Лесной хозяин (СИ) - Криптонов Василий. Страница 28

Глаза полыхнули жёлтым — не хуже камней. Тварь подняла веник без листьев, которым, судя по следам на теле, лупила Захара.

— Охотник с-с-сучий! — прошипела тварь. — Мужа моего с-с-сгубил, с-с-сука!

— Мадам Обдериха, как я понимаю? — вспомнилось мне слово, произнесённое Захаром.

— С-с-суки! С-с-сперва шапку с-с-скрали, потом с-с-с-совсем с-с-со с-с-свету с-с-сжили!

Захар приглушенно заорал. И, как будто это было сигналом к действию, тварь исчезла. Чтобы в тот же миг появиться слева от меня.

Толкнула горячими ладонями в плечо. Я налетел на полок, упал на него. Чуть не напоролся на собственный меч.

Быстро реабилитировался и, выставив меч перед собой, встретил несущуюся на меня тварь.

Та оказалась не лыком шита, мгновенно изменила направление. Опять исчезла и появилась уже на полке. Схватила меня за волосы и потянула на себя.

— Ш-ш-ш-шкуру с-с-сдеру! — жаром ударило мне в ухо.

— Да хрен тебе, — прорычал я и саданул мечом из неудобной позиции, колющим ударом.

Обдериха взвизгнула, отпустила меня и шарахнулась куда-то в сторону. Я тут же скатился с полка и встал на ноги.

Захар снова заорал, и я машинально вскинул голову вверх.

Обдериха была там. Сидела на потолке, как паук… Даже хуже — как одержимая дьяволом из соответствующего фильма — к потолку задом, с вывернутыми руками и ногами.

Я кастанул Меч — и невидимая энергия полетела в атаку. Но тварь снова исчезла в последний миг.

Зато мой удар достиг крюка и рассёк его. Связанный Захар с воплем грохнулся на пол. А Обдериха оказалась передо мной.

— С-с-с-сука! — прошипела она и потянулась руками к моему горлу.

Но тут её везенье закончилось.

Я резким движением вогнал меч обдерихе в брюхо — по самую рукоятку. Лезвие вспыхнуло — заработал только что освоенный Красный Петух. А потом я от души врезал твари по морде.

Обдериха, взвизгнув, отлетела к раскаленной печке и врезалась в неё спиной, после чего опустилась на задницу. Попыталась подняться.

Но раньше поднялся Захар.

Глава 14

Захар успел переместить связанные руки вперёд, выдернул изо рта кляп.

Взревел:

— У, тварь!

В кои-то веки в голосе Захара не слышалось страха — только ярость.

Я замер, не желая мешать рождению чуда.

Захар скастовал то единственное, что мог — Удар.

Башка обдерихи дёрнулась и затылком врезалась в печку.

— С-с-слабак! — прошипела тварь.

Однако Захар повторил Удар. И повторял ещё и ещё, снова и снова, пока, наконец, башка твари не лопнула, как перезрелый арбуз, уделав баню зелёным дерьмом.

И тут же исчез жар. Перестала светиться печка. Только мой меч продолжал гореть, а от него быстренько занялась и издохшая тварь.

Вырвавшаяся из её тела молния ударила Захара в грудь. Захар вскрикнул, попятился, но на ногах устоял.

Тварь догорела, на полу осталось жжёное пятно и несколько «золотых» костей.

— Ну чё? С лёгким паром! — хлопнул я по плечу Захара.

Тот стоял, обалдело хлопая глазами.

Я решил, что парень заслужил передышку, и взял его обязанности на себя. Присел на корточки, собрал кости. Три. Обдериха оказалась послабее муженька. То-то ко мне даже соваться не стала, напала на Захара. Впрочем, и слава богу, что так. Будь она посильнее, вряд ли бы Захар с ней справился. А ему сейчас, после того, что произошло в бане покойного Никанора, антидепрессанты до зарезу нужны. Убийство твари — самое то. Вон, как глаза загорелись.

— Держи. — Я отдал кости Захару.

— Три, — расплылся в улыбке он. — Целых три!

— Ну. Представляешь, сколько крыс или лягух перебить пришлось бы? Да и вообще — ты молодец. Куда только страх подевался.

— Обозлился я шибко, — объяснил Захар. — Ну, напала — ладно. На то они и твари. Но чтоб голого, без штанов тащить⁈ Да ещё к потолку подвешивать⁈ Будто я и не человек вовсе.

