Заговор «Аквитания» - Ладлэм Роберт. Страница 25

– Он твой вечный должник, – перевел Рене.

– Он перестанет считать себя таковым, как только прочтет это заключение, – возразил Конверс. – Насколько я понимаю, он заперся изнутри в летной кабине, а ключ выбросил в иллюминатор.

– Так и напиши, – улыбаясь, посоветовал Маттильон. – Этим ты компенсируешь потерянное мною время. А кроме того, мы используем твое заключение в качестве средства давления – постараемся убедить его отступить с честью. Правда, после этого он ни за что не пригласит тебя на обед во время твоих парижских визитов.

– А где обещанный ленч? У меня лицо сводит от улыбок.

Ленч был подан, а вернее, они промаршировали запинающимся церемониальным маршем, соразмеряя шаги с ковыляющим на протезе Любоком, к столу. Стук протеза как бы задавал им ритм. Было подано вино, причем первую бутылку неисправимый позер после тщательного обследования забраковал. Конверс все чаще поглядывал в сторону входа в обеденный зал.

И вот долгожданный момент наступил: пожаловал Бертольдье. Он стоял во входной арке, чуть склонив голову влево, слушая то, что говорил ему человек в светло-коричневом габардиновом плаще. Затем генерал слегка кивнул, и подданный, пятясь, удалился. Великий воин вошел, двигаясь со сдержанной энергией, отлично сознавая, что величие его не требует никаких дополнительных атрибутов.

Все головы повернулись в его сторону, и он оглядел обращенные к нему лица испытующим взглядом взошедшего на престол наследника, принимающего изъявления преданности министров, правивших при покойном монархе. Эффект был поразительный. Здесь не было ни королевства, ни трона, не было захваченных и подлежащих разделу земель, но тем не менее на человека этого здесь смотрели как (Конверс мысленно запнулся, подбирая надлежащее сравнение)… как на императора и империю в одном лице.

Жак Луи Бертольдье не отличался высоким ростом – во всяком случае, в нем было не больше пяти футов и одиннадцати дюймов, – однако манера держать себя, прямая фигура, ширина плеч, длинная и стройная шея как бы прибавляли ему роста. Он был среди своих, и все же, по общему согласию, он считался выше других.

– Скажи что-нибудь подобающее, – прошептал Маттильон, когда Бертольдье, направляясь к своему столу, проходил мимо них. – А лучше – брось на него восхищенный взгляд. Остальное я беру на себя.

Конверс точно выполнил полученное указание, произнеся имя Бертольдье, как бы в забытьи, но достаточно громко, чтобы быть услышанным. А затем для полной ясности, наклонившись к Маттильону, сказал театральным шепотом:

– Вот человек, с которым я всегда мечтал познакомиться.

Последовал короткий обмен французскими фразами между Рене и Любеком, последний согласно кивнул, и лицо его тут же приняло выражение человека, готового облагодетельствовать своего нового знакомца.

Бертольдье опустился в кресло, метрдотель и официант заняли места по обеим его сторонам. Все это происходило менее чем в четырех футах от Конверса.

– Mon General [15], – проговорил Любок, поднимаясь.

– Serge, – отозвался Бертольдье, движением руки удерживая его в кресле – заботливый командир никогда не забывает о ране своего подчиненного. – Comment ca va? [16]

– Bien, Jacques. Et vous? [17]

Обмен приветствиями завершился, и Любок быстро изменил направление разговора, указав в сторону Конверса и при этом не умолкая ни на секунду. Джоэл инстинктивно вскочил и вытянулся по-военному, пожирая Бертольдье спокойным немигающим взглядом, столь же пронзительным, как у генерала, на которого он смотрел почтительно, но без страха… По-видимому, эта тактика оказалась верной. Наверняка сыграла свою роль и его эпопея в Юго-Восточной Азии. А почему бы и нет? У Бертольдье тоже были воспоминания, связанные с этими местами. Маттильон тоже удостоился чести быть представленным, но сделано было это как-то походя: воин просто кивнул ему, но с Джоэлом обменялся рукопожатиями.

