Заговор «Аквитания» - Ладлэм Роберт. Страница 176

Извинившись перед гостями, Ляйфхельм поднялся с места:

– Ну что ж, дело есть дело, не так ли, господа? Извините меня, это не займет много времени. Пожалуйста, еще вина.

Метрдотель поклонился и добавил:

– Я велел переключить звонок на мой личный кабинет, герр генерал. Это прямо в фойе.

– Правильно. Благодарю вас.

Проходя мимо столика номер пятьдесят пять, Ляйфхельм чуть заметно покачал головой. Одинокий посетитель за этим столом кивнул в ответ, подтверждая приказ не вмешиваться. За всю богатую событиями карьеру военного и политика этот кивок оказался одной из самых горьких ошибок фельдмаршала.

В фойе стояли двое мужчин: один поглядывал на часы, другой был явно раздражен. Судя по их виду, они относились к постоянной клиентуре отеля и, по-видимому, поджидали приглашенных к ленчу, а возможно – и собственных жен. Третий, одетый в форму служащего отеля, стоял за стеклянной дверью в коридоре и наблюдал за двумя мужчинами.

Ляйфхельм поблагодарил метрдотеля, открывшего перед ним дверь своего скромного кабинета. Тот с поклоном затворил ее за генералом и вернулся в обеденный зал. Как только он удалился, двое стоявших в фойе мужчин стремительно бросились в кабинет, они застали генерала как раз в тот момент, когда он брал телефонную трубку.

– Was geht hier vor? Wer ist… [218]

Один из мужчин прыгнул через стол и сильными руками зажал Ляйфхельму рот. Второй на бегу достал из кармана шприц, рванул на генерале пиджак и воротник рубашки и всадил иглу в основание шеи. Вытащив шприц, он помассировал место укола, поправил воротник и застегнул пиджак.

– Он будет двигаться еще минут пять, – сказал доктор по-немецки. – Но ни разговаривать, ни соображать не сможет. Двигательные функции у него чисто механические. Он нуждается в помощи.

– А потом? – спросил первый.

– Судороги, возможно, рвота. Начинаем. Быстрее!

– Приятная перспектива, черт возьми! Я проверю, что там снаружи. Если все в порядке, стукну один раз.

Через несколько секунд раздался стук в дверь, и доктор, крепко держа Ляйфхельма, вывел генерала из кабинета и, через стеклянную дверь, в коридор.

– Сюда! – приказал третий в форме служащего отеля, указывая вправо.

– Быстрее! – повторил доктор.

Кое-кто в холле узнал легендарного воина и даже успел разглядеть его бледное коматозное лицо с дрожащими губами.

– Великий человек сражен горестной вестью, – то и дело пояснял доктор с неизменным почтением. – Ужасно. Такое горе!

Так они добрались до стоящего наготове грузового лифта. Третий тут же нажал кнопку и отправил кабину в подвальное помещение. Двое других уложили Ляйфхельма на каталку, стоящую у задней стены лифта, и прикрыли простыней – полностью, с ног до головы.

– Сейчас наверху начнутся разговоры, – сказал первый. – Забегают его холуи, они у него всегда под рукой.

– Карета «Скорой помощи» уже у двери, – сказал человек в униформе. – А на аэродроме ждет самолет.

Прославленного некогда фельдмаршала Третьего рейха тем временем вырвало под простыней.

Жак Луи Бертольдье вошел в квартирку на бульваре Монтень, снял шелковую куртку, бросил ее на спинку стула. Подойдя к зеркальному бару, он налил себе водки, опустил в бокал несколько кубиков льда из серебряной чаши и прошагал к элегантной, обитой кожей кушетке. Обсаженный деревьями бульвар Монтень в этот послеобеденный час имел мирный, можно сказать, пасторальный вид. Когда-то, подумал Бертольдье, этот бульвар представлял собой сердце Парижа, того Парижа, который он так любил. Тогда в этой части города селились в основном влиятельные и богатые, не изнуряющие себя повседневными трудами. Именно поэтому он и купил эту изысканную квартиру и поселил в ней самую экстравагантную и самую желанную из своих любовниц. Как же она нужна ему сейчас! Видит бог, ему просто необходимо расслабиться!

Бывший легионер убит – пулевые ранения и проволочная петля на шее! Убит на автомобильной стоянке в собственном автомобиле в Булонском лесу! А Прюдомм, этот жалкий бюрократишка, как предполагают, находится в Кале! Никаких отпечатков пальцев! Ни-че-го! Нет, даже великим людям для восстановления духовного равновесия иногда необходима моральная и физическая разгрузка.

