Не та война (СИ) - Романов Герман Иванович. Страница 46
— Никогда еще не воевал в столь легких условиях — да и нашего нынешнего противника равным никак не назовешь. По мне, так слабее «Осляби»… Того, нашего, прежнего…
Владимир Иосифович помрачнел — каждый раз вспоминая свой корабль, на него накатывало раздражение. Но он справлялся с нервами, усилием воли глушил скорбь. К тому же новый «Ослябя» понравился офицерам и матросам, превосходя почти во всем боевым характеристикам прежний, за исключением более тонкого, но всего на два дюйма броневого пояса. Но и такая броня сейчас стала непреодолимой преградой для вражеских десятидюймовых снарядов, которые пробить ее просто не могли. И дело тут в том, что на «Центурионе» и «Барфлере» стояли устаревшие пушки с длиной ствола в 32 калибра, а средний калибр из 120 мм пушек мог только «поцарапать» новый «русский» броненосец, хорошо прикрытый стальными плитами.
— Есть! Молодцы!
Бэр был немногословен — сосредоточенный огонь по головному «Центуриону», наконец, дал результат — небольшой корабль водоизмещением в десять тысяч тонн (редкостный пример британского аналога «экономии»), вывалился из строя. И лег на циркуляцию — можно было не сомневаться, что на нем заклинило рулевой привод. Идущий вторым «Барфлер» дернулся было за флагманом. Но на нем быстро осознали, что на том творится неладное, и постарались прикрыть поврежденного «собрата».
— «Асахи» и «Катори» прекратили стрелять по «Наварину»! Направляются к нам, ваше превосходительство!
Доклад флаг-офицера обрадовал Бэра — с самого начала для него было ясно, что перестроение японских броненосцев ошибочно. Намного лучше бы для них было усилить «центурионами» или «канопусы», либо «маджестики», а против его эскадры задействовать весь японский отряд. Но английский командующий погнался за легкой победой, и поплатился двумя броненосцами, которым ввиду их ущербности не место в боевой линии, тем более головными, да против трех броненосцев более новой постройки и с современными пушками. И вот теперь адмирал Ноэль уже старается отыграть обратно, только поздно — по «Барфлеру» сейчас стреляют все три «трофейных» броненосца, и английский корабль буквально накрывает всплесками каждые двадцать секунд. А вот Щенснович на «Ретвизане» и с «Победой» в кильватере направились к крутящемуся «Центуриону», которой отчаянно пытались прикрыть «Идзумо» и «Ивате». Японским броненосным крейсерам сильно досталось, но ветераны многих сражений держались, да и стреляли японцы гораздо лучше англичан — сказывался немалый опыт. Но «подранка» им уже никак не спасти — «порт-артурцы» успеют добить его намного раньше, чем подоспеют к месту событий японские броненосцы.
— «Барфлер» горит, снизил ход до восьми-девяти узлов! Кормовая башня прекратила стрелять!
— Вот еще один «подранок, — совершенно спокойно, будто его не обрадовал доклад, произнес Владимир Иосифович. — Сближаемся на короткую дистанцию, дать максимальный ход. Сигнал на 'Мономаха» — «миноносцам атаковать неприятеля по готовности»!
Каждой из колонн броненосцев были приданы в качестве авизо тихоходные трофейные крейсера, которые моряки презрительно именовали «колониальными» — ни для чего другого, кроме как пугать аборигенов и служить стационарами в далеких водах они не годились. Но даже такое «пополнение» искренне обрадовало русских моряков, ведь получить три крейсера гораздо лучше, чем остаться при «своих интересах». К тому же они как нельзя лучше годились для береговой обороны — кому-то нужно плавать среди множества корейских островков, походивших на балтийские шхеры.
