Рукопись Ченселора - Ладлэм Роберт. Страница 13

– Да, сэр.

– Ваше имя?

– Старший агент Лестер Парк, сэр. – Наступила пауза. Варак невольно напрягся, сдерживая дыхание. Пауза казалась слишком долгой.

– Я запомню ваше имя, – произнесли наконец на другом конце провода. – До свидания, Парк.

Послышался щелчок – и телефон разъединился. Варак вздохнул с облегчением.

Все, уловка с именем сработала. Последнюю фразу вырезали из разговора, во время которого Гувер жаловался на рост преступности в парке Рок-Крик.

– Вы заметили? У него ужасно нездоровый голос. – Положив трубку на рычаг, Парк нагнулся, чтобы взять с барьера три ночных пропуска.

– Это мужественный человек, – ответил Варак. – Он спросил ваше имя?

– Да, – вздохнул агент, вставляя пропуска в автомат, отмечающий время входа и выхода.

– Если произойдет самое худшее, вы можете оказаться в выигрыше, – добавил Варак, поворачиваясь к своим спутникам.

– Каким образом? – удивился Парк.

– Что-нибудь неофициальное… Например, посмертный дар.

– Не понимаю.

– Вам и не надо понимать. Вы ведь слышали, что он сказал? Я тоже. Так что держите язык за зубами. Если проболтаетесь, будете иметь дело со мной… Директор – мой лучший друг.

– Ла-Йолла? – спросил Парк, взглянув на Варака.

– Ла-Йолла, – подтвердил тот.

Это короткое слово означало неизмеримо больше, чем просто название приморского городка в Калифорнии. Давно уже поговаривали, что в находящемся там огромном дворце с видом на Тихий океан, построенном одним бывшим монархом, правительство хранит секреты нации.

Женщина средних лет с печальным лицом следила за секундной стрелкой часов, висевших на стене маленькой студии. Осталось ждать пятьдесят пять секунд. На столе, перед диктофоном, с помощью которого она училась имитировать речь другого человека, стоял телефон. Сколько раз ей пришлось повторять каждое слово! Целая неделя репетиций ради одного-единственного представления, которое продлится не более минуты.

Репетиция! Представление! Давно забытый лексикон.

Женщина была не глупа. Хотя нанявший ее светловолосый мужчина не сообщил ей почти никаких подробностей, она отлично поняла, что ей поручено доброе дело – дело, в котором заинтересованы хорошие люди, совсем не такие, как тот, с кем ей предстоит говорить по телефону через… сорок секунд.

Наблюдая за стрелкой часов, медленно двигавшейся по кругу, женщина незаметно для себя предалась воспоминаниям. Было время, когда все вокруг говорили, что у ее мужа большой талант. Предсказывали, что он будет звездой.

Настоящей звездой, какой становятся по-настоящему талантливые актеры, а не заурядные личности с фотогеничными физиономиями.

А потом пришли незнакомые люди и заявили, что ее муж попал в какой-то список, куда заносят плохих граждан. И на тех, кого включают в этот список, наклеивается ярлык: «Подрывной элемент».

Ярлык этот применялся все чаще и чаще. Какие-то молодые люди в темных костюмах, с сурово сжатыми губами стали появляться в студиях, в кабинетах продюсеров. Федеральное бюро расследований!

Они закрывали за собой двери и вели доверительные беседы. Подрывной элемент! Это выражение и все, что стояло за ним, было непосредственно связано с тем человеком, с которым ей предстояло сейчас говорить.

Женщина взяла телефонную трубку.

– За тебя, мой дорогой, – прошептала она, испытывая волнение.

Как когда-то в молодости, в ней заиграла кровь. Потом она успокоилась, вновь почувствовав себя уверенным профессионалом. Сейчас начнется главное в ее жизни представление.

Джон Эдгар Гувер, лежа в постели, пытался сфокусировать изображение на экране телевизора, стоявшего в другом конце комнаты. С помощью дистанционного управления он переключался с одного канала на другой, но везде изображение было нечетким. К тому же его раздражало какое-то странное жжение в горле. Казалось, что ему просверлили дыру на шее и в легкие попадает слишком много воздуха. Но никакой боли при этом он не чувствовал. Простое недомогание, каким-то непонятным образом связанное с искажением звука телевизора, который то ослабевал, то становился громче. И еще, как ни странно, он ощущал голод. А ведь в это время ему никогда не хотелось есть. Он давно приучил себя не есть на ночь.