– Очень рад, мсье Симон, – сказал Бертольдье, его английский был точным, рукопожатие крепким (истинно дружеское рукопожатие) – царственное обаяние генерала проявлялось во всем.

– Уверен, сэр, что вам это говорили тысячи раз, – сказал Джоэл, тщательно поддерживая сияющий в его глазах огонь, – но я никогда не надеялся, что такая возможность представится и мне. Познакомиться с вами, генерал, – огромная честь.

– А для меня большая честь познакомиться с вами, – отпарировал Бертольдье. – Вы, повелители воздуха, творили чудеса, а уж я-то знаю, в каких условиях вам приходилось действовать. Я думаю иногда, что на земле было легче! – Генерал благодушно рассмеялся. Великий воин отдавал должное своему менее прославленному или вовсе безвестному товарищу по оружию.

«Повелители воздуха… Да в каких же эмпиреях витает этот человек!» – подумал Конверс. Но некая связь между ними несомненно установилась – он чувствовал это. Нужный набор слов, манера держаться расположили к нему генерала. Все очень просто – обычные адвокатские уловки для укрощения и приручения оппонента, а на этот раз – врага. Да, именно так – врага.

– Позвольте не согласиться с вами, генерал, в воздухе у нас было значительно чище. Будь на земле – я говорю о земле Индокитая – побольше таких людей, как вы, и никогда бы не дошло до трагедии Дьенбьенфу.

– Лестное утверждение, но не уверен, что оно выдержало бы испытание реальностью.

– Я уверен, – тихо, но решительно возразил Джоэл. – Я в этом убежден.

Любок, которого Маттильон предусмотрительно отвлекал разговором, неожиданно вмешался:

– Mon General, voulez-vous vous joindre a nous? [18]

– Je m’excuse. Je suis occupe… mes invites [19], – ответил Бертольдье и, снова повернувшись к Конверсу, пояснил: – Я жду гостей и вынужден отклонить приглашение Сержа. Он говорит, что вы юрист и эксперт в области авиации.

– Это всего лишь малая часть значительно более широких интересов нашей фирмы. Мы занимаемся авиацией, сухопутными и военно-морскими делами… Стараемся охватить как можно более широкий спектр. Впервые в жизни я чувствую себя новичком… Нет, не в области экспертизы, а в качестве представителя…

– Понимаю, – сказал генерал, пытаясь переварить услышанное. – В Париже вы по делам?

«Вот оно, – подумал Джоэл. – Слова, выражение глаз, тон голоса – все должно заинтриговать. Особенно выражение глаз – они дополняют то, что не сказано словами».

– Нет, – ответил он, – здесь я решил просто перевести дух. Я летел из Сан-Франциско в Нью-Йорк и затем в Париж. Завтра я буду в Бонне, проведу там денек-другой, а потом подамся в Тель-Авив.

– Да, это, должно быть, утомительно. – Теперь Бертольдье не отрывал пристального взгляда от Конверса.

– Боюсь, это еще не самое страшное, – произнес Конверс, и слабая улыбка искривила его губы. – После Тель-Авива мне предстоит целую ночь добираться до Йоханнесбурга.

– Бонн, Тель-Авив, Йоханнесбург… – тихо повторил генерал, внимательно глядя на Конверса. – Весьма странный маршрут.

– Мы полагаем, что этот маршрут принесет неплохие дивиденды. По крайней мере, надеемся на это.

– Мы?

– Наш новый клиент, генерал. Наш новый клиент.

– Deraisonnable! [20] – воскликнул Маттильон, смеясь какой-то очередной остроте Любока и, очевидно, давая понять Джоэлу, что ему не следует больше злоупотреблять временем столь важной персоны.

Бертольдье, однако, не отрывал взгляда от Конверса.

– А где вы остановились, мой юный друг-пилот?

– Не такой-то уж и юный, генерал.

– Где?

– «Георг V», номер двести тридцать пять.

– Прекрасный выбор.

– Это вошло в привычку. Моя прошлая фирма всегда ставила меня там на постой.