Заговор «Аквитания» - Ладлэм Роберт. Страница 161
Стоун сидел за письменным столом с неизменным телефоном под рукой. Он был один – он вообще был одинок, – когда раздался звонок из Северной Каролины. Это была женщина, которую он когда-то любил, его коллега по оперативной работе. Она вышла из этой «дурацкой игры», как она отозвалась об их профессии, а он остался – видимо, их любовь все-таки была недостаточно сильной.
Звонили из Куксхавена, ФРГ, через Северную Каролину, и телефон, можно не сомневаться, был «чист» – одно из преимуществ общения с Джонни Ребом.
– Жареные цыплята от Бобби-Джо, – затараторил в трубке голос рыночного зазывалы. – Требуйте и получите, получите, что хотите.
– Догадываюсь, это Стоун.
– Татьянин родственничек? – воскликнул южанин. – Сплю и вижу, как мы сидим у камелька и ты рассказываешь мне о своей потрясающей семейке, Братец Кролик.
– Может, когда-нибудь посидим…
– Помнится, я впервые услыхал это имечко где-то в конце шестидесятых, но до сих пор не пойму, кто под ним скрывается.
– Верь каждому, кто его назовет.
– Чего ради?
– Ладно, Джонни, сейчас не до того. Что у тебя?
– Ну, кое-что есть. Я собственными глазами видел этот чертов островок, и зрелище, надо сказать, не из приятных. Он лежит там, где ему и полагается быть: примерно в двадцати милях от устья Эльбы, в Гельголандской бухте, это район Северного моря.
– Шархёрн, – уточнил человек в штатском.
– Разыскать его было проще простого – о нем, похоже, все знают, но никто не приближается к его юго-западной части. Во время Второй мировой войны там была база снабжения подводных лодок, засекреченная настолько, что большинство высших чинов вермахта даже не подозревало о ней, не знали ничего и союзники. Старые постройки сохранились и по сей день, но остров считается необитаемым, если не брать в расчет нескольких сторожей, которые, как мне сказали, и пальцем не шевельнут, если ваша лодка разобьется об один из старых причалов. – Джонни Реб помолчал и продолжал, понизив голос: – Прошлой ночью я побывал там и увидел огни, слишком много огней на слишком большой площади. На этой старой базе полно народа, и готов биться об заклад, что этот ваш янки тоже там. Примерно в два часа ночи, когда погасли огни, над островом выросла антенна, самая высокая из всех по эту сторону океана. Такой себе кукурузный стебель с цветком на конце. Это был диск, из тех, что используются для спутниковой связи… Ну что, направить туда команду? Это можно организовать: сейчас полно безработных ребят. Тебе это обойдется по минимуму, потому что чем больше я думаю, тем сильнее ценю то, что ты вытащил меня из Дарданелл до начала пальбы. Это даже поважнее той истории в Бейруте, когда ты снял меня с крючка.
– Благодарю, но еще рано. Сунуться туда за ним означало бы раскрыть свои карты.
– И долго ты собираешься ждать? Не забудь, у меня записан этот ублюдок Уошбурн.
– Много из него удалось вытянуть?
– Больше, чем способен переварить мой слабый умишко. Но кое-что я сообразил. Это готовилось уже давно, не так ли? Орлы решили, что пора наконец ударить по этой чертовой воробьиной стае, верно? Пора превратить всех в воробьев… Знаешь, Стоун, не тебе мне говорить, потому что ты в своем немолодом, скажем так, возрасте стал понятливее, чем я в своем, но, если они воспарят, большинству людей придется лежать в гамаках или наслаждаться рыбалкой, послав все к чертям собачьим, – пусть большие дяди в мундирах делают, что хотят, а уж те-то всех наставят на путь истинный: уберут с улиц и парков нажравшихся наркотиков психов с их пистолетами и пружинными ножами, объявят русским и нефтяным шейхам в халатах, что не намерены больше сносить их плевки, и пусть сам Господь Бог увидит, какие мы хорошие парни с крепкими кулаками. У них есть солдаты, которых они купили с потрохами и пистолетами, корпорации и конгломераты… Но какое это имеет отношение ко мне, спросишь ты. И куда же я буду меняться, если не к лучшему, скажет какой-нибудь Джо, лежа в гамаке.
