Паноптикум - Хоффман Элис. Страница 67

– Я, вообще-то, розысками сейчас не занимаюсь.

Хочман внимательно посмотрел на меня.

– Да, – согласился он. – Ты всегда искал только одно.

Тут мне захотелось испытать его провидческий дар, в который я никогда особенно не верил, и я спросил:

– И что же?

Я думал, он скажет, любовь. Недавно я встретил девушку своей мечты и не мог думать ни о чем, кроме Коралии. К несчастью, чувство не было взаимным, она скрылась от меня. Возможно, я мог бы ее найти. Но зачем, если она этого не хочет?

Вместо ответа Хочман поманил меня за собой, и я, к собственному удивлению, сразу подчинился. Мне хотелось услышать его ответ. Мы пошли на Эссекс-стрит, в бар неподалеку от похоронного бюро, посещаемый людьми нашей веры. Мы сели за один из дальних столиков, где были в относительном уединении. Заказав выпивку, Хочман ответил на мой вопрос:

– Ты всегда хотел выяснить правду о своем отце, а я случайно знаю ее. Но прошло много лет, и, возможно, тебе это уже не нужно. Правда пугает людей, потому что она непостоянна. Она меняется каждый день. Если ты предпочтешь остаться в неведении, я тебя пойму.

Нам принесли спиртное, я опустошил свой стакан одним глотком. Возможно, это придало мне смелости, и я бросил:

– Валяйте. Сообщите мне эту великую тайну.

– Ты все эти годы презирал отца, думая, что он по своей слабости пытался свести счеты с жизнью. Ты считал его трусом. Так?

Я только пожал плечами, но ответ был ясен.

– В тот день на пристани собрались люди, уволенные с фабрики, чтобы обсудить, какие меры им предпринять. С ними должен был встретиться представитель Рабочего союза.

Я рассмеялся, считая, что Хочман сочиняет. Откуда он мог все это знать? Его же там не было.

– Вы узрели все это благодаря своему провидческому дару?

– Тот человек, который организовал сегодняшнюю встречу со мной, как раз и был тогда тем представителем. Когда в нашем разговоре всплыло твое имя в связи с Ханной Вайс, он рассказал мне, как все произошло. Владельцы фабрики послали вслед за твоим отцом и его друзьями нескольких мордоворотов. Отец велел тебе идти домой, а сам собирался дать этим приспешникам хозяев отпор, но тут увидел тебя, не подчинившегося его рапоряжению. Он направился к тебе, боясь за твою безопасность, но вслед за ним бросился один из этих молодчиков и столкнул его в воду. Ты же в этот момент как раз отвернулся и не видел этого.

Я всегда был убежден, что отец слабый человек, из-за того что он непрерывно скорбел о моей матери, плакал в русском лесу. Я не мог вынести, когда он плачет, и каждый вечер затыкал уши. Я думал, что он сам прыгнул в воду, поскольку был слаб и беспомощен. Мне и в голову не приходило, что он хотел спасти меня.

– Можешь считать, что у меня нет дара предвидения, – продолжал Хочман, – но когда ты подошел ко мне много лет назад на том углу, где мы сегодня встретились, я знал, что мы увидимся снова и что целая река будет протекать через твою жизнь. Я знал, что скажу тебе правду о твоем отце, хотя не знал, в чем она заключается, пока несколько дней назад в разговоре не упомянули твое имя.

Я заказал по второй. Презрение к отцу исчезло, и злость, накопившаяся во мне, обратилась против меня самого. Перепуганный мальчишка в лесу, боявшийся сов, которые якобы могут его унести, и призраков, якобы водившихся в траве. Это я был трусом, плакавшим в лесу. Это я не мог избавиться от скорби по матери.

Я не мог вынести самого себя и сменил имя, чтобы стать новеньким и чистеньким. Я обвинял отца в собственных слабостях и недостатках.

– Теперь, когда ты знаешь, что такое любовь, ты, может быть, поймешь, почему отец рисковал всем ради тебя, – сказал Хочман и засмеялся, увидев, что я в изумлении воззрился на него. – Чтобы догадаться, что ты влюбился, не надо обладать особыми способностями. Уж распознавать страсть я за все эти годы научился.

– К сожалению, она не любит меня. – В кармане у меня лежало ее письмо, которое я перечитывал снова и снова, растравляя нанесенную мне рану. – Она прогнала меня.

