Неравная игра - Пирсон Кит А.. Страница 17

Поколебавшись еще несколько секунд, я заключаю, что если и являюсь жертвой, то скорее собственной паранойи. Решено. Делаю глубокий вздох и начинаю подниматься по ступенькам.

Гостиная выглядит в точности такой, какой я ее оставила — неубранной. Как и кухня. Письменный стол и бугристая диван-кровать в гостевой спальне стоят на своих местах. Подхожу к своей спальне.

Не могу похвастаться обширной коллекцией драгоценностей, а те, что есть, особой ценности не представляют. Тем не менее вид нетронутой шкатулки на комоде вызывает у меня вздох облегчения. Осматриваю остальное: как будто все на своих местах. Честно говоря, единственное, что можно было бы украсть, — это костюмы Денниса Хогана, а они так и лежат грудой на кровати, нетронутые. Вроде бы.

Я почти уверена, что, помня об потенциальной стоимости, разложила их на кровати аккуратно, чтобы не помять. Теперь же костюмы свалены в кучу. И еще кое-что: коробки, что я аккуратно выставила возле шкафа. Три штабеля по четыре? Точно помню, что я сложила их в четыре по три!

Встревоженная, я присаживаюсь на краешек кровати. Может, у меня начались проблемы с памятью? Сколько я наслушалась жутких историй о ранней деменции у людей моего возраста — да даже моложе! Да, случается редко, но случается. Более того, моей бабушке по материнской линии, Ирен, на шестом десятке поставили именно такой диагноз, и она не дотянула даже до пятидесяти восьми.

А может, я понапрасну волнуюсь и это обычный стресс. Уж наверняка проявились бы и какие-то другие симптомы, если бы было о чем беспокоиться по-настоящему. Забывчивость дело обычное, а сегодня утром я спешила. Быть может, я помню, что хотела все аккуратно разложить, а сейчас передо мой реальная картина, оставшаяся после суматошных сборов женщины средних лет, боящейся опоздать на работу.

Боже, отпуск мне просто необходим.

Убедив себя, что меня никто не грабил и что я еще не совсем в маразме, достаю смартфон и ищу магазин подержанной одежды.

Подтвердив по телефону, что они действительно готовы купить любую качественную одежду, извещаю, что вскорости подъеду.

Помимо костюмов и обуви, нужно еще посмотреть одежду в коробках, где мне уже попадались свитера. Занятие малоинтересное, но, если выручу дополнительные средства на коктейли у бассейна, покорпеть, пожалуй, все-таки стоит.

Взяв на кухне с десяток пакетов, чтобы перебрать вещи, снимаю крышку с первой коробки, которая оказывается той самой, в которую я уже заглядывала. Три свитера отправляются в мешок, пара дорогих рубашек туда же. Остальное оказывается нижним бельем, майками и носками, которые запихиваю в другой мешок, чтобы выбросить.

Открываю следующую коробку, и крышка выпадает у меня из рук. На меня смотрит моя собственная фотография в серебряной рамочке. На снимке я моложе — помнится, я использовала его для своей фейсбучной аватарки несколько лет назад. И это не последнее фото: в коробке обнаруживается еще с десяток фотографий Эммы Хоган в рамочках, все с моей страницы в Фейсбуке.

Находка несколько обескураживает.

Зачем Деннис Хоган выставлял их в своей квартире? Намеренно мучить себя? Или же тешиться фантазиями, притворяясь гордым отцом?

Бред какой-то.

В третьей коробке обнаруживаются альбомы с газетными вырезками, о которых упоминал Майлз Дюпон. Все они заполнены в хронологическом порядке написанными мной статьями и репортажами, включая опубликованные много-много лет назад в провинциальной газете. Я внимательно просматриваю первый альбом, посвященный началу моей карьеры. Старые вырезки уже успели пожелтеть от времени.

Усаживаюсь на кровать и минут на десять погружаюсь в чтение давно позабытых опусов, сочиненных наивной, но отчаянно дерзкой юной журналисткой. Занятие сродни просмотру старых школьных табелей, и меня охватывают смешанные чувства — ностальгическая гордость и некоторая грусть о преданных идеалах.

