочку, которую волокли навстречу ее ужасной судьбе. Общество по предотвращению жестокого обращения с детьми добивалось вынесения постановлений, запрещающих посылать детей просить милостыню, привлекать их к исполнению акробатических номеров и участию в непристойных и унижающих человеческое достоинство выступлениях, особенно с демонстрацией каких-либо физических недостатков. Но, по правде говоря, за исполнением этих постановлений следили плохо. Дети фактически не имели никаких прав.

– Это не наша забота, – безапелляционно бросил Профессор. – Нас интересует наука.

– Но, может быть, все-таки следовало бы взять ее с собой, – протестовала Коралия. – Я могла бы ухаживать за ней. Мне это было бы нетрудно. – Слезы, которые до этого не хотели появляться у нее на глазах, теперь полились без помех, но Коралия сразу вытерла их.

– Если ты будешь пытаться исправить все зло на свете, то выбьешься из сил через час. Это дело Господа.

– Но разве мы не должны помогать Господу в его делах? – спросила Коралия.

– Что мы должны – так это найти существо, которое привлекало бы публику и тем самым обеспечивало бы нас пищей, топливом и обувью для тебя.

Коралия опять оглянулась, но улица была пуста. Мужчина и его подопечная растворились в темноте. Казалось, Господь никогда не заглядывал в эту часть города, где человеческие существа продавались и покупались, точно овцы на рынке.

– Подобная жестокость должна преследоваться законом, – заявила девушка.

– Этот мужчина ее отец, – ответил Профессор, повернувшись к Коралии, чтобы она осознала все значение его слов. – И никто в мире не может обвинить его в том, что он превышает свои права.

Профессор приступил к выполнению плана, который должен был принести им успех. В начале 1911 года по городу поползли слухи, источником которых была фантазия профессора Сарди. В реке Гудзон завелось чудовище, которое можно было заметить с берега вечером или при первых лучах утреннего солнца, когда вода спокойна и отливает серебром. Первыми эту весть принесли два мальчика, ловившие рыбу для своих семей. Полиция допросила мальчиков, и они утверждали, что какое-то странное существо стащило их улов прямо с лесок. Они клялись и божились, что это была не акула, которые в изобилии водились в Нью-Йоркской гавани, достигая подчас четырнадцати футов в длину. Да, они видели мельком чешую на хребте существа, но в целом оно выглядело совсем не так, как акула, было темным и странным, чем-то похожим на человека, с быстрыми движениями. В городе началась паника. Полицейские на шлюпках патрулировали берега, начиная от пристаней в деловом центре и до самого Бронкса. Несколько раз люди, переправлявшиеся на пароме, который ходил между Двадцать третьей улицей и Нью-Джерси, прыгали в холодную воду, словно могли ходить по ней аки по суху, – они, по их словам, слышали, как их зовет женский голос, и думали, что кто-то тонет.

Монстром, пугающим людей, таинственным существом, которое они хотели спасти или поймать, была Коралия. Перед ней была поставлена задача показаться на миг на поверхности воды и создать впечатление, что это какой-то злокозненный речной дьявол, вырвавшийся на свободу из ночных кошмаров и бесчинствующий в водных артериях Нью-Йорка. В газетах было напечатано уже семнадцать снимков этого чудовища. Все они были сделаны, когда Коралия удалялась к северу, плывя в холодной стальной воде среди угрей, как раз в это время поднимавшихся со дна после зимней спячки, и полосатых окуней, идущих на нерест вверх по течению. Она держалась уверенно в самой неспокойной воде. По утрам она сидела на солнышке на террасе своего дома и читала в газетах «Сан» и «Таймс» о себе – огромном чудище с акульими зубами и зеленой чешуей, которое на самом деле было всего лишь девушкой весом сто двадцать фунтов, носившей простые черные платья и кожаные ботинки на застежках и никогда не снимавшей перчаток.