Уик-энд Остермана - Ладлэм Роберт. Страница 30

Обычно, когда приезжали Остерманы, вечер начинался спокойной и неторопливой беседой о семейных проблемах и новостях. Берни и Лейле всегда удавалось пробудить в них самое доброе, заставить их по-настоящему поговорить друг с другом. Ее муж называл это «синдромом Остермана».

Сегодня же никто не отваживался заговорить о чем-нибудь серьезном. Ни слова о личном – за исключением, конечно, ужасного происшествия в среду.

С другой стороны, Элис отдавала себе отчет в том, что более всего ее тревожило состояние мужа. Относительно других она могла ошибаться, но Джон вел себя очень странно. Она никогда еще не видела его таким раздраженным.

Женщины вернулись в гостиную, и Элис одна убирала остатки еды со стола в холодильник. Нет, она больше не станет слушать этих глупых разговоров Бетти и Джинни. Да, она может позволить себе держать прислугу точно так же, как и они. Но она никогда не потерпит второй хозяйки на собственной кухне.

Еще в доме отца Элис на это насмотрелась. Отец называл прислугу «апостолами». «Апостолы», которые убирали, мели и чистили. Мать звала их просто «прислугой», но это ничего не меняло, фактически хозяйством заправляли посторонние люди.

Элис тряхнула головой, отгоняя ненужные мысли. Может быть, она просто выпила лишнего? Она открыла кран и умылась холодной водой. В дверях кухни показался Джо Кардоун.

– Хозяин сказал мне, что если я хочу выпить, то могу налить себе сам на кухне.

– Конечно, Джо. Заходи. Ты видишь здесь что-нибудь стоящее?

– Разумеется. Превосходный джин, чудесный тоник… Эй, что случилось? Ты плакала?

– Нет, что ты… Я просто сполоснула лицо.

– У тебя все щеки мокрые…

Джо поставил бутылку с джином на стол и приблизился к ней.

– Скажи откровенно, у вас неприятности? Ну ладно, об этом странном ограблении в среду Джонни мне рассказал, но… Но если есть еще какие-нибудь проблемы, не надо от меня скрывать, о’кей? То есть я хочу сказать, что если он вздумал играть с огнем…

– С огнем?

– Ну, залез в долги, набрал кредитов и… У меня есть клиенты в «Стэндарт мьючиал» и даже кое-какой капитал. Я знаю эту компанию… Вы с Джонни живете на широкую ногу, а ведь по нынешним временам шестьдесят тысяч долларов за вычетом налогов – не такие уж большие деньги.

У Элис Таннер перехватило дыхание.

– По-моему, с деньгами у Джона все в порядке.

– Это все очень относительно. Мне кажется, Джон слишком увяз в своих делах. Сейчас он, конечно, ни за что не решится оставить свое маленькое королевство, чтобы поискать что-нибудь более стоящее. Это его дело. Его и твое. Но я хочу, чтобы ты передала ему… Я его друг. Добрый друг. И я чист. Понимаешь, чист. Если ему что-то нужно, то пусть он позвонит мне. Ты скажи ему, хорошо?

– Джо, я очень тронута. Нет, в самом деле… Но думаю, что в этом нет необходимости.

– Но ты передашь ему?

– Скажи ему сам. У нас с Джоном молчаливое соглашение – мы договорились не затрагивать больше вопросов о его заработке, потому что, честно говоря, я с тобой согласна…

– Тогда у вас будут проблемы.

– По-моему, ты преувеличиваешь…

– Надеюсь, что ты окажешься права. И все же передай ему… – Элис не успела ничего сказать, как он уже вышел из кухни.

Она наморщила лоб. Джо пытался что-то втолковать ей, но она не поняла что.

– Никто не давал тебе и всей вашей репортерской братии права считать себя непогрешимыми. Я устал от этого! Я сталкиваюсь с этим каждый день! – воскликнул стоявший у камина Тримейн, не скрывая раздражения.

– Никто и не утверждает, что мы безгрешны, – возразил ему Таннер. – Но в то же время никто не может запретить нам добывать объективную информацию.

– Но если эта информация способна нанести ущерб той или другой стороне, вы не имеете права предавать ее гласности! Если это неопровержимые факты, то они должны прозвучать в суде. Вы должны ждать, пока свое слово скажет закон.

– Это невозможно, ты сам прекрасно понимаешь.

