Неравная игра - Пирсон Кит А.. Страница 45

— Вы не католик, да?

— Нет, а что?

— Ничего, забудьте.

Поданный ужин предоставляет Клементу удобный повод оставить тему. Трапеза начинается в неловком молчании, однако стопка виски и гора мяса снова поднимают великану настроение.

Когда наши тарелки пустеют, мы снова заказываем напитки и разговариваем, разговариваем, разговариваем — во всяком случае, я, в то время как Клемент слушает. Я рассказываю о своих надеждах на будущее, и о страхах тоже. Вспоминаю детство, начало журналистской деятельности, маму.

— Простите, если наскучила вам. Уже лет сто не ужинала с человеком, с которым чувствую себя…

Я обрываю себя на полуслове.

— Как чувствуешь, пупсик?

— Ладно, проехали, — отмахиваюсь я.

— Да скажи ты.

— Нет. Вы будете смеяться.

— Возможно, но ты все равно скажи.

— Свободно. При вас я чувствую себя свободно, Клемент.

Он откидывается на спинку стула и словно бы забывается, только механически водит пальцем по ободу стакана виски.

— Простите, — вздыхаю я. — Я все испортила, да?

— Не-не.

— Не утешайте меня.

Великан отрывает взгляд от стакана.

— Ничего ты не испортила, и я тебя понял. Может, это ни фига не значит, но я тоже чувствую себя свободно.

Ему незачем объясняться передо мной. В его поразительных глазах я читаю все, что мне необходимо знать — захватывающая дух глубина затягивает меня туда, куда окунаться мне точно не следует.

Я уже неплохо поддала. Мне нужно взять себя в руки.

— Это многое для меня значит, Клемент. Не в последнюю очередь потому, что теперь я не чувствую себя такой дурой.

Великан смеется, и момент интимности остается в прошлом.

Мы возвращаемся в уже переполненный бар. К моему облегчению, Алекса и след простыл. Клемент покупает новую порцию напитков, и мы находим уголок подальше от столпотворения и продолжаем свое путешествие к забвению.

Вечер переходит в хаотичное потребление алкоголя и никотина, сопровождаемое постоянными сетованиями на громкость и современность музыки. По субботним вечерам «Три подковы» нанимают диджея, который сейчас и суетится в кабинке возле столовой. В десять часов расчищают пространство для тех, кто достаточно нагрузился для танцулек, и на танцпол гуляк, как правило, влечет не современный шум, но классика.

— Я просто тащусь от этой песни, — уже довольно невнятно признаюсь я, ссылаясь на такую вот классику из восьмидесятых, «Живем молитвами» Бон Джови.

Провыв в воображаемый микрофон припев, я кричу:

— Пойдем потанцуем!

— Под это? Да ты издеваешься.

— Это же классика!

— Не, пупсик, и рядом не стояла.

— Ладно. Пойдем попросим диджея что-нибудь поставить. Чего бы ты хотел?

— Тебе нравится регги? — спрашивает Клемент после некоторых раздумий.

— Э-э… Да. Вот уж не думала, что тебе такое по вкусу.

— У меня был приятель, который ставил регги постоянно. Вот я типа и проникся.

— Полагаю, это был не тот твой кореш-ирландец?

— Не, его звали Черный Брайан.

— Почему ты назвал его… А, он был чернокожим, да? И его звали Брайан?

— Как ни странно, да.

— Ну да, поняла. Так ты хочешь регги?

— Ага. Например, «Двустволка», «Дэйв энд Энзил Коллинз», — слышала?

— Хм… Кажется, да. Это инета… интро… инстро…

— Инструментал.

— Да, точно!

— Ты уже назюзюкалась.

— Ну, может, слегка.

— Уверена, что хочешь танцевать?

— На слабо берешь?

— Пошли, — смеется он и хватает меня за руку. — Посмотрим, на что ты способна.

Мы направляемся к кабинке, и великан выкрикивает заявку диджею. Тот отвечает поднятым большим пальцем, после чего мы дожидаемся на краю танцпола, пока не смолкнет Бон Джови.

По окончании песни диджей объявляет заказанный регги. Композиция явственно пользуется популярностью, поскольку площадка отнюдь не редеет. Мы присоединяемся к толпе, уже приплясывающей в предвкушении.

