А.Н.О.М.А.Л.И.Я. Дилогия - Лестер Андрей. Страница 39

С небольшим опозданием выдвинулись православные. Но зашли они в правильные коридоры и быстро получили от правительства карт‑бланш.

– На что? – спросил Чагин.

– Да на всё. На борьбу. На право идейной поддержки Сопротивления. Ну и, конечно, на использование символов Второго пришествия.

– Я не в курсе, что это за символы. Просветите.

– Я и сам не в курсе, не специалист в христианской догматике, но в нашем случае это мобильник и девочка, которая умеет включать его.

– Поклонение мобильнику?

– А что здесь такого? Разве в доцифровых и пост‑культурных обществах боялись поклоняться примитивному пыточному орудию римлян? Короче, пошли слухи, что такая девочка существует, живет где‑то во Внешнем мире, скрывается ото всех, но рано или поздно придет и включит все мобильники и видеоплееры, и начнется Новая эра света и радости.

– А вот это тоже отсюда? – Чагин сложил пальцы лодочкой и поднес руку к уху.

– Естественно, паника в блогосфере! Главный жест ангелианца.

– Ну а девочка‑то есть? Ее кто‑то видел?

– Конечно! В том‑то и дело, что видели…

– Стойте! – сказал Чагин. – Я, кажется, знаю. Полковник Бур?

– Да, он. Он что‑то рассказывал вам?

– Нет, ничего. Сказал только, что он вроде апостола у местных.

– И не вроде апостола, а апостол. Он никому ничего не рассказывает про девочку, но у нас живут ее родители, отец и мать.

– Мария и Иосиф.

– Не совсем. Там, как известно, дух святой был, а Иосиф только номинально числился, а тут настоящий отец, родной, кровный родственник, паника в блогосфере!.. И вот родители говорят, что полковнику было явление. А отец ее сейчас епископ, второе лицо после патриарха…

– Да что за явление? Что там было?

– Не важно. То есть важно, но пропустим. Все равно это миф, а у нас мало времени. Если через пять минут не вернемся в офис, это будет подозрительно. Короче, в епархиальном соборе ангелианцы поместили золотой Vertu в саркофаге из пуленепробиваемого стекла (а пуль‑то нету, ха‑ха). Ему, конечно, поклонялись: целовали, приносили новорожденных и все такое. И вот однажды, – Теоретик задохнулся и положил руку на сердце, – однажды на него пришла смс‑ка!

– Смс‑ка? – похолодел Чагин.

– Да, смс‑ка.

– Что там было? – Никита спросил и тут же пожалел, что спросил. Не стоило, не стоило трогать занавесочку.

– Да ничего особенного. Несколько слов. «Нет ничего лучше маленького щенка».

– И всё?

– И всё.

Никита засмеялся счастливым смехом. Такие слова вполне мог бы написать его сын Леша. Если это и имело какое‑то отношение к Неизвестному, то это было именно то, что Чагин

уже

знал о нем. Чистые реки, умные дети, тишина, цветки абрикос и черешни.

– Это чудесно, – сказал он.

– Да, может быть. Но вы не знаете, во что это вылилось.

Теоретик вдруг схватил себя за растрепанные волосы и потянул их, словно желая вырвать. На лице его проступило выражение глубокого горя и отчаяния.

– Во что?

– Я не могу сказать, – прошептал Теоретик. – Но начало было такое. Люди теряли сознание, ползали на коленях, женщины срывали одежды и отдавались прямо на каменном полу храма. С улиц потащили щенков: отмывали, откармливали и держали дома вроде домашнего божества. Другие, напротив, ловили собачат и приносили их в жертв у, поедая их мясо. Третьи занимались с собаками любовью. Во всех клубах во время стриптиза на сцене в определенный момент обязательно появлялся щенок сенбернара или ротвейлера… Выпускались значки и брошки. Кусочки собачьей шерсти вкалывали в уши, брови и гениталии. И так было до тех пор, пока не пришло второе сообщение, за ним третье, и так пошло, приблизительно раз в неделю…

– Подождите, – перебил Чагин. – Значит, девочка все‑таки есть?

– Есть, да. И зовут ее Анжела.

– А где она?

– А вот об этом лучше…. – Лева приложил палец к губам, потом помахал рукой перед собой, как бы отказываясь от слишком щедрого подарка, потом с ужасом посмотрел вверх и вниз в пролеты лестницы. – Нам пора. Быстрее.

