Чувствуй себя как хочешь - Холланд Саммер. Страница 52

– Ладно, – улыбается Флоренс. – Может, мне и правда стоит попробовать.

– И не вздумай отказываться от Парижа.

– Ни за что. Он вроде бы за все платит.

– Тем более.

Когда Флоренс уже собирается отключать звонок, воодушевленная новым взглядом на их с Джеком общение, в дверь аккуратно стучат.

– Я заеду на днях, – обещает она в трубку и поворачивается к выходу.

Моника с трудом протискивается в кабинет: у нее в руках – огромный букет из красных роз. Настолько шикарный, что Флоренс даже немного завидует: она давно не получала цветов. Гэри не умел их дарить, а уж тем более выбирать.

– Тот парень? – кивает она на букет. – Какой романтик.

– Не мой, – сияет Моника, протягивая его ей. – Это для тебя.

На секунду кажется, Флоренс ослышалась: ей? Кто мог прислать ей цветы, тем более такие? Она ведь даже…

– Кое-кто влюблен в тебя по уши, – добавляет Моника.

Флоренс неловко принимает у нее розы, запахом которых наполняется весь кабинет. Они настолько свежи и прекрасны, что голова начинает немного кружиться от радости. Внутри обнаруживается записка.

«Выше нос, Цветочек. Мы летим в Париж!»

Глава 28

Факбой

Флоренс с удовольствием вытягивает ноги и откидывается на спинку сиденья. Она выглядит счастливой и взволнованной, и от этого сердце Джека колотится, как сумасшедшее. С момента встречи в холле аэропорта он не может отвести от нее глаз.

Переключившись в отпускной режим, она неуловимо меняется. Они едва взлетают, а ей уже все нравится. Аэропорт, напитки в самолете, место у окошка в бизнес-классе. Постепенно тревоги спадают с ее плеч, позволяя расслабиться и даже прикрыть глаза.

Через несколько минут Флоренс засыпает. Джек наблюдает за ней, пользуясь моментом. Когда спит, она особенно прекрасна: ее безмятежное лицо напоминает ему Беатриче. Эта картина заставила его влюбиться в искусство. Тогда он начал читать, узнавать больше, ходить в музеи и на выставки, чтобы снова испытать это чувство.

Сам не пишет. Ему не стать Пигмалионом, влюбившимся в собственное творение, он вообще не способен на созидание. Его судьба – вечно восхищаться чужим талантом. Чувствовать мысли художников, порой причудливо материализованные, но никогда – делать что-то самому.

В этом они с Флоренс и похожи. Джек знает, в ней тоже есть и понимание, и насмотренность. А главное – умение видеть то, мимо чего большинство людей пройдет, так и не узнав, что это было настоящим искусством. Даже Йельский университет не смог уничтожить в ней острое чувство идеи.

Наверное, поэтому ему до сих пор интересно, как в первый раз. Хочется слушать ее бесконечно, цепляться за светлые мысли, поддерживать их. Даже если не согласен с чем-то, Джек все равно готов хотя бы попытаться понять, почему она так думает. Конечно, ее любовь к постмодерну часто ставит под удар их добрые отношения, но кто не без греха?

Что это с ним? Флоренс ведь ничего особенного не делает. Она не пытается показать себя с лучшей стороны, не притворяется идеальной женщиной и даже не очень-то старается. И все равно выглядит лучше всех. Абсолютно всех на свете.

Джек пока не понимает, что с ним происходит, но каждый день, вечер, даже каждый ланч, проведенный с Флоренс, становится особенным. Ему нравится в ней так много вещей. Она не пытается изменить его или измениться самой. Не врет, не устраивает шоу из ласк и внимания. И не терзает ни ожиданиями, ни претензиями.

Они словно две детали пазла, вдруг вставшие на место, которое было отведено для них с самого начала.

Джек застывает, не в состоянии пошевелиться. Это же оно, то, о чем он читал, о чем слышал от других людей, но никогда не испытывал сам.

Он влюбился в настоящего живого человека. Флоренс улыбается во сне, будто отвечает на его безумную мысль согласием. Все, о чем Джек врал себе, исчезает, как пыль, которая поднимается от ветра и обнажает спрятанный до этого истинный концепт.