В первые же двадцать секунд я усваиваю два важных жизненных урока. Первый: танцевать под регги чертовски трудно. Я захожу с коронного покачивания бедрами, однако выглядит это так, будто я пытаюсь без рук сместить гигиеническую прокладку. Урок второй: виски и красное вино лучше не смешивать.

Голова у меня идет кругом, и я прибегаю к щадящим шагам из стороны в сторону. Клемент же отплясывает вовсю.

Отступаю назад и потрясенно взираю, как он полностью отдается музыке.

— Ни фига ж себе! — только и ахаю я.

Уж не знаю, задумывали ли «Дэйв энд Энзил Коллинз» для своей музыки танцевальное сопровождение, но если да, Клемент попал точно. Как человек его габаритов способен двигаться с такой легкостью и плавностью — выше моего понимания, и Клемент с задором и изяществом не оставляет камня на камне от моих предрассудков. Его трактовка музыки столь захватывающая, что в восхищении замираю не я одна. Толпа раздается, чтобы получше рассмотреть гиганта в джинсовом наряде.

Какую-то мою часть охватывает чувство, которое, как я знаю, предвещает лишь неприятности.

Длительность композиции составляет от силы пару минут. По ее окончании раздаются восторженные вопли, и несколько зрителей упрашивают Клемента разрешить им сделать с ним селфи. Судя по продолжительности дискуссии и явному замешательству, с понятием «селфи» он не знаком. Тем не менее он уступает.

После завершения фотосессии, под звуки следующей песни он наконец-то направляется ко мне.

— Ты в порядке, пупсик? Что-то вид у тебя бледноватый.

— Я… в порядке.

— Еще выпьешь?

— Пожалуй, мне уже достаточно.

— Тоже так считаю, — ухмыляется он. — Хочешь пойти домой?

— Да, пожалуй.

Весьма кстати он предлагает мне руку, поскольку пол под моими ногами вдруг начинает колыхаться. Словно утопающий за спасательный круг я цепляюсь за великана и следую за ним на улицу.

Прохладный воздух, однако, отнюдь не ослабляет опьянение.

— Э-э… Кажется, я немного перебрала.

— Не беспокойся. Я тебя доведу.

Ставить одну ногу перед другой мне с грехом пополам удается, и мы медленно продвигаемся по улице. Обычно дорога домой занимает не более пяти минут, но сейчас мне приходится сосредотачиваться на каждом шаге, и потому путешествие несколько затягивается. Но вот мы достигаем конца улицы, и как раз перед поворотом к моему дому я трагически упускаю из виду перепад высот на бордюре. И, разумеется, тут же теряю равновесие. От неожиданности отпускаю Клемента, и следом в действие вступает сила притяжения. Когда я уже, казалось бы, обречена припечататься лицом к асфальту, вмешивается мой ангел-хранитель и подхватывает меня за талию.

— Полегче, пупсик, — запоздало предостерегает великан, рывком поднимая меня к себе.

Сердце мое готово выскочить из груди — я отношу это на счет отсроченного шока. Что списать на шок не получается, так это то, что я вцепляюсь в отвороты его безрукавки и, задрав голову, как зачарованная пялюсь на него.

В рассеянном свете уличных фонарей меня буквально парализует вид его лица и шрама на виске, которого прежде я не замечала. Поднимаю руку и осторожно провожу по нему кончиками пальцев.

— Откуда у тебя этот шрам? — тихонько спрашиваю я.

— Играл в крикет.

— Что, правда?

— Нет, конечно.

— Тебя ударили?

Он закрывает глаза и едва заметно кивает. А когда через мгновение открывает их, они уже становятся другими. И я ясно вижу в них беззащитность.

— Как это произошло, Клемент? Мне-то ты можешь сказать.

— Да неважно, — отвечает он чуть ли не шепотом.

Я опускаю ладонь ему на щеку.

— Это было что-то плохое, да? Я вижу по глазам.

Снова слабый кивок.

Я поднимаю левую руку к другой щеке великана и замираю, обхватив ладонями его лицо.

— По-моему, тебе нужен кто-то, кто присматривал бы за тобой. Кто наполнял бы твою жизнь красками.

Если бы я задумывалась над последствиями, то, конечно же, не стала бы делать этого. И если бы была трезвой, тоже не стала бы. Однако ни то, ни другое не про мое нынешнее состояние, и я медленно привлекаю лицо Клемента к своему. Он не сопротивляется.