Весьма скоро, однако, мои мысли обращаются к самому поводу для этих неожиданных воспоминаний. Все эти находки похожи на вещи любящего заботливого отца, гордящегося своим чадом, но Деннис Хоган и близко не соответствовал данному описанию. Быть может, фотографиями и газетными вырезками он пытался облегчить угрызения совести? Надеюсь, не удалось и чувство вины мучило его до последнего вздоха.

Во мне вновь вспыхивает гнев, и я остервенело набрасываюсь на остальные коробки, однако ничего ценного или интересного уже не нахожу. Отсутствие новых свидетельств душевных терзаний Денниса Хогана даже вызывает некоторое облегчение.

Распределив вещи по пакетам, отступаю и обозреваю плод трудов своих. Картина складывается такая, что отец покинул сей бренный мир, мало что имея за душой. Деньги у него явно водились, но имущества не скопил. Несколько мешков и коробок — не ахти какой жизненный итог, никак не сравнимый с упущенной столь омерзительным образом возможностью нормальной семейной жизни.

Загрузив вещи в машину после утомительной беготни по лестнице и трижды перепроверив, что входная дверь заперта, отправляюсь в Майда-Вейл.

Не могу не вспомнить старую поговорку «кому мусор, а кому и клад», когда переступаю порог секонд-хенда с трогательным названием «Снова любимые».

Меня встречает высокая стройная женщина, оказавшаяся хозяйкой магазина. Зовут ее Пенни. Она выходит на улицу и осматривает мой товар прямо в машине.

— Отменное качество и прекрасная сохранность! — воркует Пенни, изучая костюмы. Пожалуй, я не отказалась бы сыграть с ней в покер.

В магазине приходится ждать минут сорок, пока Пенни оценивает каждую вещь, но в конце концов она делает предложение:

— Тысяча четыреста?

«Ого сколько за ворох старых шмоток!»

— Ах, я надеялась на сумму несколько побольше. Видите ли, это отцу на памятник…

Естественно, мне плевать с самой верхушки «Шар-да», где похоронен Деннис Хоган, и я скорее спляшу на его могиле, нежели потрачусь на увековечение памяти этого человека в граните. Но личные чувства, разумеется, совершенно не мешают мне прибегнуть к коварному инструменту торга.

Пенни стучит по кнопкам калькулятора.

— Могу поднять до тысячи шестисот, но выше, боюсь, уже никак.

— Ладно, — вздыхаю я, — это уже что-то.

Если ад существует, то билет туда мне определенно уже забронирован, поскольку я не испытываю ни малейших угрызений совести, разыгрывая из себя скорбящую дочь ради денег.

Хозяйка отсчитывает шестнадцать сотен, и мы пожимаем друг другу руки. Я покидаю магазин с ворохом пустых мешков и распухшим от наличных бумажником.

Закинув пакеты в багажник, усаживаюсь за руль, и мне стоит определенных усилий удержаться от радостного вопля — вдруг Пенни наблюдает за мной через витрину, неловко выйдет. По дороге домой мои мысли заняты исключительно песчаными пляжами и крепкозадыми официантами.

Паркуюсь возле дома, достаю сумку и замечаю краем глаза блокнот, небрежно брошенный туда еще утром. Забираю его, чтобы выбросить вместе с остальными пожитками Денниса Хогана.

С облегчением убедившись, что дверь в квартиру заперта, поднимаюсь наверх. Определенно, сейчас не помешает кофе, и я направляюсь на кухню.

Отложив блокнот в сторону, прячу деньги в глубине ящика. Если действительно нагрянут грабители, сомневаюсь, что они станут копаться в старых счетах за коммунальные услуги и прочем хламе, для которого мне попросту лень искать подходящее место.

Пока греется чайник, от нечего делать беру блокнот и принимаюсь его листать. Содержимое его совершенно не отвечает моим ожиданиям. Вверху каждой страницы от руки написана, судя по всему, фамилия, под которой следуют две колонки. Левая озаглавлена буквой «О», правая — «П». В обеих колонках приводятся какие-то подсчеты — четыре вертикальные черточки, перечеркнутые горизонтальной, обозначают пять. На некоторых страницах отмечено только две или три, на других — десять-одиннадцать. Смысл букв остается совершенно непонятным.

Во всем блокноте около ста фамилий. Возможно, Деннис Хоган промышлял букмекерством и эти записи — учет долга игроков. Подобная версия вполне объясняет его доход, но это лишь версия.