Тримейн помолчал, потом горько улыбнулся.

– Да, понимаю. Если быть реалистом, компромисс здесь действительно невозможен.

– А ты уверен, что хочешь найти компромисс? – спросил Таннер.

– Конечно, – очень серьезно сказал Тримейн.

– Зачем? Ты в любом случае имеешь преимущество. Если ты выиграл – прекрасно. Проиграл – ты можешь заявить, что на суд оказывали давление средства массовой информации, и обжалуешь приговор.

– Выиграть дело в апелляционном суде очень сложно, – заметил Бернард Остерман. Он сидел на полу, прислонившись спиной к дивану. – Это знаю даже я. Такие случаи просто сенсация, ибо они очень редки.

– И потом апелляция стоит денег, – пожав плечами, добавил Тримейн, – которые чаще всего тратятся впустую. Особенно когда апеллируют корпорации.

– Тогда попридержите прессу, если дело уж слишком горячее. Это нетрудно. – Джо допил свой джин и посмотрел Таннеру прямо в лицо.

– Нет, трудно, – подала голос сидевшая в кресле напротив дивана Лейла. – Для этого прежде нужно занять твердую позицию. И что значит «попридержите»? Кто возьмет на себя ответственность? Именно это и имел в виду Дик. Невозможно что-то предпринимать, предварительно не определившись, на чьей ты стороне.

– Я рискую навлечь на себя гнев мужа, – смеясь, сказала Джинни, – и все же считаю, что информированная общественность – это не менее важно, чем независимый суд. Возможно, что эти два момента взаимосвязаны. Я на твоей стороне, Джон.

– Это опять же все очень субъективно, – перебил ее муж. – Кто может определить, что есть объективная информация, а что — субъективная интерпретация фактов?

– Но правда-то все-таки одна, – неожиданно заметила Бетти. Она не сводила глаз с мужа – тот слишком много пил.

– Чья правда? Какая правда?.. Давай представим себе гипотетическую ситуацию, в которой действуют Джон и я. Скажем, я шесть месяцев работаю над созданием корпорации. Как честный юрист, я взялся помочь людям, в правоту и благие намерения которых искренне верю: слияние нескольких компаний поможет сохранить тысячи рабочих мест, фирмы, стоявшие на грани банкротства, обретут новую жизнь. Но вот появляются несколько человек, которых это объединение не устраивает – заметьте, из-за их же собственной неразворотливости, – и они начинают вставлять мне палки в колеса. Представим, что они явятся к Джону и станут кричать: «Несправедливость! Обман!» При этом они и в самом деле кажутся – обратите внимание, только кажутся! – обманутыми жертвами. Джону их жалко, и он уделяет этому делу одну минуту – всего одну минуту – эфирного времени. И тут же все мои усилия рассыпаются прахом. И не нужно убеждать меня, что суды не подвержены влиянию средств массовой информации. Одной минуты достаточно, чтобы превратить в ничто полгода кропотливой работы.

– И ты думаешь, что я пошел бы на это? Что кто-нибудь из нас пустил бы в эфир подобную информацию?

– Тебе нужен материал для передач. Тебе всегда нужен материал, и наступает такой момент, когда ты перестанешь что-либо понимать! – повысил голос Тримейн.

Вирджиния поднялась на ноги.

– Наш Джон никогда такого не допустит, дорогой… Я выпила бы еще чашечку кофе.

– Сейчас принесу. – Элис встала с дивана. Она внимательно наблюдала за Тримейном, пораженная его неожиданной горячностью.

– Не беспокойся, я сама, – сказала Джинни, направляясь к двери.

– А я бы выпил чего-нибудь покрепче. – Кардоун поднял пустой стакан, ожидая, что кто-нибудь возьмет его.

– Конечно, Джо. – Таннер принял из его рук стакан. – Джин с тоником?

– Да, кажется, это я пил.

– И выпил слишком много, – добавила его жена.

Войдя в кухню, Таннер сразу направился к столу, на котором стояла бутылка с джином. У плиты хлопотала Джинни.

– Я включила «Чемекс», потому что горелка погасла.

– Спасибо.

– Я тоже вечно мучаюсь с этими горелками и не могу приготовить из-за них кофе.

Таннер добавил в стакан тоник и, поняв, что следует отреагировать на замечание Джинни, сказал: