L-квест (СИ) - "Yueda". Страница 41

Ике вопросительно смотрит на меня, как будто бы я могу ответ дать. Как будто бы я его знаю.

— Ну… — скребу я затылок. — Многое могло произойти. Если он крутой бизнесмен, то, возможно, над ним висят обязательства перед семьёй, в том числе и договорной брак.

— Я понимаю, — говорит Ике. — Я всё это прекрасно понимаю. Но ведь сказать об этом можно? Да? Просто сказать. Объяснить. А не бегать, как последний придурок, не отмалчиваться и не отмазываться дурацкими отмазками. Как-то не по-взрослому это, — зло выплёвывает Ике и тише добавляет: — Придурок Юмэхару…

— Что? — переспрашиваю я, надеясь, что ослышался. — Как ты сказала?

— Юмэхару, — повторяет Ике. — Он это имя ещё в детстве выдумал. Хотя настоящее у него тоже красивое, звучное: Акинада Тисэй.

Акинада Тисэй. Юмэхару! Так это же дядюшка Касуми — чёртов, блин, якудза!

Ике, зачем же ты в него влюбилась-то, а? Хотя, сердцу не прикажешь. И я это прекрасно знаю. Но теперь хоть понятно, почему он от неё бегал. Видимо, тоже влюбился и поэтому всячески пытался отгородиться от неё, порвать связи, чтобы не впутывать в свой криминальный мир. Благородно, конечно, не спорю, но методы он выбрал идиотские. Мог же и убедительно что-нибудь соврать. Или не мог? Если сильно любит, то, наверное, не мог. Как-то слабо мне представляется влюблённый якудза, но до недавнего времени и влюблённые гомосексуалы мне не представлялись. А вот теперь я такого изо дня в день наблюдаю. Да и сам не лучше. Так что всякое бывает.

Но это всё сейчас не так важно. Главное, что мне делать? Рассказать Ике о том, что её сорокалетний романтик на самом деле хитрый и хваткий якудза или не стоит? Что в данном случае хуже: знание или незнание?

И пока я разрываюсь между двух зол, у Ике звонит телефон.

Она берёт трубку, а я напрягаюсь. Хотя понятно, что это не Юмэхару звонит, но я всё рано прислушиваюсь к разговору.

— Да, привет, Танака, — говорит она в трубку, и лицо резко меняется, окрашивается тревогой. — Что? Денег им задолжал? Много?.. Клуб «Фукаса»? Хорошо, сейчас буду.

— Ты куда? — спрашиваю я, глядя на резко собирающуюся Ике.

— Приятель в беду попал. Одни дельцы его прижали. Нужно выручать, — отрывисто говорит она.

— Ике, ты спятила? Куда ты в одиночку собралась?

— Всё нормально. Разгребала уже такое. Бывай!

Она махает рукой и выбегает за дверь. А я хватаю сотовый господина Икэды и рву за ней.

Сумасшедшая деваха! Истинная дочь своего отца. Тот, чтобы спасти приятеля, в якудзы подался. И эта ж ведь тоже наверняка в историю вляпается! Остановить. Срочно.

Но Ике уже седлает байк. Мне её не догнать, не прицепиться. Только на хвост могу сесть.

Машина! Нужна машина.

Я несусь к стоянке, она тут совсем недалеко, и на ней всегда околачиваются таксисты.

— Шеф, свободен? — почти кричу я первому таксисту.

— А то как же, — отвечает он. — Куда поедем?

— Видел, тут байк промчался, — говорю я, запрыгивая в салон. — За ним. Срочно! В клуб «Фукаса».

У водителя, немолодого уже, лысеющего мужчины, разгораются глаза.

— Я пятнадцать лет таксую, и вот наконец-то дождался! Держись, приятель!

Я держусь и роюсь в телефоне господина Икэды, пытаясь найти, где у него там маячок, который отслеживает байк Ике.

========== 4. Асакава: У дяди ==========

— Угощайся.

Дядя Юмэхару ставит на стол розетки из тончайшего прозрачного стекла, а следом маленькую баночку варенья. Удивительный розовый цвет, пленяющий тонкий аромат и волшебный, нежный вкус. Сколько себя помню, это всегда было моё любимое лакомство — варенье из лепестков сакуры. Я перепробовал, наверное, все, какие есть, от всевозможных фирм и частников-изготовителей, но варенье из этих маленьких баночек всё равно оставалось самым лучшим. Никаких наклеек, этикеток или других опознавательных знаков на банках не было, и я ещё с детства мучился вопросом: откуда дядя берёт это варенье? Мучился, спрашивал его, неизменно получая ответ: «Это секрет, племяш», пока однажды не понял, что дядя сам варит восхитительное варенье. Да, вот этот здоровый, уже седеющий якудза с хитрыми глазами и железной хваткой, стоит возле плиты и варит варенье.

Увидеть бы его за этим занятием хоть разок…

Я с трепетом, как в детстве, открываю банку и специальной ложкой накладываю варенье в розетки: сначала дяде, затем себе. А потом беру маленькую позолоченную ложечку, подцепляю немного розового сиропа и отправляю в рот. Непроизвольно зажмуриваюсь, катая на языке глоток детства, пока он совсем не растворяется. Только после этого я позволяю себе отхлебнуть горячий чай.

— Ну как? — спрашивает дядя, глядя на меня сквозь прищур.

— Шикарно! — честно отвечаю я и, продолжая давнюю игру, спрашиваю: — Где ты берёшь это варенье?

— Секрет, — традиционно отвечает дядя и кивает мне: — Ты ешь, давай, ешь. А то застоялось уже. Ты ж теперь не заглядываешь ко мне. А кто его есть-то ещё будет? Я, что ли?

Я стыдливо прячу глаза.

Да, давненько я к дяде просто так не забегал. Последний раз был у него почти два месяца назад, в апреле, после поездки в родной город Хиро. И ведь тогда тоже по делу приходил.

Стыдно, чёрт!

— Ну выкладывай, племянничек, что стряслось? — спрашивает дядя и этим добивает меня окончательно.

— Ко мне мама вчера приходила, — тихо говорю я.

— Оу! Самолично к тебе? Неслыханное дело. И что?

— Просила поискать Янаги. Он три дня, как исчез куда-то и на звонки не отвечает.

— Он, помнится, месяцами пропадал и ничего.

— Он на наркоту подсел, — говорю я. — Мама не верит, но это правда.

— Так, — дядя резко становится серьёзным. — Это уже совсем другой разговор. Давай подробности.

— Да нет никаких подробностей, — пожимаю я плечами. — Я и сам ничего не понял, когда он месяц назад ко мне в гости пришёл, стал деньги выпрашивать на операцию другу. А когда я начал уточняющие вопросы задавать, Янаги сразу юлить принялся. А потом Хиро пришёл и буквально сразу его раскусил, заставил карманы выворачивать, а там часы — твой подарок мне. И Янаги дёру дал. Хиро сказал, что это амфетамины. У него знакомый на них сидел. Вот и всё.

— Ясно, — кивает дядя. — Что ж, разберёмся и с этим. А теперь про себя рассказывай. Давно тебя не видел, звонишь теперь только. Забросил старика.

— Я исправлюсь, — виновато отвечаю я. — Честно исправлюсь! И не старик ты вовсе. А рассказывать… Да что рассказывать? Всё хорошо. Хорошо настолько, что мне иногда кажется, что я сплю.

Дядя улыбается, а потом хитро прищуривается и спрашивает:

— А маман твоя Хиро вчера видела или как?

— Видела, — киваю я. — Познакомил её с Хиро.

— И как представил? Как друга? — не унимается дядя.

— Нет, как своего парня.

Дядя смотрит на меня и одобрительно кивает.

— Ну и как прошло знакомство? — снова спрашивает он.

— Дядя, да как оно могло пройти? Мама, разумеется, сначала пыталась игнорировать этот факт, хоть я совершенно ясно всё сказал. Но ты же знаешь её. А Хиро… Хиро не любит, когда его игнорируют, и вообще много чего не любит. Короче, он высказал ей в лицо всё, что думал.

— Так прямо и высказал? — не верит дядя.

— Да, так прямо и высказал.

Дядя довольно ухмыляется и, отхлебнув чая, говорит:

— А хороший всё-таки парень этот твой Хиро. Я теперь даже рад, что помог вам сойтись.

— Помог? — хмыкаю я, чуть не подавившись вареньем.

— Конечно, помог. Без меня ты бы ещё года три ходил кругами, смотрел издалека, облизывался, скулил и приходил бы ко мне плакаться. Так что да, племянничек, я тебе помог.

А ведь дядя прав. Три месяца назад всё так и было. Я ходил, смотрел, вздыхал, а потом приходил к дяде жаловаться. Боже, неужели это и правда было всего три месяца назад? В это даже не верится. Не верится, что за это короткое время я смог преодолеть границу мира, смог достучаться до сердца Хиро. Смог!

— Спасибо, дядя, — искренне говорю я. — Нет, правда спасибо. Твоя помощь, конечно, специфическая, но без тебя я бы и правда так и не решился на первый шаг. А теперь я могу с уверенность сказать, что, какими бы крепкими ни были границы миров, они преодолимы. И пропасти тоже преодолимы.