– Элиз! Где ты там? Иди ко мне, моя египтяночка! Надеюсь, ты не забыла моих указаний относительно одежды? Черный халатик, и ничего внизу! Абсолютно ничего. Помнишь?

– Конечно, мой генерал! – послышался испуганный голос из спальни.

Бертольдье самодовольно усмехнулся. Он по-прежнему остается мужчиной, с ним считаются невероятно сексуальные двадцатипятилетние женщины, которые любят деньги, шикарные машины, красивые картины, но не только это – им нравится, когда он входит в их тело. Ну а сейчас он слишком огорчен, чтобы раздеваться, его нервы не выдержат такой нагрузки. У него на уме другое – расслабиться без лишних усилий.

Звук открываемой двери прервал его мысли. Появилась жгучая брюнетка. Ее чуть удлиненное красивое лицо выражало нетерпение, огромные темные глаза были устремлены куда-то вдаль. Накурилась марихуаны, решил Бертольдье. На ней был коротенький халатик из черных кружев, сквозь который просвечивали округлые груди, бедра заманчиво подрагивали, когда она многообещающей походкой направилась к кушетке…

– Ты прекрасна, нильская шлюшка. Садись. День был ужасный, просто чудовищный, и он еще не кончился. Мой шофер вернется через два часа. За это время мне нужно отдохнуть и расслабиться. Помоги мне, египтяночка. – Бертольдье расстегнул «молнию» на брюках и потянулся к девушке. – Приласкай его, я тоже приласкаю тебя, а потом сделай то, что ты умеешь делать. – Генерал схватил ее за груди и с силой притянул к себе. – Давай же, давай. Сделай это!

Двое мужчин появились из спальни, и ослепительные вспышки блица заполнили комнату. Девушка вспрыгнула обратно на диван, а генерал растерянно уставился на вошедших. Один из них упрятывал в карман фотоаппарат, а второй – невысокий крепыш средних лет с пистолетом в руке – приближался к ходячей легенде Франции.

– Восхищен вашим вкусом, генерал, – проговорил он хриплым голосом. – Мне кажется, я всегда восхищался вами, даже тогда, когда не соглашался с вами. Вы меня не помните, но в Алжире вы подвели меня под трибунал и отправили на три года в тюрьму за то, что я ударил офицера. Я был тогда старшим сержантом, а он под любым предлогом подвергал моих людей тяжелейшим наказаниям. Три года в вонючих бараках за пощечину парижскому хлыщу. Три года за то, что я заботился о своих людях.

– Сержант Лефевр, – авторитетно сказал Бертольдье, невозмутимо подтягивая брюки и застегивая «молнию». – Я никогда ничего не забываю. Вы нарушили устав – нанесли оскорбление действием офицеру. Вас следовало расстрелять.

– В течение этих трех лет бывали моменты, когда я жалел, что вы не сделали этого, мсье. Но здесь я не для того, чтобы обсуждать алжирские дела, – я и тогда уже знал, что вы все – сумасшедшие. Сейчас я уведу вас с собой, а через несколько дней верну в Париж целым и невредимым.

– Что за наглость! – выкрикнул генерал. – Вы думаете запугать меня своим пистолетом?

– Нет. Пистолет этот скорее для того, чтобы защититься от вас – вдруг храброму прославленному генералу взбредет на ум сделать какой-нибудь театральный жест. Я знаю, что физическая опасность или даже угроза смерти не способны воздействовать на вас. У меня есть иной аргумент, куда более убедительный.

Бывший сержант достал из кармана второй пистолет странной формы.

– Этот пистолет заряжен не пулями, а капсулами с химическим составом, который настолько ускоряет работу сердца, что оно в конце концов не выдерживает. Сделанные нами снимки сразу же после вашей смерти получат самое широкое распространение, и все увидят, что великий генерал пал бесчестной смертью на том поле боя, которое он любил более всего. Снимки эти сделаны в таком ракурсе, что достаточно небольшой ретуши – конечно, не меняя позы и вашего выражения лица, – и «она» превратится в «него», и вашим партнером окажется не девушка, а мальчик. В свое время ходило немало слухов о ваших странных наклонностях и причинах вашего скоропалительного брака. Не этот ли секрет утаивал великий генерал всю свою жизнь? И не этим ли генерал де Голль держал в узде рвущегося к власти полковника? Молоденькие мальчики, когда нет женщин… Поговаривали о купленных лейтенантах и капитанах, об изнасилованиях, о допросах на ваших квартирах… Аппетит этого экс-победителя простирался на всех – без различия пола.

вернуться

218

В чем дело? Кто вы… (нем.)