Чувствуй себя как хочешь - Холланд Саммер. Страница 18

– Он стал художником.

– Нет! – в ужасе разворачивается она. – Только не говори, что мама…

Палома кивает и опускает сыр в шоколад.

– Сочувствую, готовься. Кстати, ты ей уже сказала? – Палома корчит рожу, и Флоренс понимает: она о Гэри.

– Нет, и не знаю как.

– Что сказала? – доносится из гостиной строгий голос.

Мама, подбирая выбившийся из пучка локон, подходит к кухонному островку и с любопытством поглядывает в сторону плиты.

– Ты отдохнула? – спрашивает Флоренс.

– Не переводи тему. Что ты должна была мне сказать?

Палома опускает глаза в кружку с горячим шоколадом, делая вид, будто нашла там что-то интересное.

– Мама, все в порядке.

– Флоренсия, – переходит та на испанский и угрожающе хмурится, – какие у тебя появились секреты?

– Мы с Гэри расстались, – выдыхает она.

Мама останавливается и удивленно поднимает брови.

– Что ты сделала?

– Почему сразу я?

– Я три года наблюдала за этим мальчиком, Флоренсия, – строго отвечает она, – он бы тебя не обидел.

– Мама, не нужно так, – встревает Палома.

– Что произошло?

– Это сложно, – признается Флоренс. – Просто мы оказались очень разными.

– Вы всегда были разными! – Мама подходит к плите и придирчиво проверяет сковородки. – И ничего, жили. Я думала, вы к свадьбе готовитесь.

– Он не делал мне предложение, – напоминает она.

– Ну так подтолкнула бы его. Зачем с ним расставаться?

– Мы вместе это решили, но знаешь, – в душе поднимается болезненная обида, – он первый начал. У него появились секреты.

– Для мужчины нормально иметь секреты, – отрезает мама и морщится, – рис не досолила.

– Нормально – это когда собственная мама занимает мою сторону, – отвечает Флоренс. – А ты переживаешь только о Гэри.

– Нет, о тебе. О том, что ты творишь.

– Он не доверял мне! – кричит Флоренс, отчаянно пытаясь достучаться до мамы. – И ушел к своей ассистентке.

– У тебя был шанс выйти замуж, – пожимает плечами та, – два шанса. С Грегом еще ладно, но тут… Хороший мальчик, свой дом, рукастый. Подумаешь, англичанин. Как ты его выпустила? Тебе скоро тридцать, Флоренсия, а ты до сих пор со своими… картинами.

Флоренс опирается локтями на столешницу, бессильно роняет голову в руки и пытается собраться с силами.

– Вот поэтому я не хотела рассказывать, – глухо стонет она.

– Мама… – с укором произносит Палома. – Зачем ты?

– Я беспокоюсь.

– Ей плохо, ты не видишь?

Позади слышится стук лопатки о керамическую подставку, и через секунду мамины руки обнимают Флоренс, начинают гладить по волосам.

– Ладно, Флоренсита, – тихо произносит мама ей на ухо, – ушел и ушел. Ты красивая, найдешь еще одного.

– Не хочу, – шепчет она и выкарабкивается на свободу. – Извини, мам… Мне нужно подышать.

Выбежав на задний двор, она добирается до лавочки, скрытой за большим деревом. Ее любимое место дома: в детстве она всегда пряталась там. Проводила долгие часы, разглядывая листву и представляя, что это – лес.

Ей сейчас нужен кто-то, с кем просто можно поговорить, без объяснения причин, без глупых наставлений и советов. Но в голове почему-то всплывает только один образ.

Джек.

Глава 11

Факбой

– Привет, ба! – Джек переключает телефон на громкую связь и закрывает глаза.

– Родной, ты сегодня поздно.

Она говорит с улыбкой, но в голосе чувствуется укор: ждала его звонка. Сейчас десять, значит, у нее три часа дня.

– Спал, – признается он.

Джек настолько вымотался за неделю, что позволил себе выключить все будильники и спать до тех пор, пока больше не сможет. Наверное, именно поэтому подниматься с кровати совсем не хочется.

– Вот это новость, – скрипуче смеется бабушка в трубке, – Нью-Йорк же никогда не спит.

– А я могу, – улыбается он в ответ. – Часов десять проспал, представляешь? Еще даже не завтракал.

– Не заболел?

– Нет вроде. Устал только, как собака.