— Да уж — Щенснович явно разозлился, — Бэр видел как «Ретвизан» с пятнадцати кабельтовых стал всаживать залп за залпом в несчастный британский броненосец, теперь потерявший ход. Было видно, как с борта прыгают матросы в воду, корабль явно тонул, и была отдана команда спасаться. А потому стрельба уже не нужна и он пробормотал:
— Что-то разошелся Эдуард Николаевич, горяч нравом наш поляк. Поднимите сигнал «прекратить стрельбу»… нет, уже не нужно, без надобности! Сам увидел, а то разошелся. Да — «Барфлер» тоже топится, отвоевался — орудиям дробь, у нас пауза на четверть часа, не больше. Надо же, не думал, что так быстро все произойдет. Вот так и бывает, господа, дерешься и стреляешь, стреляешь и дерешься, а противник неожиданно… того…
Владимир Иосифович не докончил фразу, с несказанным удовольствием наблюдал, как медленно оседал на корму «Центурион», при этом растет и крен на правый борт. Англичане не стреляли, они спасались — к тонущим броненосцам поспешили миноносцы, не для торпедной атаки, нужно было вылавливать из воды сотни несчастных моряков, которых по прихоти Сити бросили погибать в дальневосточных водах. К месту катастрофы поспешили «Алмаз» и минный крейсер «Забияка» — при эскадре они были вроде спасательных кораблей, имели тройной комплект судовых врачей.
А вот «Идзумо» с «Ивате» уже были далековато, но удирать не спешили, отошли на безопасную дистанцию, поджидая свои броненосцы. А это говорило только о том, что новый бой неизбежен…
Эти два британских броненосца вошли в строй чуть позже знаменитого «Дредноута». Причем превосходили тот по бронированию, уступая в водоизмещении и скорости. «Промежуточный» калибр впечатляющий — по пять 234 мм орудий на каждый борт. Бортовой залп лишь чуть уступает первому в мире турбинному линкору…
Глава 50
— Как видите, Николай Иванович — хотели обмануть нас, только сами крепко обмишулились, — генерал-адмирал посмотрел на Небогатова, тот потрясенно уставился в амбразуру, на «картину», в которой наяву тонут сразу два британских броненосца. Пусть корабли второразрядные, и на второй десяток лет давно пошли, и с артиллерией у них не очень, да и маленькие, вроде погибшего «императора», но потопили то парочку сразу, причем орудийным огнем. И пикантность ситуации в том, что сражались друг против друга корабли, построенные на английских верфях.
— Это ошибка — японские броненосцы могли вышибать корабли Миклухи один за другим, но нарвались на «Наварин». Зато Бэр представленную возможность не упустил — имея пять броненосцев расправится с броненосными крейсерами, да-да, именно так, ведь водоизмещением едва десять тысяч тонн — не столь тривиальная задача. Бить слабейших, отбиваться от сильнейших, или удирать, стараться создавать локальное преимущество над врагом, причем значительное — так можно добиться победы. Сами посудите, любезный Николай Иванович, как действовать надлежит…
Великий князь остановился, достал из портсигара папиросу, закурил. Причем все время внимательно наблюдал за боем, но распоряжений не отдавал — флагманы действовали инициативно, и при этом согласованно, что не могло не радовать. Просто взял Рожественского и Витгефта за образец, тот самый, по которому поступать никогда не нужно, и ни при каких условиях. Зато имелся Макаров с Фелькерзамом — вот у тех надлежащих примеров масса, есть над чем серьезно озадачиться.
— Вот выдвинули ультиматум нам британцы, любой наш адмирал утерся бы. И в Дальний отправился в лучшем случае. Ибо нет приказа свыше, а раз так, то за самостоятельность, даже разумную, ответственность немалая, и никто ее на себя брать не хочет. А я рискнул…
— Вы великий князь, и ответ держите только перед императором, — на щеках Небогатова проступил багрянец, — а потому…
— Наш флот получил прекрасную британскую базу и полдюжины «трофеев», а в анналы истории записана теперь блестящая победа. Только и всего, но нужно на себя брать за все ответ, но этого как раз боятся делать из-за страха взыскания, вбитого во всех адмиралов мирного времени как «отче наш». И то же самое с генералами — они также оказались никчемными. Тот же Куропаткин пятился задом, что твоя каракатица, и таких как он сонмища. Неверх проходят бюрократы и особы приближенные к правящему Дому, то есть холуи, в большинстве случаев. И не смотрите на меня так — я не карбонарий, и не собираюсь публично бичевать пороки империи. Дело сейчас заключается в другом — у нас появилась прекрасная возможность резко двинуть наверх боевых адмиралов, отличившихся в сражениях, а вот всяких «крестоносцев» убрать в отставку. И хорошо почистить «авгиевы конюшни», в какие превратилось Адмиралтейство со всеми своими комитетами и службами. Прогнило все — ломать и выбрасывать, никого и ничего не жалея, все вон — что живому делу мешает и своими миазмами отравляет!