Не дружба. Не наваждение. Не помешательство.

Самая обычная любовь. Чувство, на которое, как он думал до этого, его сердце не способно.

Странно, конечно, что понял это только сейчас. Флоренс стала особенной уже тогда, когда он смотрел на ее обнаженный силуэт в тусклом свете далекого фонаря, наверное, даже раньше. И ни на минуту после этого она не переставала быть такой.

Хочется быть рядом с ней каждый день. Если Джек не думает о работе, он думает о Флоренс. Она во всем: в том, как горят вечером огни соседних домов, в нежном запахе роз из цветочного бутика неподалеку от офиса. Она живет в его мыслях, гонит кошмары, и ее спокойная улыбка – единственное, что помогает справиться, когда все идет кувырком.

А если им правда попробовать? Это ведь не так сложно сейчас – просто начать встречаться. Он влюблен, а она как минимум не против проводить с ним время. Они могли бы выбираться на нормальные свидания, вместе выходить в свет, Джек даже готов ужинать с Бри и Маттео. Черт с ним, даже с Третьим и его невзрачной женой, если Флоренс захочется.

Гэри поймет. Джек возьмет в союзники Тыковку, тот поможет подготовиться к разговору. Если Гэри узнает, что для него это важно, не на один раз, и у них все серьезно, неужели будет против? Тем более, у самого новые отношения, им делить нечего.

Пройдет время, и Флоренс переедет к нему. Они будут проводить вместе все вечера, засыпать и просыпаться рядом, спускаться в спортзал по утрам, а по выходным – ездить в Нью-Джерси к ее родителям.

Через пару лет можно будет пожениться. Джек ни разу в жизни не представлял себя женатым человеком, но сейчас это получается без труда. Правда, только с Флоренс. Он тянется к ее волосам, ласково пробегается по ним пальцами. Это должна быть весенняя свадьба, с кучей цветов и в теплую погоду.

Он наконец расспросит ее обо всем, что с ней происходило. Ему интересен каждый день ее жизни, начиная с момента, когда она впервые стащила с папиной полки книжку с репродукциями Андреса де Санта-Мария. А он расскажет все о себе.

«Почти все», – подсказывает в голове мерзкий червячок сомнения.

Внутри холодеет. Джек вспоминает, как тяжело ему дался рассказ о матери. Не потому что Флоренс не так слушала – просто приходилось собирать все силы, чтобы не давать голосу дрожать и прерываться. И это ведь не самое страшное, что пришлось рассказать.

О том, как они зарабатывали в Манчестере, Флоренс знает. Не может не знать – вряд ли за три года Гэри ни разу не проболтался. Правда, она сама об этом не заговаривала – может, не считает нужным, – но ее явно не смущает то, что она спит с бандитом. Бывшим бандитом, конечно, но факта это не отменяет.

А вот о ночи, когда они перегоняли проклятую «Альфа-Ромео», Флоренс точно не в курсе. Они не то что не рассказывают об этом – даже между собой не обсуждают. Словно ничего не случилось.

Обычно Джек и себе запрещает вспоминать. Произошедшее возвращается к нему по ночам вот уже семь лет как. Во сне он до сих пор тащит тяжелое тело, которое с трудом поддается. Обувь вязнет в чужой крови, а сам он трясется от страха, стоит ветке под ногой хрустнуть.

Иногда в этот сон примешивается мать. Он слышит тяжелый вздох, поднимает голову и видит, что она стоит неподалеку. Ее лицо кривится в отвращении, и она обязательно называет его одним из своих любимых слов: ничтожество, идиот, посмотри, в кого ты превратился.

Флоренс не спрашивает, почему он просыпается от кошмаров по ночам, – думает, уже знает. Если они будут вместе, Джек не сможет ей врать. Он вообще ничего не способен скрыть, она все равно узнает и почувствует. Да и ей хватило секретов в прошлых отношениях, повторять ошибки брата в его планы не входит.

Но будет ли это честно? В конце концов, Флоренс не подписывалась хранить чужие страшные тайны. А главное – сможет ли она его принять, когда узнает, кто он на самом деле? Угонять тачки – это одно, но проклятый Карлайл перевел их всех в новый разряд уголовников. В ту часть криминального мира, откуда обычно не возвращаются.