Самая лучшая месть - Уайт Стивен. Страница 37
Еще через минуту, проворчав «Какого черта», Кельда открыла телефонную книгу и принялась перелистывать страницы. Найдя то, что требовалось, она набрала номер. Мужской голос ответил после второго сигнала.
— Пообедайте со мной, — сказала она.
— Кельда?
— У вас много знакомых женщин, которые могут позвонить вот так, ни с того ни с сего и пригласить на обед?
— Нет, не много.
— А сколько вам нужно?
— Если звоните вы, мне достаточно одной, — ответил Том Клун. — И ответ, конечно, — да! Но я не могу заехать за вами, у меня нет машины.
— Я заеду за вами сама. Прогуляемся в Молл или куда-нибудь еще. Буду примерно в шесть тридцать.
Дни в Боулдере немного короче, чем в других городах, расположенных в восточной части штата Колорадо. Боулдер находится на высоте чуть более мили над уровнем моря, тогда как защищающие его от солнца вершины гор поднимаются на четырнадцать и более тысяч футов. Разница по вертикали между Боулдером и высочайшими пиками, находящимися менее чем в двадцати милях от города, составляет около двух миль. Когда летнее солнце опускается за внушительную каменную стену, последняя отбрасывает далеко не маленькую тень. Вот почему день в Боулдере заканчивается раньше и ночь словно торопится спуститься на город.
Но в жаркие летние дни, когда надежды на приход муссонов оборачиваются очередными разочарованиями, ранние сумерки и освежающая тень воспринимаются почти всеми горожанами как ниспосланное сверху благословение. И пусть сухой воздух не обещает близких дождей, а вечернее небо над Передовым хребтом сияет мягкими красками, плоскогорье Колорадо всегда сулит ночную прохладу.
За несколько минут до семи Том и Кельда спустились с холма, на котором стоял дом его деда, на Хай-стрит и направились к центру ночной жизни Боулдера, его главному торговому комплексу, или Моллу.
Центральный Молл Боулдера практически ничем не отличается от моллов других американских городов и вполне соответствует тому представлению о торгово-развлекательном комплексе, которое сложилось в сознании большинства американцев в последней четверти двадцатого века. Вымощенные каменными плитами, обсаженные деревьями, три пешеходные линии растянулись на четыре квартала и давно стали любимым местом времяпрепровождения сотен людей. В столетних зданиях разместились магазины и рестораны. Въезд транспорту запрещен, и запрет распространяется не только на автомобили, но и на велосипеды, собак, скейтборды, скутеры и все прочее, что, по мысли членов городского совета, препятствует спокойному отдыху горожан.
Теплыми вечерами в начале лета Молл и прилегающие улицы забиты людьми. Звуки, создаваемые уличными музыкантами и теми, кто их слушает, сливаются воедино и, отражаясь от стен, превращаются в веселую какофонию. Кафе и ресторанчики становятся на время самыми востребованными объектами недвижимости.
Том и Кельда заняли столик в «Матео», заведении, специализирующемся на средиземноморской кухне и приютившемся у восточной оконечности Молла.
— Не беспокойтесь, я заплачу, — сказала Кельда, когда они уселись.
— Спасибо, я ведь еще не работаю. Но работу уже получил. Начинаю со вторника.
Он рассказал о том, что его взяли фармацевтом в клинику «Кайзер».
— Звучит неплохо. Поздравляю. И как, вы довольны?
Том принялся изучать меню.
— Никак не привыкну к этим ценам. Послушайте, хочу спросить вас кое о чем.
— Да?
Она даже обрадовалась, что он не ответил на ее вопрос.
— Это свидание?
Кельда не стала отвечать сразу.
— Скажу, когда повезу вас домой, Том. Устроит? — Она добавила к словам улыбку.
— Непременно напомню. Знаете, когда вы улыбаетесь, ваша улыбка пробирает меня до костей.
Кельда отвела глаза.
— Но почему? — спросил Том.
— Почему — что?
— Почему вы выбрали меня? Вы же можете выбрать любого. Почему сидите сегодня именно со мной? С парнем, который только что вышел из тюрьмы?
— Не знаю. Ответный вопрос. Почему вы сразу согласились?
— Ну, это легко. Потому что вы — шикарная женщина. Потому что вы были так добры ко мне. — Том вздохнул и откинулся на спинку стула. — И потому что вы — клевая.
— Клевая?
Она добавила изумленно-вопросительной интонации.
— Вы что, играете со мной? Давно смотрели на себя в зеркало? Да вы любой красотке сто очков вперед дадите. Я таких, как вы, еще не встречал.
Кельда покраснела.
— По-моему, вы слишком много времени провели в тюрьме.
— Это уж точно, слишком много. Там и одного дня хватает с избытком. Но вы… вы… когда я смотрю на вас, мне хочется танцевать.
По спине у нее пробежал холодок, волоски на руках приподнялись, словно наэлектризованные. Она снова улыбнулась.
— Никогда не слышала ничего подобного. Мне еще никто такого не говорил.
— Никто не говорил? Ну, тогда они все просто идиоты. Выйти из тюрьмы, быть на свободе — это, конечно, прекрасно, но лучше всего мне было с вами.
— Вы очень милы, Том. Но возможно, все дело в том, что вас просто тянет к женщине, которая постоянно выхватывает оружие.
Он посмотрел по сторонам, как будто ее реплика заставила его насторожиться.
— Где наша официантка?
— Мы же с вами в Боулдере. Может быть, она еще дома и раздумывает, что бы надеть на работу. Или складывает альпинистское снаряжение в машину, если вечер застал ее в каньоне. Не волнуйтесь, рано или поздно кто-нибудь нас обслужит. Умереть с голоду здесь точно не дадут. — Кельда подалась вперед и, понизив голос, добавила: — Между прочим, «официанток» уже нет. Теперь все — «официанты», независимо от пола.
Том нахмурился.
— Извините. Я, наверное, делаю чертовски много ошибок. В последние дни просто чувствую себя Рипом Ван Винклем. Люди вокруг употребляют слова, которых я никогда в жизни не слышал, говорят о вещах, о которых я абсолютно ничего не знаю. А телевидение? Боже мой, показывают такое…
— Где ваша злость? — внезапно резко спросила Кельда.
Он тут же выставил подбородок.
— Это вы о чем?
— Том, вы потеряли кучу лет. Они просто ушли из вашей жизни. Их уже никогда не вернуть. Где ваша злость? Посмотреть на вас, послушать — спокойный, воспитанный парень. Никто и не подумает, что вы только что освободились из тюрьмы, где провели больше десяти лет за убийство, которого не совершали.
Он пожал плечами:
— А что я могу сделать? Попробую поквитаться с ними в суде. По крайней мере Тони Ловинг настроен оптимистично. Но как бы там все ни вышло, я постараюсь прожить жизнь хорошо. Как говорится, это будет самая лучшая месть.
Она снова попыталась не выдать своей реакции на эти слова.
— Я читала протоколы суда. Даже когда вам зачитали вердикт, вы так ничего и не сказали.
— А разве от этого что-то изменилось бы?
— Вы всегда такой рассудительный?
— У меня высокая температура кипения. Меня трудно завести. В колледже говорили, что мое место — в «Скорой помощи», потому что я остаюсь спокойным в критических ситуациях.
— Вы многое способны стерпеть?
— Думаю, что да. И это мне сильно помогло. Импульсивность в тюрьме до добра не доведет.
Он оглянулся через плечо. Кельда решила, что Том снова высматривает официанта.
— Что нужно, чтобы вас разозлить?
— Не знаю. По-разному бывает. В тюрьме я несколько раз точно выходил из себя.
— Расскажете?
Он задумался, потом покачал головой:
— Нет.
— А страхи? Что вас пугает?
— Ну, на этот вопрос я вам отвечу легко. Снова попасть в тюрьму. Оказаться в замкнутом пространстве. А вы?
— Что?
— Вы ведь сильно разозлились, когда мы ехали домой и те парни попытались вас запугать. Неужели могли бы выстрелить в Прехоста?
— Он мне угрожал. Я не люблю, когда мне угрожают. Не люблю, когда меня запугивают. В таких случаях я всегда даю сдачи. Вот я какая.
— Вы это имели в виду, когда разговаривали? Вы действительно кого-то застрелили? — Прежде чем она успела ответить, Том продолжил: — Вы сказали, что с такого расстояния не промахнетесь. Он спросил, сколько раз вы стреляли с такого расстояния. И вы ответили, что вполне достаточно. Это правда?