– Да уж, к лучшему, – холодно произнес Стоун. – Эти самые Джо и станут роботами. Мы все ими станем – если выживем. Понимаешь?
– Я-то понимаю, – ответил Джонни Реб. – Подозреваю, что и всегда понимал. Я живу в свинарнике под названием Берн, а ты перебиваешься в Вашингтоне. Да, дружище, я понимаю. И может, получше твоего… Не будем рассусоливать, однако, считай, что я завербован. Но что, черт побери, ты собираешься делать? Думаю, тому капитану не удастся выкарабкаться.
– Он обязан выкарабкаться. Мы считаем, что у него есть ответы, ответы из первых рук, которые и станут доказательствами.
– А по мне, он – мертвец, – ответил южанин. – Если не уже, то скоро, как только они его разыщут.
– Значит, мы должны опередить их. Ты как, поможешь?
– А я уже это и делаю, с той ночи, как всадил иглу в майора Нормана Энтони Уошбурна четвертого, пятого или шестого – вечно сбиваюсь со счета. У тебя там компьютеры – те, к которым ты имеешь доступ, – а я тут шарю по улицам, где предлагают товар, о котором ты и понятия не имеешь. Но пока – ничего.
– Попытайся найти хоть что-нибудь, ибо ты прав – у нас очень мало времени. И еще – насчет того острова, Шархёрна. Джонни, у тебя такое же чувство, что и у меня?
– Оно сидит у меня глубоко в желудке. Я уже чувствую горечь, Братец Кролик, вот почему я собираюсь еще несколько дней изображать здесь опоссума. Мы потревожили улей, и теперь нам не видать покоя, вот что я чувствую.
Глава 34
Джоэл положил карту и толстый конверт на траву и принялся обламывать ветки небольшого деревца, чтобы прикрыть автомобиль Гермионы Гейнер. Каждое движение отдавалось болью в усталых натруженных руках. Наконец он добился, чего хотел, теперь машина напоминала невинный стог сена на поле. Взяв карту и конверт, он направился к дороге, проходившей примерно в двухстах ярдах от него. Судя по карте, он находился на окраине города под названием Аппенвейер, примерно в десяти милях от границы, проходившей у Коля, прямо напротив Страсбура, по другую сторону Рейна.
Конверс шел по дороге, укрываясь в высокой траве на обочине всякий раз, когда видел приближающийся свет фар. Прошагав так пять или шесть миль, он понял, что выдохся окончательно и дальше идти не в состоянии.
В джунглях он позволял себе отдых, ибо отдых не менее важен, чем оружие. В случае опасности глаза и ум куда важнее дюжины пистолетов, которые он мог бы на себя нацепить.
Джоэл свернул с дороги в небольшую лощинку у тихого ручья и, пристроившись между камнями, уснул.
Валери вышла из здания аэропорта Шарля де Голля, опираясь на руку Прюдомма из Сюрте, клочок бумаги с его телефоном она взяла, но ничего ему не обещала.
Только у стоянки такси Прюдомм заговорил вновь:
– Я хочу, чтобы вы меня поняли, мадам. Вы можете сесть в любое такси, и мы распрощаемся, или, если позволите, я подвезу вас, куда вам угодно, хотя бы к другой стоянке, а оттуда вы отправитесь, куда захотите. Тогда я, по крайней мере, буду уверен, что за вами никто не следит.
– Неужели в этом можно быть уверенным?
– За тридцать два года работы даже дурак может кое-чему научиться. Моя жена твердит, что у нее нет любовников только потому, что я хорошо усвоил азы своей профессии.
– Я принимаю ваше предложение, – улыбаясь, сказала Вэл. – Я ужасно устала. В какую-нибудь скромную гостиницу. Например, «Понт-Ройяль», я ее знаю.
– Отличный выбор, но, позвольте заметить, моя жена была бы вам рада и не стала бы задавать никаких вопросов.
– Я предпочитаю полностью располагать своим временем, мсье, – ответила Валери, усаживаясь в машину.
– D’accord [197].
– Чего ради вы все это делаете? – спросила она, когда Прюдомм уселся за руль. – Мой муж был юристом, вернее, он и сейчас юрист. Законы разных стран не так уж сильно отличаются один от другого. Разве вы не становитесь своего рода пособником, предполагая то, что вы, черт побери, предполагаете?
197
Как вам угодно (фр.).