– А что там у вас происходит?

Не открывая глаз, Джек рассказывает ей о том, как прошла неделя. Они всегда подольше болтают по субботам и совсем коротко – в остальные дни. Бабушка каждый раз слушает его внимательно, даже если не понимает, о чем он говорит.

Этот ритуал он не нарушил бы под страхом смерти. Джек не представляет себе, как может провести утро без звонка бабушке: она ведь будет ждать. Сказать пару слов, просто услышать родной голос, узнать, что все в порядке, – и утро уже светлее.

Бабушка смеется над историями с работы и обсуждает с ним новые книжки. Когда она поддалась уговорам и вышла на пенсию, Джек постарался найти для нее подходящие развлечения, иначе ба заскучала бы и втихую вернулась на работу. Он не знал, что больше всего, помимо садоводства, ее увлечет местный книжный клуб.

– На днях новую историю взяли, – хвастается она, – я только начала, но жуть какая интересная.

– Пугает, когда ты так говоришь, – смеется Джек, – после «Пятидесяти оттенков серого»…

– Ой, да чего там есть, что парня вроде тебя может пугать, – ворчит бабушка, – нормальная книжка, нам всем в клубе понравилась. Один ты шумиху поднял.

– И что вы взяли на этот раз? – Он перекатывается на живот и опирается подбородком на ладонь, поближе к экрану.

– Японская книга, – радостно отвечает бабушка, – называется еще так чудно, «Лето злых духов Абаме»… Или, или «Абами».

– Убумэ, – поправляет Джек.

– Спасибо, мистер Всезнайка.

– Пожалуйста, ба. Чего это вас в хонкаку-детективы потянуло?

– Что такое хонкаку, не знаю, но Мардж нашла эту книжку у своего сына, а потом принесла нам! Мы обсудили и решили дать этим убумам шанс.

– Японские детективы – это целый жанр. – Джек берет телефон и наконец поднимается с кровати. – Вы нашли один из самых популярных. Тебе понравится, там неожиданный финал.

– Если ты хоть слово о нем скажешь, я выпишу тебя из завещания, – предупреждает бабушка.

– Понял, молчу.

В трубке слышится бурчание.

– Ладно, не будем ходить вокруг да около, совсем заговорил меня. Скажи, как там Гэри?

– А что с ним будет?

– Не придуривайся, я тебя насквозь слышу. Он же расстался со своей Флоренс?

Джек оборачивается к кровати и словно опять видит каштановые волосы, разметавшиеся по подушке. Ее имя не всплывает в разговорах с тех самых пор, как Гэри сказал об их расставании, и это к лучшему.

Кажется, Джеку сложно себя контролировать, когда он его слышит.

– Есть такое, – говорит он, надеясь, что бабушка ничего не заподозрит. – Но он в порядке.

– Точно?

– Ты же его знаешь, ба. – Он жмурится и старается не думать о том, что почти чувствует в спальне цветочный запах. – Он ночь поспал, наутро как новый. Даже не переживает.

– Присмотрел бы ты за ним, а?

– Ему тридцать лет! – возмущается Джек. – Здоровенный лось. Расставание пережить сможет.

Бабушка больше не спорит, но ее беспокойство все-таки передается и ему. Правда, не за Гэри: с этим-то понятно. Домой несется, стоит стрелке до шести доползти, причем с Пайпер под мышкой. И глаза сияют дальним светом, такое не пропустишь.

Джек думает о Флоренс. Когда они в последний раз виделись, получилось как-то глупо. И всю неделю он останавливал себя: не стоит за ней присматривать. Не нужно пересекаться, якобы случайно появляться у ее дома, заходить на работу.

Очевидно, он ей не нравится. Очевидно, она ему тоже: три года взаимного недовольства одним махом не выбросишь. Но тянет так, что ничем рациональным не объяснить. Просто мысли все время выворачивают на дорожку под названием «Флоренс Мендоса».

Ба задает еще пару вопросов о Гэри и отключается. Нужно собираться на работу: они договорились встретиться в офисе и обсудить завод спокойно. Видимо, теперь можно рассчитывать на тишину только по субботам.

Взгляд задерживается на рубашках, но Джек напоминает себе о том, что сегодня выходной. Можно не наряжаться, футболка с джинсами подойдет. Кто на него смотреть станет, принтер? Все внутри вопит против этой поездки, но братья будут ждать.