— То есть, когда с тебя русалки штаны снимали, ты на этот счёт не парился, — поддел я.

— Русалки хоть в мороке красивые. А этакую образину раз увидишь — потом на баб вовсе глядеть не захочешь.

— Вот это ты брось. Рано тебе ещё не глядеть. Тётка, как тётка. Прогрессивная, бодипозитивная. Любит себя такой, какой создала природа.

— Тьфу, — сплюнул нетолерантный Захар.

Мы вышли из бани.

— Ой, — пискнули из туманного утра женским голосом.

Девушка-селянка, увидев голого Захара, поспешила закрыть лицо рукавом. На улице, оказывается, уже светало. А на зрение здешние красотки определённо не жаловались.

Захар сориентировался быстро. Метнулся в баню, схватил два веника. Одним прикрылся спереди, другим сзади.

— Отбой, красавица, — скомандовал я. — Угроза девичьему стыду устранена.

Девушка опустила рукав. Взглянув на Захара, прыснула. Тот побагровел.

— Кто такая?

Девушка поклонилась.

— Из деревни я. Смотрительница здешняя, Глафира Агаповна — тётка моя родная. Вчера вечером муж её прибежал, сказал, что барин прибыли. Велел с утра пораньше молока парного привезти, яиц, творогу. Вот я и притащила. А после тётка велела сходить баню посмотреть. Что-то, говорит, не пойму — кажется, дверь там стучит. Сходи, говорит, Настасья, проверь. Я и пошла.

— Ясно. Хорошо, что пошла. Мы там, в бане, намусорили немного, надо прибрать.

— Сделаем, барин. — Настасья поклонилась. Выпрямившись, скользнула взглядом по Захару. — А ихнего благородия одежа-то — где осталась? Может, починить надо? Али постирать?

— Надо, — кивнул я. — Ихнего благородия комната — вторая справа по коридору. Как в бане управишься, приходи.

Настасья снова поклонилась. Стрельнула в Захара уже откровенно игривым взглядом и скрылась за дверью бани.

— Зачем ты ей сказал, что мне одежду стирать надо? — удивился Захар. — От сажи-то нас с тобой ещё вчера отчистили?

— Да ты чё?.. Блин. Забыл. Придётся тебе этой Настасье вместо одежды что-нибудь другое предоставить.

— Что?

— Ну, например, то, что веником прикрыл.

— Так она ж запищала! И шарахнулась — вона как!

— Ну, не могла же она прямо на улице, при посторонних, в любви тебе объясниться. Девичья честь и всё такое. Приличия есть приличия, надо соблюдать. То ли дело — интимная обстановка. Когда в комнату к тебе зайдёт.

У Захара запылали уши.

— Думаешь, выйдет у меня с ней?

— Ушами хлопать не будешь — выйдет. Мы с тобой — кто?

— Кто?

— Охотники. Герои, победители тварей! К кому таким Настасьям ещё липнуть-то, если не к нам?

Погрузив Захара этим вопросом в глубокую задумчивость, я скрылся у себя в комнате. С наслаждением плюхнулся в кровать. Времени — пять утра с копейками. А утренний сон — самое милое дело.

За завтраком Захарушка сиял, как начищенный самовар. Тот стоял посреди стола и отражал его довольную рожу. А мы с Дорофеевым неспешно беседовали.

О том, что некий Ванька, сын Ивана и Нюрки, из подведомственной деревни бежал, Дорофеев был осведомлен. Но до сих пор этим вопросом не заморачивался. Семья была не крепостной, вольной. Дорофеев в этом вопросе вообще оказался дядькой прогрессивным. Тех крепостных, в ком видел потенциал, без проблем снимал с баланса и переводил на самоокупаемость. Убытка, по его словам, от этого не было никакого, одна сплошная выгода.

Это хорошо. Это надо будет взять на заметку. Удачный опыт надо перенимать. Но, соответственно, куда мог подеваться Ванька, Дорофеев не знал. Может, жив и процветает, а может, помер с голоду. Не его крепостной — не его проблемы.

Распрощавшись с Дорофеевым, мы погрузились в карету.

— В Поречье, — приказал кучеру я.

— Ваньку будем искать? — вздохнул Захар.

— Ну да. Был бы я один, вернулся бы в усадьбу и перенёсся Знаком. А с тобой в карете плюхать придётся… Ничего, часть дороги, считай, уже проехали.

— А я тебе зачем? Тварей в Поречье нет, а город ты скоро лучше меня будешь знать.