Все это, вместе взятое, и без того раздражало, а тут монотонно зажужжал его личный телефон. Во всем Вашингтоне этот номер знали не более десятка человек.

Кризиса вроде бы не предвиделось. Так какого же дьявола им надо?

Гувер схватил трубку и сердито рявкнул:

– Слушаю, в чем дело?

– Мистер Гувер, извините, что беспокою вас. Я по неотложному делу.

– Миссис Гэнди?

С телефоном тоже происходило что-то непонятное. Голос секретарши, казалось, плыл, то приближаясь, то удаляясь.

– Только что из Кэмп-Дэвида звонил президент. Сейчас он находится на пути в Белый дом. Он хочет, чтобы вы сегодня же встретились с мистером Холдеманом.

– Сегодня же? Почему такая спешка?

– Президент просил передать, что речь пойдет о деле чрезвычайной важности. Информация получена ЦРУ в течение последних сорока восьми часов.

При упоминании ЦРУ Гувер не удержался от гримасы. Он питал отвращение к Центральному разведывательному управлению, этой банде подхалимов, возглавляемых чертовыми либералами. Никому из них нельзя доверять.

То же самое Гувер думал и о нынешнем хозяине Белого дома. Но если президент располагает информацией, предназначенной для ФБР и если это настолько важная информация, что среди ночи к нему посылают столь близкого к президенту человека, то он не видел оснований отказываться от встречи с ним.

Гувер с раздражением подумал о том, как некстати это непонятное ощущение в горле. Кроме того, он испытывал какое-то необъяснимое чувство тревоги.

– Миссис Гэнди, президенту известен этот номер. Почему он сам мне не позвонил?

– Он полагал, что вас нет дома, что вы обедаете. Он знает, как вы не любите, когда вас беспокоят в ресторане, поэтому организовать встречу с вами поручено мне.

Гувер покосился на стоявшие около кровати часы. Была вовсе не середина ночи, как он думал, а лишь немногим больше десяти. Как это он сразу не сообразил? Ведь с Толсоном он расстался в восемь, почувствовав внезапную усталость. Но и агентура президента ошиблась: он не был в ресторане, а беседовал с Клайдом. В этот вечер Гувер настолько переутомился, что лег в постель раньше обычного.

– Хорошо, я приму Холдемана. Прямо здесь.

– Я так и думала, господин директор. Президент полагает, что вы, возможно, пожелаете сразу же продиктовать распоряжения старшим офицерам ФБР. Я вызвалась поехать с мистером Холдеманом. Машина из Белого дома за мной заедет.

– Вы очень предусмотрительны, миссис Гэнди. У них наверняка что-то интересное.

– Президент хочет, чтобы никто не знал о встрече мистера Холдемана с вами. Он сказал, что это может поставить его в неловкое положение.

– Воспользуйтесь боковым входом, миссис Гэнди. Ключ у вас есть, а сигнализация будет отключена. Я дам указание охране.

– Очень хорошо, мистер Гувер.

Женщина положила трубку на стоявший перед диктофоном аппарат и откинулась на стуле. Она сделала это! Роль сыграна превосходно. Ей настолько удалось войти в образ, что она в точности изобразила темп речи, каждый тональный оттенок, скопировала почти незаметные паузы, чуточку носовую интонацию. Превосходно! И самое замечательное, она не испытала при этом ни малейшей неуверенности – как будто кто-то вычеркнул из ее памяти ужас последних двадцати лет.

Необходимо было позвонить еще в одно место. Теперь можно говорить любым голосом, и чем вежливее, тем лучше. Она набрала номер.

– Белый дом слушает, – отозвался голос на линии.

– Говорит ФБР, мой дорогой, – произнесла актриса с легким южным акцентом. – У меня ничего срочного, просто информация, которую надо занести в регистрационный журнал. Сегодня в девять ноль-ноль директор получил пакет от мистера Холдемана. Я звоню, чтобы подтвердить получение. У меня все.