– Не убегай слишком далеко, она может изменить свое решение, – сказал Ясновидящий. Он провозгласил тост за меня и пожелал мне удачи. – Любовь такая штука, найти которую непросто. Испытать такое большое чувство – это достижение, Эдди, – и неважно, взаимно оно или нет. Некоторые никогда этого не испытывают. Но меня не удивляет, что ты нашел любовь. Она всегда была в тебе, просто ты об этом не знал. Как ты думаешь, почему я взял тебя на работу? Я видел твою сущность.

НА СЛЕДУЮЩИЙ ДЕНЬ я пошел искать отца. Я должен был покаяться перед ним. Если честно, то я должен был ему гораздо больше. Я взял с собой Митса и Норда, поскольку им нужно было прогуляться. Они вели себя тихо, чувствуя мое настроение. Но, поднявшись по ступеням отцовского дома, я не мог заставить себя постучать в дверь. Я стоял в коридоре, где бывал тысячу раз, но теперь я был другим человеком. Коридор казался мне короче и уже, чем раньше. Из-за дверей других квартир доносился запах жареного лука и цыпленка, освещение было слабым и окрашивало тени в синий цвет. Я представил себе, как отец по другую сторону двери читает молитвы, перед ним раскрытый молитвенник и фотография матери, прислоненная к пустой супнице. Я искал то, чего мне не хватало, в Мозесе Леви, в отшельнике, в Хочмане, в Вайсе, а оно было здесь, в конце коридора.

Но я не мог постучать в дверь, я просто не представлял себе, как попросить у него прощения. Я был неспособен произнести ни слова. Что, если слова могут сжечь тебя, разорвать на куски? Я стоял, прислонясь к стене, неровно покрашенной дешевой зеленой краской. Митс и Норд нетерпеливо махали хвостами. Интересно, подумал я, зачем я взял их с собой? Для защиты? Просто для компании? А может быть, по какой-то другой причине? В тот день, когда я спас Митса, мне встретилась на пристани старая женщина, которая сказала, что довольно легко оценить человека по тому, как он обращается со своими собаками. Возможно, я хотел, чтобы отец увидел, что я не совсем уж пропащий неблагодарный человек, который может уйти, не оглянувшись, осудить своего отца и не попытаться спасти его, когда он тонет. Я все-таки не был набит соломой, я состоял из костей и прочей плоти, у меня было сердце.

В конце концов я поступил так, как умел. У меня были с собой все деньги, имевшиеся на тот момент. Я положил их в конверт и сунул под дверь. Мне показалось, что за дверью мелькнула тень и что я почувствовал его присутствие рядом. Склонив голову, я прочитал вечернюю молитву. Я был благодарен своим учителям, хотя и считал теперь себя довольно слабым учеником, медленно усваивающим уроки. И я понял, что дал мне мистер Вайс в благодарность за то, что я нашел его дочь. Подобно ангелам, которые, как утверждают, сопровождают человека на его жизненном пути, он подарил мне знание истины: как бы я себя ни называл, я оставался сыном своего отца.

Затем я направился к особняку на Шестьдесят второй улице. В этот день весь Нью-Йорк лихорадило: президент Тафт председательствовал на церемонии открытия нового здания Нью-Йоркской публичной библиотеки на Пятой авеню. Оно обошлось более чем в девять миллионов долларов, библиотека содержала более миллиона томов. Главную лестницу охраняли два огромных льва, вылепленных Эдвардом Кларком Поттером [28]. Львов прозвали Лео Астор и Лео Леннокс в честь основателей библиотеки Джона Джейкоба Астора и Джеймса Леннокса [29]. Толпы свидетелей мне были ни к чему, и я до вечера просидел в баре, согреваясь джином. Когда стемнело, я отправился к дому Блока. Я опять оказался на этом месте, как тень собственного прошлого. В окне спальни Джулиет света не было. Мне хотелось поблагодарить ее за помощь. Кроме того, она была очень умной девушкой, и я надеялся, что она поможет мне понять, почему единственная женщина, которая мне нужна, сбежала от меня. Джулиет боролась за права женщин. Я тоже считал, что каждая женщина имеет право сама выбирать свой путь, но не сознавал, насколько женщины лишены свободы. Наверное, я еще очень многого не понимал.