... и незабудкой цветя (СИ) - "паренек-коса.n". Страница 22

Когда он садится за стол, в глазах Санса снова дрожат огоньки.

***

«Я не собираюсь умирать».

Альфис насмешливо фыркает. Чтобы разговаривать с Сансом, ей приходится отрываться от работы, и потому она нетерпеливо постукивает когтями по столу, намекая, что время не терпит.

— Не имеет значения, чего ты хочешь. Я понимаю, что ты в отчаянии, в некотором роде, но подобные слова всё равно ничего не изменят. От цветов нельзя излечиться.

«Не нужно лечиться», — Санс прерывается, чтобы протянуть ей лабораторный журнал, открытый на последней странице; там размашисто написано лишь одно слово, подчёркнутое неровной чертой. — «Нашёл выход».

Альфис пролистывает предыдущие страницы с повторяющимися записями и вздёргивает бровь.

— Это не выход, Санс. Это лишь возможность. Не самая лучшая, я полагаю. Ты знаешь, какова вероятность успеха? Думаю, что да.

«Я знаю», — он забирает журнал, пряча его под куртку. — «Но разве есть варианты? Стоит рискнуть».

Она пожимает плечами, показывая своё сомнение.

— Ценю твой энтузиазм. С последней нашей встречи ты выглядишь лучше. Не внешне, конечно, — Альфис выдавливает сухой смешок, — скорее, я говорю о твоём моральном подъёме. Он вызван этим твоим открытием, или дело в Папирусе?

Санс хмурится.

«Папирус?»

— Да, Папирус. Кажется, ваши отношения налаживаются? — она замечает подозрительный взгляд и взмахивает рукой. — Нет-нет, я лишь слышала это от Андайн. Не люблю сплетничать, но твоё самочувствие во многом зависит от твоего брата, и это достаточно интересно.

«Я не хочу об этом говорить».

— Вот как, — она суживает глаза так, что за очками они превращаются в две щёлочки. — Дело твоё. В любом случае, что бы ни происходило между вами, это уже ничем не сможет помочь. Я говорила — цветы не излечить. У тебя не осталось времени.

Он ждёт, что она скажет «мне жаль», однако Альфис молчит, глядя на него снизу вверх. Санс чувствует, что она видит вовсе не его — лишь заросли золотых цветов, к которым его скелет прилагается безоговорочно.

«Времени хватит. Дай мне то, о чём я просил, и я всё исправлю».

Она встаёт с тяжёлым вздохом. Грузное тело Альфис перемещается по лаборатории с удивительной проворностью; она срывает тёмную ткань с прислонённого к стене зеркала и подзывает Санса к нему. Он подходит, не совсем понимая, зачем.

— Сними одежду, — говорит она, прислоняясь к раме. — А потом мы поговорим об остальном.

Он послушно стягивает куртку и осторожно вылезает из футболки. На это тратится несколько минут, и неприятные ощущения возникают в тех местах, где он случайно тянет цветы. Альфис терпеливо ждёт. Когда Санс заканчивает, она подходит и бесцеремонно заглядывает ему под рёбра, туда, где мечется съедаемая цветами душа.

— Посмотри, — Альфис чуть разворачивается, чтобы он видел. — Вот почему у тебя не осталось времени, Санс.

Он смотрит в зеркало. В полумраке лаборатории его душа мягко мерцает синим, изредка вспыхивая ярким огнём; цветов на её фоне почти не видно. Если бы было ещё темнее, казалось бы, что она просто парит в воздухе, отдельно от тела; Санс отстранённо думает, что вскоре так и случится.

Он сжимает кулаки в беспомощном гневе. Он старался не глядеть на душу без лишней необходимости последнее время, и потому упустил стремительную её потерю. Цветы, пожирающие её всё быстрее, сделали своё дело: меж рёбер теперь осталась лишь малая часть его когда-то бывшей сильной души. Крохотный синий огонёк, тлеющий угасающей свечкой — вся его чёртова жизнь, прожитая напрасно.

— Это уже не вопрос дней, — слышит он над ухом. — Остались часы, Санс. Ты слишком поздно нашёл свои ответы, — она медлит немного, прежде чем продолжить. — Мне жаль. Правда.

Он собирается с мыслями. От души невозможно оторвать глаз, и потому он жестикулирует, всё ещё смотря в зеркало, будто поглощающее свет.

«Ты дашь мне то, что я просил?»

Альфис качает головой, и Санс чувствует, как стремительно гаснет его решительность, до того поддерживающая жизнь.

— У Азгора немного изменились планы. Здесь ничего нет. Полагаю, мы больше ничего не можем сделать.

Он пересиливает себя и отрывается от зеркала. Альфис завешивает его снова, и Санс так же медленно одевается, потому что надо идти домой и... чёрт бы знал, зачем теперь это нужно.

— Это был хороший эксперимент, — говорит Альфис, пока он бредёт к выходу, будто разговаривая сама с собой. — Если когда-нибудь подобное произойдёт с новым человеком, обещаю, что займусь этим.

Санс застывает на пороге, обожжённый этой мыслью. Новый человек. Новый ребёнок. Ещё одна душа, отобранная и распылённая ради тех, кто не умеет быть добрыми и милосердными.

Что ж. Возможно, не так уж плохо уходить из мира, что подобен этому.

Но Папирус, господи, Папирус...

Сансу хочется вцепиться в косяк и выть, выть, пока кто-то не придёт и не успокоит, но он остаётся на месте.

— Скажи, — слышит он из глубины комнаты. — Умирать — страшно?

Санс усмехается и поводит плечом, прежде чем шагнуть на свет.

***

Предчувствие накрывает Папируса душной волной. Он сидит в комнате Санса, лениво листая какую-то книжку — очередное научное чтиво, в котором он ничерта не разбирается, — когда проклятое ощущение накатывает, заставляя привычно встрепенуться. Душа нервно вздрагивает, и магия начинает бурлить, ища выход; Папирус откладывает книгу в сторону и тревожно прислушивается к себе, не зная пока, что делать.

Санса в доме нет. Он ушёл к Альфис пару часов назад, оставив записку на столе; Папирус нашёл её, когда вернулся с дежурства. Потом он поужинал в одиночестве, завернул остатки еды и убрал в холодильник, на случай, если брат будет голоден, вымыл всю посуду. Болтливый цветок куда-то улизнул, и Папирус позволил себе поваляться перед телевизором, пролистывая каналы, пока это ему не осточертело. Тогда он взглянул на часы — было около девяти — и решил сразу подняться наверх, в комнату Санса, чтобы дождаться его возвращения.

Брат хотел, чтобы он остался. Хотел, чтобы Папирус был рядом — значило ли это, что, наконец, они доверяют друг другу? Папирус много лет считал, что выбранная им линия поведения является единственной, позволяющей защищать Санса от бед, но теперь ситуация кардинально поменялась. В какой-то мере он благодарен цветам за это — вернее, был бы, если бы они не заставляли брата задыхаться и разговаривать жестами.

Папирус встаёт с кровати, беспокойно меряя комнату размашистыми шагами. Он не глуп, и он давно заметил, что Сансу становится хуже день ото дня. Недавно он чуть было не умер от удушья — случайность, что Папирус вернулся вовремя. Что, если в следующий раз им не так повезёт? Папирус не замечает, как сжимает зубы так сильно, что те чуть ли не крошатся; вязкий комок в желудке растёт пропорционально скачущим мыслям. Он не знает, что происходит с Сансом на самом деле; не знает, как продвигаются исследования Альфис, потому что брату хватает проблем и без его расспросов. Но беспокойство усиливается, и время подходит к одиннадцати, а дома ещё никого нет. Папирус решает дойти до лаборатории, чтобы успокоиться, но, прежде чем он открывает дверь, в комнату врывается Флауи, и на лице его написан неподдельный страх.

Папирус чувствует, как паника затопляет его до того, как Флауи начинает говорить.

— С-санс, он... — Флауи задыхается, словно бежал, хотя обычно он просто перемещается с помощью магии. Дыхание его сбивается, и душа Папируса тоже. — Санс, нам нужно...

— Что с ним? — перебивает Папирус резко, хватая цветок за стебель; тот вскидывается, глядя на него безумными глазами. — Чёрт тебя подери, что с ним?!

Флауи издаёт странный звук, похожий на всхлип.

— Он в Водопаде. Он умирает, Папирус, он...

Нет, нетнетнетнетнет

Флауи не успевает договорить. Папирус прижимает его к себе, закрывая глаза и судорожно пытаясь вспомнить, как это делается — он не телепортировался очень давно, считая это прерогативой ленивого брата. Однако теперь он позволяет магии свободно течь и делать своё дело; рефлексы всё же дают о себе знать, и Флауи тихо ахает, когда их тела постепенно растворяются и исчезают.