Чагин не стал давить. Он понимал, что у него еще есть два‑три дня, чтобы открыть для себя некоторые тайны Сектора. Он шагал широко, а Теоретик почти бежал рядом с ним и очень тихо, но так, чтобы было слышно Чагину, бурчал себе под ноги:

– Я так ждал вас. То есть человека оттуда, из Внешнего мира. То есть, конечно, вас. То, что приехали вы, именно вы, это слишком. Слишком для меня. Не знаю, какова цель… Я не знал… В общем, я очень ценю, вы не берите себе в голову…

В большом зале «Прыгающего человека» Теоретика ждали две нестарые женщины в очках и мужчина лет сорока с извилистым ртом. Балахончики на женщинах были коротенькие, и на коленках хорошо просматривались густо наведенные синяки. Женщины выглядели изможденными, дряблыми, и Чагин подумал, что в реальности они навряд ли способны достаточно долго занимать ту позу, на которую намекали сине‑зеленые пятна косметики на ногах.

Эти люди готовили доклад президента к какому‑то празднику, и им необходимо было обсудить с Теоретиком детали. Теоретик заметался в нерешительности, не зная, с кем пойти, но все же набрался мужества и удалился с сотрудниками куда‑то в глубь шумного зала. Чагин в одиночестве направился в свой кабинет.

Анфиса стояла в углу приемной лицом к большой металлической подставке, на которой размещались горшки с комнатными растениями, и что‑то поправляла руками. Она вздрогнула, когда вошел Чагин, но через мгновение испуг в ее косящих глазах сменился выражением жалобного кокетства.

– Вам принесли квазигеймы и образцы и‑мейла. Наташа просила ознакомиться.

Снова «и‑мейл»! Но Чагина теперь уже не так легко было купить. «Скорее всего, какая‑нибудь очередная инновационная хрень», – подумал он. Его теперь больше интересовали другие вещи, например, насколько реальна девочка, изображенная на кулончике Анфисы.

– Что у тебя там, с цветами? – спросил он. – Проблемы?

– Какая‑то болезнь, не пойму, – горестно вздохнула Анфиса.

Чагин подошел и увидел, что все растения, кроме одного, искусственные, однако земля почему‑то была влажной во всех горшках. Единственный живой цветок действительно выглядел плохо. Листики были покрыты пятнами, желтели и сворачивались, торчало несколько голых высохших побегов.

– Гелиотроп? – спросил Никита.

– Может быть, да, я не разбираюсь в болезнях растений.

– Нет, это не болезнь. Это цветок так называется.

– А‑а‑а, понятно. Ну, я все равно не знаю его названия. Такой цветок был у моей мамы, когда мы жили в Перово, в цифровое время. Очень красивый. Необычный. И приятный запах. Он всегда у нее красиво цвел, а у меня с ним ничего не получается. В общежитии мне не разрешили держать натуральные цветы, и я его сюда перевезла, а здесь ему еще хуже.

– А какие цветки на нем были? Мелкие? Крупные? Белые или фиолетовые? – Никита внимательно осмотрел больные листики.

– Мелкие, лиловые, очень нежные.

– Понятно, – сказал Чагин, погрузив указательный палец в мокрую землю горшка. – Флоренс Найтингейл.

– Флоренс как? – спросила Анфиса, забывая выставить вперед грудь.

– Флоренс Найтингейл. Вид гелиотропа. Гелиотроп Флоренс Найтингейл. Назван в честь знаменитой сестры милосердия. Наверное, за его нежность.

– Флоренс Найтингейл, – повторила Анфиса. – Очень красиво. И подходит ему. Но он перестал цвести. Я и в церковь уже ходила, молилась и свечку Анжеле ставила, – ничего. Только хуже стало. Анжела, прости, – прошептала девушка и, взяв с голой груди своей золотую фигурку, поцеловала ее.

– Это грибок, – сказал Чагин. – Я сейчас расскажу тебе, что делать. А еще лучше, давай‑ка мы прямо сейчас этим займемся. Во‑первых, – Чагин вытащил горшок с цветком из подставки, – мы поставим его на окно, на солнце. Тащи мне большую тарелку или лист бумаги, мягкую тряпочку, стакан воды. Земля сухая есть? А лимон?